***
Серое помещение. Мигающая, раздражающая лампочка. Решетки, ограничивающие мир вокруг. Я поднял планку своего личного пространства. В центре сидит парень, опустив голову вниз. Он смотрит на грязные полы, сбившуюся паутину. Здесь не помешала бы уборка. Так теперь будет выглядеть его ограниченная свобода. Какое-то время тут, потом бесконечные допросы, выяснения. Дилан сможет все это пройти? Многие дела длятся месяцами. В их штате вполне могут назначить смертную казнь за групповое убийство. Вот только одна проблема — ждать своего наказания. Тебя затаскают по вылизанным кабинетам, заговорят до смерти на допросе, будут стягивать шкуру на следствие. И все ради чего? Чтобы через три месяца услышать: «Виновен. Приговорен к смертной казни»? Тем не менее, О’Брайен уже смог свыкнуться. Он смотрит на потолок, на серые пустые конструкции, не имеющие особого предназначения. Он так привык к тишине, что жужжание насекомого приводят к резкому изобилию внимания. Как же начинают бесить эти ежеминутные, жалобные, повторяющиеся звуки. Пару раз черная муха крутится вокруг парня, но, потеряв интерес, улетает. И как она только здесь очутилась зимой? Дилан от нее не отмахивался, не пугал. Хотя эта летающая штука противна и надоедлива, ему приятно, что он здесь не совсем один. Взгляд темных глаз. Мы в клетке. Здесь мало света и воздуха, несчитая тухлой вони и той самой лампочки. Но Дилан думает про другое. Про теплый свет солнца, легкий летний ветерок, чувство свободы и настоящего счастья. Ветерок, который смог бы донести до него ее аромат, мелкую, ничтожную частичку. Муха затаилась на потолке, на том старом и сером. Даже когда она там, ничего не изменяется: одна бесплодная громадная масса однотонного уныния. Бесцветно. Насекомое чистит свои конечности. Ее крылышки неравномерно поблескивают в кисло-желтом цвете. Дилану кажется, что она тоже скоро задохнется в этом маленьком пространстве. Муха молчит. Потерян счет. Как долго он здесь? Сухо. Глотка превратилась в пустынную поверхность. Сглатывает постоянно, но прилива свежести и влаги не чувствует. Ему приносят еду и воду. Однако опустошение еще является следствием внутренней тревоги. Она бы расстроилась, увидев его безжизненный, отсутствующий взгляд. Их любовь была тождеством, которое, в конечном итоге, они доказали.Почти
Дверь распахивается, впуская больше света. Дилан вздрагивает, но дальше реагирует спокойно. — Боже, парень. Тебе бы в душ, да побриться, — надзорщик смеется, зная, что это ему пока не светит. Затем входят широкоплечие мужчины. Они тяжелым шагом идут в сторону камеры. Первый со светлыми волосами берет за руки. Больно и не заботясь. Его кожа обжигающая, но Дилан сам довольно холодный, ведь сидел в этом помещение почти без движений. Парень отрывает взгляд от пола, посмотрев на муху. Она по-прежнему сидит на месте, умываясь. Биологическое чудо. Она сидит и не видит, что может спастись. Выход, ведь, открыт. А долго она здесь не протянет. И все же, они чем-то схожи. — Куда это ты смотришь? — грубо спрашивает незнакомец. Последовав за взглядом, он отыскивает черное насекомое на потолке. Противно кривится. — Даже зимой эти поганые твари… — подходит и сильным движением кисти прихлопывает ее. Дилан спокойно стоит со вторым охранником. Человек убирает ладонь, и мертвое тельце падает на такой же холодный пол, как и все вокруг. Теперь уже все. Бетонное серое море начинает поглощать муху, оборвав воздух и заперев крылья под замок. Дилана заламывают, уводят. Он понимает и даже принимает свою дальнейшую судьбу. Она больше не в его руках. Он муха в этой глухой, сырой темнице. Пока парня ведут по коридорам, мимо кабинетов и людей, он не обращает на них никакого внимания. У него появляется странное, глупое желание. Дилан хочет, чтобы эта муха не лежала сейчас там, забытая и никому неизвестная. Чтобы ее крылья не слились со всем тем дерьмом в той камере, ее личного кладбища. Дилан подумал, что она могла бы родиться бабочкой, и всю свою недолгую жизнь порхала бы свободно. Под лучами солнца.***
