Моя Ве-ра

— Мисс Беннетт, — сухо киваю в знак приветствия. — Да, управляющая. Вызывали? — У меня есть к тебе предложение. Приходи ко мне сегодня вечером в кабинет. Выпьем чего-нибудь, поговорим о нашем девичьем. — О. Э-это в-весьма. — Она лепечет как маленький ребенок. Какая раздражающая черта характера. — Прекрати заикаться, Вера. — Да, управляющая. Я приду сегодня, спасибо за приглашение. — Ее щеки заливаются легким румянцем, а голос дрожит. Девушка даже не с первого раза смогла открыть дверь, чтобы выйти из кабинета. Она всегда была такой. Маленькая, тихая, добрая, испуганная. Слабая. Как тот котенок, которого оставили в коробке на улице. Заглядывает в глаза каждому, проходящему мимо, в надежде быть спасенной. В надежде, что найдёт тепло и заботу. Я ненавижу слабость. Ненавижу любые ее проявления, но именно этот жалкий котенок вызывает во мне волну теплых чувств и желание спрятать его от внешнего мира. Закрыть от боли, которую приносят люди, незамечающие какую теплоту несет в себе этот комок грусти и вселенских размеров любви. Но я сама могу сделать ей больно. Принести боль, сводящую с ума. Играть с нею и убить эту надежду в её горящих глазах. Как жесток этот мир, милая Вера… *** Наконец-то отвратительный рабочий день подошел к концу. В сотый раз за сегодня обрабатываю руки антибактериальным гелем. Интересно, сколько я его использовала за всю жизнь? Уверена, больше, чем кто-либо другой. — Управляющая, можно? — Беннетт тихо открывает дверь и неуверенно проходит в кабинет. — Естественно, да. Иначе, зачем бы я тебя звала? — как же хочется в конце вопроса добавить красноречивое «дура». Держусь, как могу, — Присаживайся. Водки с содовой? - Да, пожалуйста. — Замечаю, как испуганно девушка ищет взглядом вещь, за которую можно ухватиться, как за спасательный круг. Высокие стаканы наполнены, по большому счету, одной водкой. Кубики льда играют приятной музыкой, когда бьются о запотевшие стенки стаканов. Передаю выпивку коллеге, и на секунду она накрывает мои пальцы своими. Черт, нужно было прежде дать ей антибактериальный гель. Кто знает, сколько микробов сейчас перебрались на мои руки? — Что ж, мисс Беннетт, выпьем за то, что ваши взгляды вполне совпадают с моими. Если так и будет продолжаться далее, то я стану вашим наставником. — Спасибо, мисс Фергюсон. — Девушка делает несколько больших глотков и я замечаю, как облегченно она вздыхает. — Джоан. Меня зовут Джоан. — Отлично. Новый этап отношений. — А меня — Вера. — Ее щеки заливаются смущенным румянцем, а взгляд быстро пробегает по моему лицу. Не старайся, девочка — не найдешь и следа настоящих эмоций. Мы говорим о всякой ерунде: заключенные, работа, коллеги, дом. Говорим, говорим, пока алкоголь полностью не затмевает мой разум. — Ве-ра… — почти шепот, который одурманивающе действует на Беннетт. — Ты знаешь, зачем я действительно позвала тебя сюда? — «Поговорить о нашем девичьем»? — Видимо, алкоголь в крови добавил смелости моей девочке. — Ты нравишься мне, Ве-ра. — Похоже, у меня вошло в привычку растягивать её имя, пробуя на вкус каждую букву этого сладкого имени. Даже это имя мурчит на моих устах. — В каком смысле, Д-джоан? — «Какая ты дура, мой ангел». — Цитирую какого-то русского классика и не без удовольствия замечаю, как Беннетт скрещивает руки на груди в попытке защититься. — Управляющая, мне кажется, это вовсе неуместно. — Она тянется к стакану, чтобы полностью осушить его. С трудом проглатывает содержимое и облизывает губы, немного прикусив их изнутри. — Думаю, здесь решаю только я, что уместно и что нет. — Всё. Это моя точка кипения. Я её слишком долго ждала, слишком долго берегла. Так легко — убрать ее руки, чтобы больше не было этого глупого барьера между нами. Провести пальцами по ее скулам, губам, запоминая на ощупь каждый миллиметр её светлого личика. Вера в панике шарит руками, пытаясь ухватиться за кресло в поисках поддержки. Она хватает воздух ртом, испуганно заглядывая мне в глаза. Как мне нравится эта дрожь, которую я чувствую под руками. Нравится ее одновременное возбуждение вперемешку со страхом. — Неужели ты боишься меня? — Наклоняюсь над нею и выдыхаю прямо в её губы: — мой котенок Вера… Эти губы. Ох, какие у нее губы. Мягкие, сухие и теплые. Манящие. Стоит мне провести языком по этим губам, как с них слетает