Немного без паники [БРОШЕНО, ВОЗМОЖНО ВЕРНУСЬ]

Взаимоотношения — это сложная штука. Есть взаимная любовь, взаимная симпатия, взаимное уважение, взаимная привязанность и даже взаимная ненависть. В общем, прости, Мамуля, но это вещь очень сложная. Уверена, вы задаетесь вопросом: «Во что опять эта дура успела вляпаться?» А я вам отвечу, я попала. Конкретно попала. — Что здесь происходит? — злым голосом спросил меня Махиру. — Я могу всё объяснить… — глупо усмехнувшись, жалко пикнула я. Но для того, чтобы понять, почему меня сейчас убьют, вернемся на день назад… После того как я, самое наглое существо на планете, и Микуни, несчастная моя жертва, «совместно» решили, что я поживу у него, мы поковыляли к месту его жительства. Столько косых переулков я ещё ни разу в жизни не обходила. Тем более с больной ногой. Тем более ночью. Хотя, насчет последнего волноваться не стоит, ведь со мной пускай и вежливый, но немного с прибабахом парень и высокий чудик с ружьем, пф, подумаешь… Я дура, да? Что-то я и моя внезапно пробудившаяся паранойя отвлеклись, кха! Так вот, подходим мы к… даже не знаю, как назвать эту современно-японскую вариацию избушки на курьих ножках. Не, ну, а что мне, человеку, с детства проводившего каждое лето в деревне, где из книжек только русско-народные сказки, может привидеться в этом захудалом местечке? А еще оно напоминает мне подпольный паб. И замаскированный бордель. А если бабу-ягу, подпольный паб и бордель сложить… Кто разбудил мою фантазию?! — Лера, ты идешь? — пощелкал пальцами у меня перед носом Микуни. Подбешивает. — Ещё раз так сделаешь, пальцы откушу, — злобно сказала я, а тот поверил, вон, как нервно сглотнул! Так, держим серьезную моську и прихрамываем к двери. Толкаем её вперед и… — Чё эта за херь?! — упав на пятую точку, отползла от проёма я, пока не врезалась спиной в ноги Микуни. Да пофиг на него. Пофиг на происходящее! Какого фига местный Франкенштейн поджидает людей под дверью весь в крови, с прибабахнутой лыбой, а позади него чьи-то ноги торчат, кто успел повеситься?! Неужели у них настолько плохой сервис, что только самоубийство спасает?! — Мику-мику… — шевелится! Шевелится, экзорциста мне сюда, этот мужик в полосато-наркоманских колготках, что уже само по себе страшно, и смотрит на нас. — С возвращением! — внезапно спокойно сказал он и откуда-то на нас полетели конфетти. — О, ты привел подружку, — пальцем показываю на себя, ну, вдруг тут еще кто-то кроме меня есть, а то я немного не в том состоянии, чтобы полноценно двигаться. Мужик в легинсах кивает, мол, да-да, я о тебе. Говорить я сейчас не в состоянии, но лучше за меня это скажет Микуни, у которого нервно задергался глаз. — Йохан, что это за шуточки?! — зло крикнул кукольник. — Ты в порядке? — вежливо спросил он у меня, потом помог подняться, не сводя при этом осуждающий строгий взгляд с этого шутника. — Ой, счас начнется… — пробубнил он, заметив настрой блондинчика, который, к слову, подошел к нему и, не смотря на свою комплекцию, грозно над ним навис (спорим всё дело в рюкзачище). — Сколько раз я говорил тебе этого не делать? А ты каждый раз по моему приезду устраиваешь черти что! В прошлый раз я действительно подумал, что магазин сгорел, а ты просто его сажей измазал, — чем-чем он магазин измазал? Дурак, что ль? Сажу ведь хрен отмоешь! Микуни прошел внутрь магазина, кинул рюкзак куда-то в сторону и вроде как разбил что-то стеклянное. — А в этот раз что? — с иронией спросил он, дернув за ногу подвешенного трупа. И перед