Когда на телефон дома Франко позвонили, Говард не предполагал, что это станет еще одним из самых худших дней в его жизни. В двенадцать часов раздался звонок из центральной больницы. Трубку взяла Сэм. Она решила остаться и немного поддержать брата после ссоры с женой. Голос по телефону был каким-то чересчур простым и жестким, что ли, хотя говорила женщина. — Говард Франко? Сэм еще раз посмотрела на часы, удостоверившись, что сейчас ночь. — Его помощница, слушаю, — вежливо ответила Саманта. — Скажите Говарду Франко, что он должен приехать в общий городской морг для опознания своей жены, Кэрол Франко. Телефон в руках Сэм затрясся. Девушка покрепче стиснула его, опомнившись. — Подождите… Это какая-то ошибка. Вы точно уверены? — Для этого нам и нужен Говард Франко, — нетерпеливо ответил голос. Сэм никак не может выйти из шока, продолжая задавать вопросы: — Но что случилось? — Это мы разгласим только родственнику погибшей. Погибшей. Стоп. Погибшей? — А девушка? — настойчиво задала новый вопрос брюнетка. — Мы нашли только одно тело и машину, — раздраженно воскликнула собеседница. — Я сообщила вам нужную информацию. Завтра, в два часа дня. До свидания. Трубку повесили.***
За несколько недель, как состоялся суд, Дэйва выпустили из больницы. Парень мало разговаривал, был тише обычного, более скрытен. Но понимал, что его отцу сейчас нелегко. Говард запил, вешая всю вину в смерти жены на себя. Он сидел в гостиной вечерами, качал головой и вливал в свое тело новый бокал вина. В такие моменты Дэйв осторожно наблюдал за ним, следя за каждой переменной и странностью поведения. Из довольно молодого, сильного и солидного мужчины, старший Франко превращался в сухого, ворчливого, немощного старика. Хотя ему было не больше сорока пяти. Опознание прошло быстро в отличии от допросов, которые устраивали им перед каждой процедурой. Они должны были отметить черты Кэрол, рассказать все события и вспомнить время. Дэйв сказал, что Хлоя Морец так же сидела на переднем сидении. Когда они бегали по юристам, экспертам и заведующим, спрашивая, что произошло, им отвечали: «Подождите, скоро все будет известно». Говард рвал волосы, но не показывал слез ни при персонале, ни, тем более, при сыне. Вторая женщина, которую он любил и потерял. Новость про смерть Кимберли Райт разнеслась молниеносно. Некоторые подростки также умудрились снять видео с места происшествия. Эшли разрешили несколько дней не посещать занятия, но она отказалась, ответив что-то в духе: «Не дождетесь, я сдам экзамены и свалю отсюда, лузеры». Родители устроили тихие похороны, не желая привлекать общественность. Эшли долго стояла рядом с могилой сестры. Она смотрела на уродливую серую плиту, воткнутую в землю, и на нее навевала такая грусть, что она не выдержала и вернулась туда с маркерами и краской. Нарисовав под именем и датой смерти сестры мороженое и сахарную вату, Райт сжала губы. Она продолжала ходить в школу, хотя это было сложнее, чем обычно. Ей высказывали соболезнования, но девушка почти ничего не отвечала, притворяясь, что не слышит. Дело Дилана было назначено на несколько дат, но из-за неведомых обстоятельств переносилось. Наконец, первое заседание состоялось. Парень сидит на месте обвиняемого. Потерпевшие — семья Райт в полном сборе. Так же здесь присутствует семья Шарлотты Браун и Митчеллов — родителей того парня в школе. Повесили все, что могли. Эшли убийственно смотрит на него, мечтая задушить на месте. Дилан понимает ее чувства. Он находится в странной стадии обдумывания. Все равно что стоять на грани