первый тихий стон. Да, Вера, сегодня ты будешь кричать и стонать. Кричать и стонать только для меня. — Управляющая, прошу вас, не надо. Я н-не хочу. — Твои губы говорят одно, но вот глаза… Глаза — совсем иное. В них читается желание, страсть и надежда, что я не поверю этим словам. — Я. Тебе. Не. Верю. — Каждое слово звучит глухо, но властно. Я буквально читаю ее мысли, знаю, что теперь она готова делать всё, что скажу. Всё, что прикажу. — Сидеть. Так легко — привлечь подчиненную к себе, зарываясь пальцами в шелковистый волос. Целовать, целовать, целовать — что может быть лучше? Невесомо провести языком по зубам и укусить за нижнюю губу, чтобы услышать это сладкое шипение. Вера, наконец, позволяет себе сделать несколько движений и распускает мой пучок. От удивления распахиваю глаза, клянусь, я чувствую, как расширились мои зрачки. Теперь на ее устах играет хищная улыбка. Кто бы знал, что этот котенок так умеет ухмыляться. — Прошу, поцелуй меня снова, Джоан… Она дрожит от моих прикосновений, прижимаясь всё ближе. Исследует руками мою спину, талию и бедра. Со странной медлительностью стягивает мой рабочий пиджак и блузку. Рисует пальчиками немыслимые узоры на моей спине, а потом и животе. Запрокидывает в доверчивом жесте голову, подставляя под мои губы свою шею. Так легко — прижаться к ней, вдыхая аромат сандалового масла и ванили. Провожу языком по нежной коже, а потом кусаю ее, чтобы снова слышать сдавленные стоны, сводящие с ума. Хочется целовать ее в шею, оставаться следами переспелой рябины. Думаю, теперь она запомнит этот вечер еще на долгое время. — Раздевайся, — приказываю девушке и усаживаю ее на стол. Подчиненная быстро снимает блузку и бюстгальтер, нетерпеливо сжимая ноги, стягивая юбку. Её руки так сильно цепляются за столешницу, что видно, как побелели костяшки пальцев. Милая, милая Вера… Неужели под рабочей формой можно скрыть такое прекрасное тело? Плоский живот украшают кубики пресса, а на напряженных руках особенно четко видны мышцы. — Ты такая восхитительная, Вера. Развожу руками ее ноги, чтобы касаться и дразнить эту кошечку. Едва уловимыми движениями провожу по внутренней стороне бедер и опускаюсь на колени. Кусаю нежную и податливую кожу, оставляя сине-фиолетовые следы. Знаешь, что это, Вера? Это знак, что теперь ты моя. — Моя, — какой-то гортанный рык, исходящий из глубин моей жалкой душонки. — Ты только моя. Так легко — коснуться пальчиками влажных черных кружев, скрывающих самое главное и желанное. Провести несколько раз вверх — вниз и остановиться, чтобы с диким наслаждением наблюдать за разочарованным вздохом подчиненной. — Джоан… Прошу тебя, сделай это… — Она извивается, лаская левой рукой свою грудь, а правой зарывается в мои волосы, наматывая прядь и дергая ее так сильно, что я с громким свистом втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы. — Что я должна сделать, Ве-ра? — Ох, как же мне нравится этот взгляд. Теперь она не жалкий котенок, желающий тепла, а дикая свободная кошка, ожидающая волны удовольствия. — Войди в меня, пожалуйста… — Как долго я могу ее мучить? Как долго еще смогу играть с этим горячим телом, которое взрывается с каждым моим новым прикосновением? Я не смогу вечно целовать эту грудь с идеальными сосками, которые такие сладкие на вкус… Я не выдержу. Мне важно знать, какая она. Какая она там. Стягиваю зубами такую неважную деталь наряда Веры. Скользнув язычком между влажных складок, открываю глаза, чтобы видеть, как прекрасна Беннетт в этот момент. — О Господи! — Она кричит, извиваясь под моим натиском. Музыка для моих ушей. — Джоан, прошу! Ввожу в неё два пальца, а большим пальцем надавливаю на клитор. Вера поднимает меня вверх, чтобы впиться в мои губы жарким, страстным поцелуем. Она буквально трахает мой рот в такт движениям моих пальцев. Еще пару движений и наши стоны сливаются воедино. Ее крик словно заполняет серый кабинет какими-то новыми, яркими красками. Такими, которых я еще не видела в своей жизни. Девушка устало обнимает меня, закидывает ноги мне на талию и прижимает так близко, что я слышу биение ее сердца. Оно бьется так гулко и быстро, будто вот-вот выскочит за пределы грудной клетки. Или это мое? «Сегодня мир оказался к тебе снисходителен, Вера», — успеваю подумать прежде, чем Беннетт вовлекает меня в новый поцелуй.