Моцарт - "Симфония/мелодия сердца".
Заржавевшая калитка упрямо скрипнула и сдвинулась лишь на дюйм, но Чонину этого хватило, чтобы бесшумно проскользнуть в сад. Пока рост позволял ему вытворять такое, да и никто не знал о секретной тропинке, ведущей прямо к покоям молодого господина. Здесь его не смогли бы увидеть, поймать – тем более. И всё же, тишина, царившая во дворе О, настораживала. Тут всегда было очень тихо. ―Люблю тишину. ― Что? ―Здесь очень шумно, я не слышу свои мысли. Тишину люблю. Так сказал молодой господин, когда они впервые встретились. Это был бал, устроенный в честь наступившей четырнадцатой зимы Чонина. Ничего серьёзного, даже не совершеннолетие, но родители сказали, что он возмужал, оставил детство за собой, и это стоит отметить. ― Чонин, ты покоришь гостей. Закатили огромный бал. Были приглашены дворяне со всего королевства, яблоку негде было упасть среди такого множества гостей. Дамы в ярких пышных платьях со сдержанной улыбкой поздравляли его, мужчины – пожимали руку, либо хлопали по плечу своими огромными ладонями, и все единогласно соглашались: «Ангельски красив!» -, вызвав ликование у гордой матери. Чонин встречал их прямо на крыльце в своём блестящем чёрном костюме, красивый, тонкий, волнующийся, старавшийся не перепутать «княгиню» с «графиней», ведь это признак невоспитанности. Он должен был показать, что у Ким растёт достойный наследник. И пока смущённая улыбка с искорками в огромных глазах спасала его неоднократно. А потом откуда-то появился он. Полная противоположность ярко сиявшему имениннику, холод против тепла неуверенной улыбки, отстранённость вместо приветливости и свет напротив тьмы. ― Княги… ― он запнулся, краем глаза заметив значок фамильного герба на груди у незнакомого мальчика, который при этом пронзил его таким холодным взглядом, что стало неуютно. Чонин сжался, а идеально прямые брови на переносице у того сдвинулись навстречу друг другу. ― Простите… ― Ничего страшного, молодой господин, ― они были в белом, вся семья, поэтому Чонину не составило труда понять – графиня О, мать. Такая же светленькая, красивая, статная, но при этом теплом веяло от каждого её движения. Она наклонилась, нежно провела ладонью по щеке Чонина, чем сильно его удивила – так часто делала госпожа Ким – и с материнской заботой произнесла: ― В нашем королевстве растёт прекрасный князь. Joyeux anniversaire, Чонин. Сэхун, милый, поздоровайся с именинником, возможно, вы станете друзьями. Графиня О пригласила мальчика ближе, и переволновавшийся в столь непривычной ситуации Чонин резко протянул руку вперёд, поздно осознав, что этого делать не стоило. Но такие детские порывы гости расценивали неопытностью наследника, который четырнадцать лет не показывался в свете и на балу стал предметом обсуждения каждой собравшейся группы. ― Поздравляю вас, молодой господин, ― сухо бросил младший О, когда они остались совсем одни, прямо друг напротив друга. В своём белоснежном костюме, с тронутыми снегом волосами он был похож на ледяного принца. Чонин никогда ещё не видел таких мальчиков. Что-то потянуло его за волосы, и Чонин вскинул голову. Ветка. Каким-то образом запуталась в волосах. Он улыбнулся. О были влиятельной семьёй, хорошо воспитаны и добрые, имели всё под рукой. Даже дом их был больше, чем кимовский; огромный, шикарно обставленный, но вот в саду вечно творился беспорядок, будь то лето или зима. Это было личное владение Сэхуна, поэтому родители не заходили в «его мир». Помнится, молодой господин любил гулять тут весной, а иногда они собирали вместе урожай. Вишни. Тут было очень много вишен и роз, с трепетом оберегаемые им. Чонину всегда казалось, что Сэхуну идёт красный, прекрасно гармонировавший с его белоснежными волосами. Он такое ляпнул в один прекрасный день, что потом они долго занимались любовью прямо на рассыпанных лепестках алых роз. Его господин стонал тихо, но сладко, и Чонин разрывался между желаниями взять его сильно и полностью или