со смертью, но при этом цепляться за жизнь. Решение, которое неизвестно когда огласят. — Дилан О’Брайен. Вы обвиняетесь в умышленном убийстве особой тяжести с нанесение телесных повреждений, причинение вреда здоровью человека, согласно пар. 211.1., а так же, согласно пар. 1201, в незаконном похищении. Убитая Шарлотта Браун. Также вы обвиняетесь в умышленном убийстве первой степени. Убитый Джереми Митчелл. Обвиняетесь в умышленном убийстве особой тяжести с нанесением телесных повреждений. Убитая Кимберли Райт. Последнее убийство по результатам экспертизы было совершенно в состоянии аффекта… Дальше Дилан ее почти не слушал. Он кое-как знал Уголовный Кодекс Штатов. Так как денег у него нет, то выплатить штраф не удасться. За такое количество преступлений с легкостью могут назначить… — В общей мере, обвинение в массовом умышленном убийстве, — подытожила строгая женщина в костюме. Она села на место. Кажется, настроена серьезно. Еще бы, Брауны и Райт денег не пожалели, лишь бы наказать виновного. Дилан без конца смотрит на свои руки. Он будет нести наказание за то, чего почти не помнит. Но даже это не отменяет той тяжести, которая теперь всегда будет с ним. — Ну что, весело тут? — рядом появляется полупрозрачный человек, но черты лица невозможно разглядеть. Его вечный спутник. Дилан молчит. Не имеет права что-то говорить во время процесса. — О, ты теперь в пай-мальчики подался. Нет, он просто не хочет усложнить и без того дерьмовую ситуацию. О’Брайен прикрывает веки, оказавшись на океанском берегу. Он не был на побережьях, но представляет их по фильмам и фотографиям. Там, спиной к парню, стоит среднего роста милая девушка с золотисто-белыми волосами. Она не поворачивается, устремив свой взор в обширные водные просторы. Ее белое воздушное платье слегка поднимается от ветра. Странно, что Дилан представляет ее именно так, ведь Морец редко носила платья. Он чувствует, как брызги летят ему в лицо, а солнце, такое теплое и приветливое солнце, озаряет все вокруг желто-оранжевыми лучами. Он и не знал раньше, что так любил небесное светило. Оно тоже посещало их городок летом. Пальцы незаметно сжались. Парень замер в ожидании. Девушка вот-вот повернется. Ее кудри отлетают вбок, виднеется край уха. Но не успевает. — Мистер О’Брайен, вы спите? — удивленный гнев слышится откуда-то рядом. Парень распахивает веки, взглянув на строгую женщину. — Простите, конечно, если вам не интересно все происходящее вокруг. Но тут, вроде как, решается ваша судьба. Дилан послушно кивает. Но на самом деле ждет только одного. Хлою, может, и не видели, когда все произошло с Ким, но вот при убийстве этого Митчелла она была. Значит, ее могут вызвать как свидетеля. И что тогда она скажет? Что совершила ошибку, он ее заставил соврать, она была не в себе? Может, не откажется от своих слов. Но Дилан уже видит этот осуждающий, полный обиды и горечи, взгляд. Он так хочет снова увидеть ее, при этом желая, чтобы девушку не вмешивали. На этом заседании ее нет. Но впереди еще долгие дни, так что… Может быть, если его оставят в живых, то она придет навестить его, когда простит. Или захочет высказать все, что она о нем думает. Дилан вспоминал этот оскорбленный, всегда какой-то противный взгляд и улыбался от этого. Было что-то в Морец нахальное, смешное и дикое. Да, не идеальна, но идеалов нет. — Да он издевается, — раздается со стороны свидетелей. Парень и сам не заметил, как начал улыбаться прямо в суде. Дилан не хочет показать себя сильным, бесстрашным или что-то типа того. Он прекрасно знает, что его ждут две дороги Ада. Одна ведет в тюрьму, другая — к виселице. Теперь ему суждено лишь ждать. Ее и своей участи.***
