Дурман

...Во всем теле — обжигающая тяжесть... напряженные до предела мышцы — словно ошпаренная вата... Глубоко-глубоко внутри, там, где стыдно касаться, тяжело ворочалось нечто, сжимая, сжигая нутро, чтобы горячим дыханием рваться потом изо рта, полного вязкой слюны... Она хотела кричать — голоса не было. Сознание скомкалось, вывернулось, исказилось до неузнаваемости, накалилось до горячечного бреда, в котором растворялось всё, до чего она могла дотянуться... — Йона? Он все-таки пришел за ней... Тревогу на лице его сменило напряжение, руки его скрестились на груди, и ткань хаори туго охватила плечи. Она неотрывно смотрела на его ладони, пальцы, ей хотелось вдохнуть, но горло не слушалось. Он что-то говорил — она не понимала ни слова. Она видела только, как сжимались пальцы на предплечьях, как он все больше хмурился, как тяжело сглотнул, когда она подалась вперед. Коснуться... его.. сейчас... — Принцесса... Вам нехорошо?.. — Нехорошо, — как эхо отозвалась девушка, не сводя с него глаз. Она потянулась медленно, словно между ними был не воздух — морская вода. Тронула лицо его робко, мазнула кончиками пальцев по щеке; будто задумавшись, мягко очертила линию челюсти, коснулась шеи — и вздрогнула, ощутив ладонью её напряженность. Взгляд она не смела поднять — знала, что не сможет выдержать. Только чувствовала, как неотрывно следил он за каждым её движением, как неровно он дышал. Вдох-выдох. Тяжело поднимается широкая грудная клетка, пульсирует жилка, прижатая её ладонью, сжимается глотка. Сейчас... Ей хочется... Ей... нужно... Ледяные пальцы сомкнулись на запястье, сдавили руку до боли. Тихий вздох тронул её грудь изнутри и мягко осел на мгновенно пересохших губах. — Принцесса. Всего одно слово — и в воздухе столько угрозы, что трудно дышать. Поймать его взгляд — и можно задохнуться. Он давил на плечи, тянул к земле, ей хотелось опустить голову, опустить плечи, прижаться к земле, слиться с ней. Моргнув и неровно дернув плечами, она осознала, что все это время сидела перед ним в одной нижней рубашке с широко разведенными бедрами. Что одна ладонь её лежала у него на шее, а другая упиралась в землю у него между ног. Стремительно она отдернула руку, прижала её к губам, подавляя сухой, истеричный плач, готовый вырваться из груди. — Я... я... Хак... это... Он смотрел как будто со злостью, и сердце ухнуло в живот. Разозлился... он очень разозлился! Его рука накрыла ладонь, лежащую на земле, крепко сжались холодные пальцы. Взгляд его всё так же пугал — но ни отвернуться, ни отвести глаза она не могла. Завороженная, она смотрела, как он потянул и прижал её ладонь к сухим, горячим губам. Смотрела, и за собственным сердцебиением не ощущала почти ничего. Только пыталась украдкой натянуть короткую рубашку чуть ниже, чтобы хоть как-то прикрыть обнаженные бедра. Стыд притупил наваждение, но во рту было горячо по-прежнему, она хотела сглотнуть — не получалось. Ей удалось сделать только пару коротких вдохов, но от них тяжесть в груди только набухла, усилилась. Она потянула ладонь на себя, умоляюще глядя на Зверя. ...