нежно, наслаждаясь контрастом алого с белоснежным, когда очередной лепесток падал на тело Сэхуна. Гостей приехало больше, чем ожидалось, и все как один повторяли, что Чонина ждёт прекрасная карьера. Он в одну ночь успел стать будущим фаворитом короля, светским львом нового поколения и даже натурщиком одного знатного, талантливого месье, картины которого раскупали в первый же день продажи. В молодого именинника были влюблены все. Чонин, не привыкший к таким пророчествам насчёт своего будущего и вообще впервые встретивший столько представителей знати, смущённо извинился перед гостями, прежде чем надолго отойти. Балкон встретил его холодным зимним воздухом. ― Добрый вечер. И взглядом «ледяного принца». В лёгкие в одно мгновение поступило слишком много воздуха. Чонин чуть не задохнулся от неожиданности, но виду не подал. Наступила гробовая тишина, прерываемая потрясающей игрой приглашённого из Лондона оркестра. Звучала любимая «Симфония сердца». ―Там шумно, верно? ― Сэхун первый заговорил, опираясь на перила и смотря куда-то далеко-далеко через плотную темноту ночи. Чонин рядом с ним уж очень много смущался. ― Есть… немного. Он далеко в своих мыслях отметил, что О был намного ниже его. ― Не люблю балы. Вечно собирается толпа разномастных представителей уважаемых семей, и все то и дело твердят, какой у хозяйки прекрасный вкус и ангельски красивый наследник. Чонин стал красный как рак, не зная, какие слова лучше подобрать для ответа. Столь откровенную речь ему слушать не приходилось никогда. ―Но в одном они оказались правы, ― Сэхун скользнул по нему мутным взглядом, ― наследник действительно красив. В этот раз Ким не успел покраснеть, а О оказался шустрее. Руку, безвольно лежавшую на ледяных перилах, обдало теплом, и прямо под фамильным перстнем остался след горячего поцелуя. ― Joyeux anniversaire, Jongin. Кажется, именно в тот момент, когда их взгляды встретились, Чонин полюбил. Он дошёл до алых роз, единственных растений, за которыми Сэхун следил в этом саду. Улыбку сдержать не удалось. Чонин любил наблюдать за сосредоточенным господином, аккуратно убиравшим сорняки, будто это было его обязательством, не вмешивался, когда тот переходил на поливку, и всё же внутри умирало, стоило тому задеть пальцами острые иголки. ― Странно графу заниматься садоводством. Разве для этого не нанимают людей? Чонин не много говорил, но рядом с молчаливым О чувствовал себя болтуном и всё время смущался этого. Он уже привык хватать господина за руки, заботливо протирать грязь подготовленной влажной тканью, а потом не пускать его в сад, пока ранки не заживут. Сэхун выслушивал его тирады насчёт своей беззащитности с ледяным лицом, даже бровью не двинув. И после целовал. ― Чонин, тебе же нравится красный? Сэхун оказался младше него на целый год, а размышлял будто взрослый. И Чонину это нравилось. Они любили проводить дни в богатой библиотеке семьи Ким – отец был ярым коллекционером редких изданий, которые иногда стоили ему баснословных денег – погружаясь в чтение красивых поэм и стихов, желательно о любви, и несчастной. Хотя по большей части в поэмах редко случался счастливый конец. Чонина это вгоняло в тоску, но Сэхун любил его слушать и он продолжал вчитываться в длинные строки, пропуская перед глазами образ задумчивого молодого господина. На нём была белоснежная рубашка, расстёгнуты верхние пуговицы, что здорово отвлекало. Обычно в такие моменты лицо О преобразовывалось: брови собирались к переносице, маленький рот был приоткрыт, будто неразделённая любовь, которую расписывал автор уже три страницы как, требовала серьёзных размышлений. ― Почему ты читаешь грустные истории? Разве мало книг-биографий или исследований, где всегда можно найти увлекательные ве… Сэхун повернулся набок и коснулся указательным пальцем его губ. Он лежал на диване, а замолчавший Чонин устроился рядом на полу, застеленном ковром из Азии. Ма долго уговаривала отца приобрести его и не зря: он всем понравился. ― Не