— Тело девушки не было найдено. Поиски продолжаются. Многие горожане вышли из домов, чтобы попытаться найти юную Хлою Грейс Морец. На табло экранов высвечивалась фотография блондинки. В маленьком городке сразу столько сенсация. Люди делились на тех, кто шел в суд, и на тех, кто искал. Конечно, не обходилось без равнодушных. Жители и поисковые отряды исследовали место аварии автомобиля. Он слетел с моста прямо в реку, которая успела покрыться слоем льда. Однако машина пробила его, почти полностью погрузившись на дно. Причиной смерти Кэрол была не вода, а многочисленные переломы и удары. Она скончалась почти сразу после того, как их транспорт пошел ко дну. Течение было довольно сильным, так что машину отнесло еще на несколько метров дальше, под лед. Опытные люди сделали выводы еще тогда, когда достали машину. Если и девушка была на втором сидении, то ее, скорее всего, куда-то отнесло течением. Машина была под водой около пяти часов, так что выжить бы там никто не смог. Выбраться, при всех надеждах, Хлоя бы не сумела. Внизу творится полный мрак в такое время года, плюс оледенелая вода, сопротивление течения. Ремень безопасности нашли расстегнутым. Ей все-таки удалось с ним справиться. Через несколько дней большая часть людей потеряла надежду найти девушку, по крайне мере, живую. Часть группы отсеялось. Потом еще часть. Многие уже пошли в суд, переключившись на другую новость. А Дилан О’Брайен по-прежнему ничего не знал.***
Скучаю по своей свободе, которая была у меня до этого. Я мог спокойно выходить ночью на улицу, гулять до самого рассвета, пропитаться всей пылью и запахами деревьев. Они были вокруг меня. Жужжание насекомых в летние дни, пение птиц — все оживляло рощу Трента в расцвете лета. Буду скучать по нему. Таинственный противник появляется редко. Может, наигрался? Или ему не нравятся тюрьмы? В любом случае я чувствую себя спокойнее и умиротвореннее. Было бы несправедливо говорить, что меня не пугают все те вещи, которые я сделал. Да, может он частично и влиял на меня, избивал до потери пульса и памяти, натравливал и обводил вокруг носа, — все это сделал я. Убивал. Людей, которые ни в чем не виноваты. Я чувствую всю ту ненависть, направленную от Эшли на меня. Иногда я не могу закрыть глаза, чтобы не увидеть ее взгляды. Значит, заслуженно. Ведь я не продержался, поддался темным убеждениям, позволил затуманить разум. Я не достоин жизни даже по своим меркам. Что мне осталось в том мире, в котором я существовал до этого? Ни отца, ни матери, ни Луи, ни Хлои. Все заплесневело, а если и нет, то начинало покрываться мерзким налетом. Пока я лежал и думал об этом, я не знал, что может быть хуже. Хуже стало на следующий день. Ко мне внезапно привели посетителя. Сначала огонек радости воцарился во мне, потому что кто еще, если не она? Идя по коридору, мне хотелось оторваться от охранников, умчаться далеко вперед. Может, мне наконец-то удастся все сказать? Даже если она не захочет слушать, я могу попытаться. Смотреть только на нее будет последним удовольствием в моей жизни. Но меня ждет разочарование, когда в комнате на месте Хлои сидит Эшли Райт. Грузная волна поднимается, знакомо окутывая легкие. Я не могу смотреть ей в глаза. Даже с Морец не было бы так сложно. Меня усаживают на стул и выходят. Какое-то время мы молчим, с неприязнью косясь друг на друга. Времени не так много, так чего она хочет? Эшли с удивительным спокойствием смотрит на меня карими глазами. Тут же в памяти всплывает частичка. Ким так же по-ледяному, стойко, с отвращением, смотрит на меня в последние минуты своей жизни. А я, чувствуя страшную власть пистолета, нажимаю, проделав дыру в ее голове. Затушив огонек смирения и негодования. — Ну что, — произносит Эшли. — Даже ничего не скажешь? Упорно молчу, почти не глядя на девушку. Резкий удар по столу. — Посмотри. На. Меня, — шепчет она, угрожающе привставая с места. Я бы мог этого и не