***
Я не помню, как выбежал на лестничную площадку, как вбежал в отделение, как встретил меня врач и как я ее нашел, как я оказался у палаты Василисы. Не помню. В голове шум, рядом стоит тот самый врач-реаниматолог, который проводил операцию с врачом-нейрохирургом. От этого кровь в жилах замирает, ладони холодеют и потеют. «Какой еще нейрохирург?!» — такие были у меня мысли… Фелисия пыталась достучаться до меня, успокоить, что помогало, но плохо. Ей пару раз пришлось дать пощечины, чтобы просто привести в чувство. Мне никогда так не было страшно. Никогда. Это чувство ни с чем нельзя сравнить. Словно водой холодной обливают, а потом в горячее пламя кидают. Сердце сжимается, пульс скачет, а давление поднимается. Воздуха в легких не хватает, а слезы, которые нужно сдерживать, изредка стекают по щекам. Это было перед самым входом в палату сестры. Что будет дальше, как себя вести и как все случится — страшно знать. Впервые я не хочу знать что-то, что настолько больно, неприятно и необычно воспринимать. Но, это очевидно, любой бы повел себя на моем месте так же. Я не привык терять, никогда об этом не задумывался. Только сейчас до меня доходит мысль, что я жил до сегодняшнего дня, думая легкомысленно и беззаботно. Только сейчас дошло, что я впервые плачу из-за кого-то. Только сейчас осознаю, что жизнь не такая простая на взгляд. И… понимаю… что я еще столько в жизни не знаю. Я жил до этого, наивно полагая, что так же и умру счастливым, не увидев жизнь с другой стороны. В темном коридоре, освещаемом тусклой энергосберегающей лампой, еще можно было скрыть покрасневшие глаза и опухший нос, но когда я вошел следом за женщиной в светлую палату, она недовольно цокнула, заметив мой потерянный взгляд, который был обращен на мое маленькое сокровище. Я не знаю, как выглядел со стороны, но Фелисия называла меня то психом, то бешеным псом, и все грозила вколоть мне морфин. Как я выгляжу сейчас, падая на колени перед сестрой? И падаю я от бессилия или от чувства вины и раскаяния? Больно смотреть на ее побледневшее лицо, синяки, забинтованное тело. Хотя не это было страшное, как сам пищащий аппарат. Он резал слух, а дыхательный аппарат давил на нервы.***
— Аварии в наше время не такое и удивительное явление, — сказала врач, разглядывая медбрата и лежащую пациентку. — Но в этот раз ей не так повезло. — Что вы!.. Откуда вы знаете? — подскочил мужчина. — Ну-ну, угомонись, бешеный, — махнула рукой женщина. Фелисия продолжила, когда Олег со вздохом сел на табурет. — У нее в книжке было написано как и все ее болезни в детстве, и какие проблемы сейчас, — схватившись за голову, Олег зажмурился. «Точно! Как я мог забыть?!» — Но в книжке пациента не было написано то, что у нее непереносимость на анестезию. Вы знали? — Нет, — глаза стали как два блюдца. Аллергия?! — Как тогда вы провели операцию?! Врач-реаниматолог покачала головой. Медбрат в ужасе посмотрел на сестру. — Увы, но операцию мы закончили так же, как и начали. У нее поднялась температура и резко упало артериальное давление. Мы избежали плохих последствий, но пришлось провести пробу, а я вместе с врачом-анестезиологом чуть не порвали карту вашей сестры, ища хоть что-то, что могло вызвать аллергическую реакцию. Играли мы с огнем и действовали осторожно, но добиться положительных результатов мы окончательно не смогли бы в любом случае. — А нейрохирург? — сглотнул медбрат. — Альберт? — услышав имя своего наставника, Олег выпрямился. «Он проводил операцию. Он! Он! Надежда есть! Я всегда верил в него…» — мысли Олега улетучились, когда Фелисия нахмурилась и опустила взгляд в пол. — К сожалению, удар пришелся по спине. Позвонки целы, но было их смещение и они защемили нервы. Альберт сделал все возможное, что было в его силах в данной ситуации. Мне жаль, но она