знаю?.. Просто это жизненно, Чонин. Разве бывает что-то без боли? Если ты испытал счастье, за ней обязательно должна последовать плата. Тем более если это касается любви. Сэхун говорил почти шепотом, и в грустном его тоне промелькнула толика сожаления. Правда о чём, Чонин так и не понял. ― Наша любовь тоже закончится? ― спросил он дрогнувшим голосом. Сэхун привстал. ― Что? ― Если не бывает ничего без боли, то мы тоже должны испытать её? Но почему? ―Чонин, что ты говоришь?! ―Ты сам… Молодой господин настолько неожиданно на него набросился, что Чонин, не ожидавший, распластался под ним на ковре. Сэхун тяжело дышал. ― Нет! С нами ничего не будет. И вообще, почему ты так подумал, Чонини? Мы не герои поэм Шекспира, чтобы заканчивать подобным образом. И… Боже, нет… Я не хочу так. Сэхун – какой же он тогда был ребёнок! – заплакал. Чонин решил его поцеловать. Очень захотелось сделать это, да и никто бы их не увидел. Они были в своём мире, затерявшиеся среди высоких стеллажей, вдыхавшие приятные запахи книжных обложек, пропитываясь друг другом. Впервые они занялись любовью именно там. У О было всегда тихо, Чонин привык к такому, поэтому без особых приглашений рванул по крыльцу в дом. Обычно графиня проводила время в гостиной у самого камина и всегда, сколько бы они не встречались, заканчивала очередное творение. Ей нравилось беседовать о погоде, расспрашивать об успехах в только начинавшейся военной карьере, пока они вместе ждали Сэхуна со специальных занятий. А увлекался он многим, так что вечера и дни тянулись в беседах с горячим шоколадом либо чаем, любезно предложенным госпожой. Чонин любил её не меньше Сэхуна и удивился, не обнаружив там. Казалось, все хозяева дома исчезли в один миг. Ни дворецкого, ни слуг, ни даже собак… Это было очень странно. ― Сэхун? Молодой господин! Он пересёк расстояние в два пролёта лестниц и оказался на втором этаже. Заглянул во все двери, выглянул в окна, не на шутку разволновавшись о господине. ―Сэхун! Ты где? Возможно, они куда да уехали и не предупредили его? Или просто отлучились на час-два? Нет, Сэхун бы дал ему знать. И Чонин заметил ещё в саду, что розы сегодня поливали, а это никто кроме молодого господина сделать не мог. Никто. Так… ― Сэхун?! Повзрослев, они обязывались посещать все балы, устраиваемые в королевском дворе. И они посещали, вместе, всегда придерживаясь одного стиля, нарядов: Сэхун был в белом, будто принц из северных стран, а грациозный Чонин – в таинственном чёрном. Этот яркий контраст между ними, красота и статусы привлекали всех, становились предметами обсуждения. Порой слухи гуляли во дворе месяцами, иногда Чонин замечал под окном Сэхуна вздыхающих по нему молоденьких мисс. Особенно когда тот играл Моцарта. Его стоило послушать хоть раз в жизни. Однажды они устроили шоу на балу, после чего слава о паре графа и князя разлетелась по всей стране, а король сделал их своими специальными гостями, имевшими привилегию посещать дворец когда только вздумается. Сэхун играл любимую Чонином «Симфонию сердца», красиво ведя длинными пальцами по белоснежными клавишам, а тот, будто завороженный следил за ними, пока мелодия владела телом. Чонин двигался плавно, сильно и чувственно, танцевал, будто от этого зависела вся его жизнь. А танцевал он божественно, молодой господин не раз ему это говорил. Сэхун перескакивал с ноты на ноту, лишь изредка бросая на него холодные взгляды, в которых таяли льдинки, и ласкал своей музыкой. И когда гости уже не могли сдержать восхищённых взглядов либо слёз, он упал прямо у его ног, не в силах восстановить дыхание, ещё не отошедший от испытанных эмоций. Было странное чувство опустошённости, будто Чонин подарил каждому частичку себя через движения. И не осталось ничего. Ни-че-го. А потом чьи-то холодные пальцы коснулись подбородка, приласкав, приподняли. Это был его молодой господин, улыбавшийся самой прекрасной улыбкой на свете. Он не дал ему утонуть. ―Чонин, ты лучший. ― Сэхун! И он