делать: ничего бы не случилось. Но каким-то нелепым движением вскидываю голову, посмотрев ей в глаза. Такие же, как у Ким. — Скажи мне, О’Брайен, — она делает движение рукой, похожее на то, если бы курила. Привычка. — Ты доволен? Как она может задавать такие вопросы? Пришла поиздеваться? Думает, мне своих мучений и пыток недостаточно? Но я не привык вот так просто показывать свои чувства. Пожимаю плечами. — Вполне. Кормят неплохо. Улыбка медленно сползает с лица Райт. Все ее лицо меняется, становясь то смертельно-бледным, то багровым. — Ты настоящий кретин, — шипит. — То есть, тебя вообще не волнует ни то, что ты сотворил, ни твоя судьба, ни твоя подружка? Хмурюсь. Не трудно догадаться, о ком она. Что-то не так с Хлоей. По моему выражению Эшли считывает информацию. Вдруг она запрокидывает голову, начиная громко смеяться. Меня посещает мысль, не сошла ли она с ума? Эшли долго и уморительно смеется, с довольной искрой наладив контакт. — Так ты не знаешь. Эти четыре слова заставляют меня занервничать. Значит, точно что-то случилось. В груди заметно напрягается главный орган. Вижу, как от напряжения набухают синие вены. Я не думал, что смогу снова испытать ту самую боль, родную, кричащую каждый день. Тогда я сидел на грязной мокрой земле, смешивая с грязью одежду. Неподвижное лицо женщины въелось в память, закрепившись фреской в ее глубинах. Разница в том, что я провел с ней ее последние минуты, слыша хриплое дыхание, роковые, но успокаивающие слова. Мамы часто говорят детям, что все наладится. Моя так же говорила мне, когда я заводил разговор об отце, что было крайне редко. Она не любила обнадеживать меня понапрасну. И она, и я не понимали зачем. И все же, порой, миссис О’Брайен говорила: — Все наладится, сынок. Жизнь не бывает черных цветов, как похороны. Она скорее похожа на цветы. — У жизни тоже есть момент рождения и смерти? — У каждого, что вообще когда-либо существовало и будет существовать, Ди. И теперь мне бы хотелось у нее спросить. Когда все наладится, мама? Когда все наладится теперь?***
Последний день заседания. Теперь все решится. Ненужные причитания, вздохи и выдохи. Дилан самостоятельно признался в своих убийствах. Ему сказал адвокат, что в таком деле ему лучше сказать это, ведь тогда приговор могут смягчить. Но никто из них не знал, каким образом. — Желаю приятного подыхания, О’Брайен, — шепнула ему тогда Райт на прощание. Дилан ничего не ответил. Что он мог сказать? Долгие, нудные речи. Выступления и споры. О’Брайен сидит и чувствует себя центром какого-то раздутого реалити-шоу. Тут есть и зрители, и главные герои, и болтливые комментаторы. Все одно — сплошной цирк. Представление уродов. - … Приговаривается… Ему даже все равно на эти слова и все, что последует за ними. Нет ни единой вещи, которая смогла бы воскресить потерянное чувство радости, наслаждение и любви. — За особо тяжкое убийство первой степени с нанесением телесных повреждений убитой Шарлотты Браун — пожизненное заключение в тюрьме окружного штата по особо тяжким убийствам. Кто-то в зале загудел. Родители Шарлотты негодующе шепчутся, указывая на него пальцем. — За простое умышленное убийство первой степени убитого Джереми Митчелла вам назначается наказание сроком на десять лет лишения свободы. За умышленное убийство особой тяжести с нанесением телесных повреждений в состоянии аффекта убитой Кимберли Райт наказание сроком лишения свободы на десять лет. Суд окончен. Удары. Визги, крики. Дилана выводят из бушующей комнаты, где взревела толпа. Коридоры, лестницы, комната, клетка, убитая муха. Отречение. Умертвление. Скоро его здесь не будет. — Что-то ты совсем раскис, парень. Рядом появляется фигура. Дилан не особо обращает на нее внимание. Только лишь когда человек выходит на свет, О’Брайен узнает в нем Коди. Тот