больше не сможет ходить. — Нет! — судорожно прошептал Олег, схватившись и силой сжав волосы. — Нет! — взвыл. — Это я виноват… Я… — врач со скорбью смотрела на медбрата. — В чем же? — Я дал слово родителям, что буду смотреть за ней, а сам… — Но это же не вы виноваты, — удивилась Фелисия. — Если хочешь на жалость надавить или поныть, иди к другим. — Я виноват, — медбрат ее не слушал. — Я не знал, что у нее могут быть проблемы со здоровьем! — выкрикнул, вскочив со стула. — Вы понимаете?! Я виноват! Я был таким дураком! — Да ты дураком и остался, — недовольно нахмурилась Фелисия. — Вы можете отнестись к ситуации серьезно?! Что вы себе позволяете?! — находясь на грани, Олег, не выдержав, грубо схватил Фелисию за ворот халата. — Что я себе позволяю? — холодно, совершенно без страха переспросила врач. — Я вытащила твою сестру с того света, и ты еще смеешь мне что-то предъявлять? Какое поколение пошло! Уже и за помощь не «спасибо» говорят, а «идите вы на***». Превосходно! — Вы можете быть хоть каплю сочувственней? Можете проявить уважение к людям, у которых горе?! — А это не много? — Олег вопросительно посмотрел на отошедшую к пациенту реаниматолога. — Каждый день кто-то в моем отделении умирает, выходит из комы, уходит в нее, выписывается или просто приходит на прием. Каждый день я вижу разных людей, вижу их эмоции, и они разные. Каждый переживает и завершает день по-своему. Каждый чувствует разное, — на секунду замолчав, Фелисия уверенно взглянула в глаза Олега. — А теперь представь, что будет, если я буду им всем сочувствовать. Что будет? Будет хаос. Как работать, когда знаешь, что моему пациенту становится хуже или наоборот? — на момент медбрат посочувствовал ей, но, а она ухмыльнулась. — Да и, к тому же, у меня просто не хватит слов скорби и радости. — Вы дьявол! — шикнул мужчина. Фелисия пожала плечами, возвращаясь к разглядыванию проделанной работы. Олег сделал то же самое, но смотрел он с дикой болью, грудь сжималась в тиски. — Может что-то поменяться? — Если результаты пробы будут ожидаемыми, и если будет возможность заменить или исключить какой-нибудь препарат, вызывающий реакцию, мы сможем провести повторную операцию. Это лишь вопрос времени, — постояв так минут пять, в полной тишине, за исключением работающей аппаратуры. Врач-реаниматолог направилась к выходу. — Все, что было в моих силах и моего коллеги, мы сделали. Остается только ждать изменений. Удачи. — Спасибо, — одними губами прошептал мужчина. Когда он остался один наедине со своей сестрой, Олег внимательно рассматривал черты лица Васи. Он не знал, что у его сестры имеется маленькая родинка под правым глазом. Ее бледное лицо, исцарапанное, темные круги и умиротворенное выражение. Пушистые ресницы прятали из-под закрытых век серые глаза. Волнистые, длинные темно-русые волосы заплетены в свободную косу. Голова была забинтована… — Олег, — тихо позвала его Алеста. Она стояла у шкафчика, с сожалением наблюдая за поникшим другом, который все это время держал сестру за руку, большим пальцем нащупывая слабый пульс. Каждый удар сердца отсчитывался на экране кардиограммой. Удар, писк, удар, писк, удар… — Олег, — еще раз попыталась «разбудить» Олега девушка и слегка дотронулась до плеча, но реакции никакой. Переместив руку на спину, а другой обняв за шею, присев, Алеста стала что-то шептать, подбадривая. — …Все будет хорошо. Вася у тебя сильная. — Пойдем домой, — бесцветно прошептал Олег. Девушка удивленно вскинула голову, но улыбнулась и кивнула. — Олег, ни о чем не переживай. Мы справимся. Я помогу тебе, — уже в коридоре приобняла Алеста медбрата, а тот слабо улыбнулся.***