нашёл его совсем одного на веранде, залитой тёплым летним солнцем. Играла замечательная «Симфония сердца» прямо от души в душу, будто лишь нотами высказывалась вся любовь, что в сердце. На такое был способен только его господин, тот самый «ледяной принц», которого он любил, кажется, целую вечность. Вот только лёд растаял, и на его месте оказался тёплый комочек. Чонин полностью раскрыл его. ― Сэхун? Почему дома никого… Прошло достаточно времени, пока он заговорил. Вид растрёпанного уже не молодого господина грел сердце и терзал воспоминания. ― Слышал, ты покидаешь страну. Сэхун пытался выискивать взглядом что-то на белоснежных клавишах. У него была привычка: прочищать всё до блеска. ― Откуда… Ясно, ма проболталась? От неё ничего не скрыть, ― Чонин говорил легко, с улыбкой, так почему внутри что-то скребло неприятно и больно? ― Когда свадьба? ― Что? ―Разве ты не женишься? ― Ах, это. Па отправляет меня в «Новую Англию». Там открыты земли, где необходимо командование. Меня повысили по службе и… да, свадьба будет, но уже там. Я хотел тебя пригласить, как самого важного гостя. Он внезапно оторвался от изучения своих пальцев и пронзил Чонина насквозь непривычно холодным взглядом. ― Хорошо, я поеду. ― Сэхун… ―Всё отлично, рад за тебя, - смущённая улыбка и палец на «до». ― Чонин, не мог бы ты станцевать? Я играю, но мелодия неполноценна без главного элемента, пустая и без чувств, ― он тяжело вздохнул. ― Я давно не практиковался… ― Последний раз, Чонин. Станцуй для меня. Пожалуйста. Чонин сразу сдался. И под летним тёплым солнцем они повторили то самое шоу, устроенное семь лет назад в королевском дворе. Пальцы Сэхуна порхали над клавишами, а Чонин – над землей. В этот момент всё казалось таким непривычно родным, особенным и полным воспоминаний, начиная с бала, устроенного в честь четырнадцатой зимы князя, заканчивая робкими поцелуями под звёздным небом. Казалось, прежние чувства вспыхивали вновь и вновь, казалось, Чонин никогда не переставал любить своего молодого господина… Мелодия плавно прервалась, а потом он почувствовал острую боль в сердце. ― Чонин, я так люблю тебя. Что-то тёмно-алого цвета капнуло на серый мрамор. Чонин резко схватил подставленную ладонь и обернулся, чтобы утонуть в тёплом взгляде «ледяного принца». ― Сэхунни, ты...***
Бэкхёна подняли на ноги с первыми лучами солнца. Ещё не выспавшийся после вчерашних отчётов до поздней ночи он даже толком не умылся и поспешил в особняк О. ― Почему вы примешали сюда Кимов? Разве есть связь между этими событиями? Ох уж… ― Месье коронер, это дело требует именно вашего рассмотрения. Поручение от короля. Бэкхён, только начавший возмущаться на своего помощника, вдруг замолчал. Прямо перед ним лежало письмо с алой королевской печатью и с отметкой «срочно». Что же такого важного случилось, что аж его величество приказало ему заняться делом? А потом его осенило. ― Какие Кимы, Цзытао? ― Князья Кимы, месье. ― Тот самый мальчик, который семь лет назад… ― Да. У вас хорошая память. Карета остановилась прямо перед воротами в особняк О. Бэкхён недоверчиво покосился на тучи, застилавшие летнее небо, и всё понял. Он знал, почему играла пластинка с «Симфонией сердца», не так прекрасно, конечно, как её исполнял сам Вольфганг, либо наследник О. Вспомнил двух красивых молодых господ, посетивших семь лет назад королевский бал. Тогда его только назначили коронером и впервые пригласили во двор. Бэкхён был очарован всем, но больше всего тем красивым тандемом, которое образовало чёрное с белым. ― История, достойная пера Шекспира, согласитесь? ― отметил Хуан, когда они склонились над ними, лежавшими лицом к лицу, один в белоснежном, другой – в таинственно чёрном. Лепестки алых роз увядали под телами. ― Вот только, достойны ли они такого конца? И почему, чёрт возьми, все бессмертные истории должны заканчиваться грустно? Бэкхён так, почти невесомо провёл пальцем по влажным ресницам молодого графа, сдерживая кислую усмешку. ― Не знаю?...