нами упала не то кукла, не то труп. — Ты совсем обнаглел?! Использовать увеличенную копию Абель для своих идей, извращенец! — кажется, сейчас на одного сумасшедшего ученого станет меньше. Пора вмешаться мне, ведь я супергерой всегда спешащий на помощь. Леркамен! — Мальчики, стоп, — буквально встав между ними, сказала я, расставив руки для увеличения пущего расстояния. — Ты успокойся, а то я труп прятать не хочу, — говорю я в сторону Микуни, — а ты хотя бы встань с пола! Разлегся тут словно король… — удивительно, но мужик-с-именем-которое-я-никак-не-запомню встал, отряхнулся и посмотрел на меня. Я посмотрела на него. Нет ни искры, ни бури, ни огня. — Ты кто? — после минутного молчания прямолинейно выдает он. — Фея-крёстная, вот решила узнать, как подопечные поживают, — не смогла не съязвить я. — Кто эта язва? — безразлично спросил он у Микуни, показывая на меня пальцем. — Будь вежлив с гостями, Йохан, — как-то жутко хрустнув пальцами, ответил ему кукольник. Но учёнка даже ухом на это предупреждение не повел. — Лера я, — также «дружелюбно» ответила ему я. — Русская? — чуть удивленно спросил он. — Она самая, — скудно ответила я. — Тц, — он только что мне цыкнул? Эй, куда разворачиваешься и уходишь?! Мы ещё не закончили, приятель! — Ну, а вас, любезнейший, как звать? — он уже уселся за письменный стол и отвернулся от меня, поэтому я, сложив руки на груди, твердо решила прожечь в его спине дыру. Почему у меня не глаза-лазеры? — Йоханнес Мимир Фауст, — всё же ответил мне Его Скупердяйство на слова. Погодь. — Немец, что ли? — в осознании сего факта неуверенно говорю я. — Он самый. — Капец… — Он самый! — более весело повторил мой новый знакомый. — Заткнись, Штейн… — мысленно плюнула я на него и повернулась к Микуни, который молчаливо что-то убирал, делая вид, что он совсем не слушал наш красочный диалог со Штейном. Почему я его так назвала? Да ему только болта в голове и шрамов не хватает для полного образа. — Извини за него, ему люди не особо интересны, — сказал Микуни, огорченно улыбнувшись, как любой начальник, просящий прощение за своего нерадивого сотрудника. — Думаю, если он привыкнет к тебе, то будет лучше общаться. — Ха, а куда он денется! — бодро произнесла я, готовя кару стебщика.

***

Тишина, покой, птички поют, солнышко встаёт, я глазки открываю и… АХ ТЫ Ж С*КА!!! Я падаю с кровати, кручусь вполоборота, кувырок с огромным грохотом и ударяюсь спиной о тумбочку, а мне на голову падает какая-то стальная колбочка. А всё почему? А потому что в моей кровати, прям перед моим лицом находилась гадюка. Утро добрым не бывает, оно начинается с пятиэтажного мата в адрес хозяина змеюки, коим я покрыла вбежавшего на грохот Микуни. — Ну-ну, может, успокоишься? Я всего лишь попросил Джи-Джи тебя разбудить, перестарался немного, — как ни в чём не бывало говорит мне наглая алисейсная морда. Эй, дружочек, по моему виду ясно, что я не особо довольна таким раскладом вещей? Если нет, то погоди, вот я сейчас встану и… — Фак… — упав обратно, пискнула я, держась руками за свою драгоценную ножку. Прости меня, родненькая, я больше так не буду, ток не болей, словно счас сломаешься. — Ногой ударилась? — поинтересовался Микуни, забирая себе на ручки своего невоспитанного питомца. На его вопрос я лишь кивнула и, встав, балансируя на одной ноге, допрыгиваю до скрипучей кровати. — Надо бы тебе перевязать её, но лучше, если это сделает Йохан. Как-никак, а медицинское образование у него есть. — Да ладно?! У этого Штейна есть