…Когда я снова посмотрел на белую дверь, слезы на глаза навернулись. Я хотел было вернуться назад, к Васе, но, успев ухватиться за ручку, осел на пол и заплакал. — Это невыносимо, — всхлипнул я, вздрагивая. Это так ужасно. В этот день я узнал о ужасных вещах, которые мне еще предстоит узнать. В этот день я потерял частичку себя, а еще… — Рай, — перед тем, как уйти, я решил зайти к Раймонду. Я не хочу обременять его своим несчастьем. Постучавшись и переступая порог его палаты, я знал, зачем я туда иду. Увидеть его улыбку, его глаза, услышать его голос. Я хочу просто увидеть его и извиниться. Я старше его почти на десять лет, а веду себя как ребенок. Я его, наверное, так и не сумею понять до конца. Не смогу понять, что он чувствует, что думает. Он как закрытая книга на нетронутой полке. Перед тем, как уснуть, я вспоминал о нем, о его словах. Он еще мальчишка, но его взгляд всегда выглядел таким измученным. Смотря на него, мне казалось, что предо мной не девятнадцатилетний парень, который живет студенческой жизнью, а некая птица, которая желает свободы. Мне всегда было любопытно, как декоративные животные, к примеру, попугаи или хомяки, живут в клетках. В четырех стенах. Без возможности взлететь в небо или побегать по лужайке. Почувствовать обдувающий ветер, запах травы, почувствовать теплое солнце. Просто почувствовать свободу. Если бы только мы понимали язык животных, мы бы смогли помочь им, а они — нам. Мы бы смогли понять того, что они тайно желают, и после этого не удивляться и не кричать на них, почему этакие твари, за которыми мы ухаживаем и любим, кусают до крови или пытаются сбежать.***
— З-здравствуйте, — опешил медбрат, увидев, что вместо его друга на кровати сидит пожилая женщина и вяжет спицами. Она удивленно посмотрела на парня, но приветливо улыбнулась сотруднику больницы. — Простите, я, наверное, палатой ошибся, — выбегая, чтобы посмотреть номер палаты, он вернулся обратно с недоумевающим и встревоженным взглядом. — А тут парня, с темными до плеч волосами не было? У него палата «227-А». Эта… — Нет, — отрицательно качнула головой старушка. — Я уже тут три часа как. Как так же… — А вас случайно не Олегом звать? — спросила она на французском акценте. Француженка? — Это я, — в ответ старушка улыбнулась и достала из шкафчика конверт. — Я нашла его, когда меня сюда перевели. — Спасибо вам большое, — искренне улыбнулся медбрат, покидая палату. На ходу разворачивая листок, мужчина что-то выронил, но тут же это подняв и перевернув лицевой стороной, удивился. Это была фотография. На ней был Раймонд, маленький совсем, сидел на коленях миловидной женщины. Они сидели на плетеном кресле, а позади них цвела сирень. На ней Рай улыбался совсем иначе, а взгляд был таким светлым, а глаза яркими и живыми, пленительными. Женщина его приобнимала, защищая. Фотография приободрила Олега, придала сил. Посмотрев на листок, в который была обернута фотография, было написано: «Прости за все и спасибо тебе за подаренную частичку своего счастья! Рай». — Дурачок, — шепнул медбрат. Проходящие мимо коллеги и пациенты смотрели на глупо улыбающегося медработника. А тому было все равно. Все равно на чужие взгляды, осуждения и мнения. Он живет для себя и людей, которые ему дороги. Сейчас он сбит с толку, но это не значит, что нужно ставить точку. Что случилось, то произошло. Или что не делается или случается, все к лучшему. Его сестра не хотела бы видеть медленно потухающего брата. Василиса бы мигом вправила брату мозги. Пока он разлучен со своей сестрой, он будет идти дальше, а когда она проснется, она поймет, что Олег может быть самостоятельным и ответственным. Олег решил двигаться вперед, несмотря на то, что происходит. Он уверен в своих силах, он уверен, что это еще не все, что ему предстоит увидеть, познать. Он знает, что его цель и решительность приведет к тому, от чего Олег жить не сможет. То, что будет его личным счастьем. А вот что, это останется загадкой…