неторопливо излагает свои коварные планы. Он намеревается еще немного повеселится, пока не уйдет, но шатен даже не смотрит на него. Если больше нет смысла, то зачем сражаться? Не можешь сражаться, не отомстишь. Да и месть эта, честно говоря, никому не нужна. Его даже не убить. — Так и быть, посижу с тобой какое-то время. Коди наблюдал за ним около двух часов. Потом ему надоело и он решил уйти. Наверно, навсегда. А Дилан ему понравился. Он так ему и сказал. С самого начала, когда тот был тихим, хмурым ребенком. Вот только мать мешала. Делала его счастливым.***
Миновало шесть лет после того, как О’Брайена перевели в тюрьму. Больше о нем ничего не было слышно. Франко закрыл фирму, ища новое призвание. Дэйв закончил школу, начав учиться на полицейского. Они решили переехать в другой штат и уже продали дом. Никто из них не видел, но там, в этих окнах, махала им ручкой маленькая Анна. Потом она шла играть в свои уродливые куклы. Из дома напротив рос дикий плющ. Сырость съедала пространство, постепенно разрушая стены. Лестница обвалилась, одна люстра упала. Она так и лежит на полу кухни. Чашка парня стоит в раковине, зарастая плесенью. Город постепенно снова уснул, погрузившись в рутинную повседневность. Изредка появлялись и угасали легенды о злом маньяке, убивавшем глупых школьников. Но все эти истории пропадут так же скоро, как и Анна. Дэйв помогает отцу закупоривать все нужные вещи. Они возьмут немного, поэтому понадобится для переезда всего лишь один грузовик. Водитель приветливо машет, сообщая о готовности. Шатен с тяжелым сердцем разворачивается, посмотрев на дом. Не светлый. Кислотно-желтый. Парень вытирает пот, оборачиваясь на родную с детства улицу. Знакомые дома, машины. Соседи поглядывают из окон. Дэйв улыбается, хотя совсем скоро уже не вспомнит о них. — Готов? — отец подходит к нему с деловым чемоданчиком. Он немного оправился, но улыбка уже не столь белоснежная. Младший Франко кивает. Еще один взгляд — и он замечает что-то движущиеся в кустах. Дэйв щурится, присматриваясь. На край дороги выходит старый, облезлый кот неприятного серо-болотного цвета. Севшие глаза смотрят напряженно и с недоверием. Дэйв, не веря своим глазам, подходит ближе. Все верно, похожий ошейничек, знакомый зеленовато-желтый взгляд. — Сахарок? — зовет кота к себе. — Эй, Сахарок. Кот отвлекается от умывания, переводя лохматую голову в его сторону. Никакого изменения, все та же опасливость. Дэйв пробует аккуратно подойти ближе, но кот вдруг шипит, ускользая обратно в кусты. Франко тяжело вздыхает. Колеса визжат, унося машину прочь.***
Девушку так и не нашли, но на старом, переполненном кладбище установили надгробную плиту. Четкая надпись «Хлоя Грейс Морец» не мозолит никому приходящему глаза, постепенно зарастая всякими растениями. Пустой гроб в земле. Рядом располагается другая могила, где уже вполне изжившая себя плоть разложилась, оголив ровные кости. Кэрол Франко. В нескольких метрах стоит чистенькая, разрисованная плита. Эшли приводит сюда Криса — своего маленького мальчика. Он берет краску, украшая поверхность новыми цветочками и ягодами. Ким бы это понравилось. Многие вещи остаются нетронутыми в стенах родственников умерших. Говард оставил в старом доме обручальное кольцо Кэрол. На полке, в комнате Хлои лежит ее недочитанный Дэниел Киз «Цветы для Элджернона». А Эшли продолжает пересматривать вечерами фотографии, роняя редкие слезы на лицо улыбчивой сестры. Но как и сама Эшли, Говард, Кэрол, Люси, Хлоя, книга Дэниела Киза, угрюмый заключенный, фотографии, — все исчезнет. Таков устойчивый, неуклонный закон огромной вселенной, в которой повезло всему этому родиться. И старый, проживающий свои последнии минуты, серый кот с вдумчивыми, еще что-то помнящими глазами, сладким именем, — тому подтверждение.