Она не поняла, как это случилось — просто в какой-то миг нашла себя у него на руках. Хак дышал глубоко, но как-то неровно, руки его скользили по спине короткими рывками. Она испуганно ахнула ему в грудь, попыталась вырваться, но слабость её перед ним была так очевидна, что она оставила свои потуги после пары неудачных попыток. Вцепившись в его хаори, она горячо дышала, жмурилась, прятала лицо, пока он исступленно ласкал её спину от лопаток до поясницы, целовал волосы, запуская в них пальцы. Она мелко дрожала от каждого движения, от каждого вдоха его, щеки горели так, что ей было от этого больно, а холод ладоней его на спине быстро сменился лихорадочным жаром, проникающим под кожу до самых костей. Вдохи становились всё короче, оглушительно колотилось сердце, и она не могла понять, чье именно. Ей было стыдно, стыдно за слабость, стыдно за это сердцебиение и эту тяжесть в животе, что толкала прямо ему в руки, прямо ему на колени. Его пальцы на шее сжались, поймали подбородок и потянули вверх, и она подняла голову, мучительно сгорая в собственной слабости. Глаза её блестели, но она не могла этого знать. Она только подавилась вдохом, когда Зверь со странным хрипом наклонился к её губам. ... Тонкая рубашка, отделяющая кожу от кожи, пропиталась потом, липла, но не ощущалась вовсе. Живот к животу, и тяжесть его жгла, наполняла внутренности болезненным жаром, рвущимся наружу с каждым толчком. С каждым толчком все глубже вонзались ногти в напряженную спину. Низ живота окутало влажным жаром, бедра её, прижатые к его бокам, затекли, и мелкие капли пота щекотали кожу. Рваные поцелуи на шее, груди и лице, он оставлял их с тяжелым дыханием, ни на секунду не разжимая рук, не сбавляя темпа, даже не пытаясь удержать свое тело на весу, вдавливая её в землю, давно уже не холодную... И эта земля плавилась под ней, плавился воздух, стекающий в легкие по пересохшей гортани, стирая границы реальности и безумия... ... Яркое солнце пробивалось сквозь полог палатки, наполняя её ослепительным светом. Она лежала прямо по середине, и взгляд её тонул в бездонном сиянии. Одеяло валялось в углу, платье задралось до колен, губы пересохли, но все ощущения, все мысли скапливались где-то на краю сознания, легко звенящего от остатков дурмана. Сон, дикий до неправдоподобия, оставил на память только легкое покалывание внизу живота, слабость в ногах да нездоровый румянец на щеках. И какое-то странное, смутное чувство, как будто она совершила ошибку, но, на свою беду, совершенно забыла, в чем именно, и теперь мучительно пыталась вспомнить. Машинально девушка поправила платье, поправила волосы и потянулась за одеялом. И только тогда заметила его. Хак спал в самом дальнем углу палатки. Не похоже на него — спать дольше, чем она, да еще и на таком расстоянии. Зверь всегда ложился достаточно далеко, чтобы не смутить принцессу, но и достаточно близко, чтобы мгновенно защитить её в случае опасности. Может, она беспокойно спала и мешала ему? Подробности сна всплывали одно за другим, щеки ощутимо обожгло, и смотреть на Громового Зверя стало невыносимо. Подскочив, она вылетела из палатки и поспешила к реке — освежаться. Принцесса почти не ошиблась. Она действительно спала беспокойно: тяжело и жарко дышала, всхлипывала, сжимала бедра, водила рукой по одеялу, а потом вовсе сбросила его. Он хотел разбудить её —но побоялся даже коснуться. Хотел уйти, чтобы не видеть — но так и не смог сдвинуться с места. Наутро её недоумение было так очаровательно, что он решил притвориться спящим, а после делать вид, что ничего не было. Это было несложно — куда труднее было сдерживать улыбку, настойчиво тянущую губы. Джи-ха отпускал шуточки на тему хорошей ночи, бушевал возмущенный Киджа, понимающе щурился Зено. Хак не слушал — ему не было дела. Ни до чего ему больше не было дела. ...В темноте палатки он услышал имя. Сначала подумал, что показалось — настолько неправдоподобно звучало оно из уст спящей девушки, особенно произнесенное с таким придыханием, с таким чувством, на которое, казалось, его принцесса была не способна... ...В темноте палатки он услышал имя. Своё.