образование? — искренне удивилась я. Хотя, вроде у Штейна тоже было образование, ага, в патологоанатомии. — Нет, спасибо, я откажусь от такой помощи. Микуни на меня как-то очень неоднозначно посмотрел. О-о-о, мне знаком этот взгляд! Эта загадочность, серьезное выражение лица, незаметные искры веселья в глазах — точно также выгляжу я, готовая совершить очередную пакость людям. Паскуда, что ты задумал?! — Валерия, — начал он, подходя к двери, — в связи с твоими предрассудками и физическим состоянием, я взял на себя смелость позвать доктора сам, — с этими словами он вытащил из дверного проёма немца, затащил его сюда, а потом сам метнулся за дверь. — Чуть не забыл, — в сторону «доктора» полетела аптечка. — Не скучайте! — с улыбкой от уха до уха он закрыл дверь. Минутная пауза. Гори в аду, Микуни. Я тебе это ещё припомню, и мстя моя будет страшна. — Ну, чё, фашист, садись, коль пришёл, — проявляю все аспекты русского гостеприимства для незваных гостей. Да начнется, дамы и господа, игра в гляделки! Через полторы минуты я сдалась, он вообще человек? Нет, он ещё и победно хмыкает! Так, теперь он подходит, ставит аптечку, садится передо мною на пол… может, со здоровой ноги ему замахнуться в челюсть? — Скажу сразу, ты мне не нравишься, равно как и я тебе, — надо же, какое совпадение! — Но когда-то давно я всё же давал клятву Гиппократу, — и это тебя убеждает? — И кто меня за язык тогда дернул… — чуть тише добавил он, вот, теперь верю. С максимальной осторожностью протягиваю больную ногу, не доверяю я этому немцу. Я вообще смогу не называть его немцем? Ах да, ещё Штейн есть. Закончил немецкий Штейн перевязку, и я тактично, жестом, указала ему на дверь. Как по заказу вошел Микуни, он там все время стоял, что ли? Опа, кукла, а где она все время была? Микуни заметил мой секундный любопытный взгляд и как заорет: — Не смотри на мою Абель своими пошлыми глазами! — кто скучал по моей стебной части? Я в точь-в-точь повторила его позу и ужас в голосе. — Не смотри на меня таким извращенным взглядом, насильник! — Микуни на пару секунд завис, по его глазам вижу сбой системы. — Два идиота нашли друг друга, — поправив очки, высказался Штейн. Тебя спросить забыли, умник! Вот-вот иди к своей аптечке и собери её, не встревай в разговор двух взрослых комиков. А теперь он достал какой-то блокнот-тетрадь и стал что-то записывать… откуда он достал карандаш? — Хей, а этот сосед обмену и возврату не подлежит? — указывая пальцем на спину Штейна, спросила я у лоликукольника. — К несчастью, нет, — тяжело вздохнул Микуни. — Я вообще-то тут, — не отвлекаясь от тетради, но с явным недовольством сказал третий. Решив более не тратить на них своё время, я гордо утопала в неизвестном самой себе направлении. Потом остановилась посередине коридора. Задумалась. — Где кухня? — плюнув на всё, вернулась и спросила я у довольного чем-то Микуни. — Я провожу, — обходя меня и беря под руку, говорит он. — Будь любезен, — также гадк… то есть мило начинаю улыбаться я. Боже, мне слов не хватит, чтобы описать, на что была похожа их холостяцкая, чисто мужская кухня… Я сама не прирожденная домохозяйка (хах, нет, конечно, не в этой жизни), но даже я бы так не запустила её. Во-первых, до меня не сразу дошло, что это была кухня. Помните тот удивительный момент, когда Махиру пришел сюда впервые? Помните тот мир зазеркальный? Так вот, это и есть кухня. Да-да, я не выдумываю. Кухня стала лабораторией, а чай они пьют из колбочек и пробирок. Хотя тут есть плита, на которой стоит кастрюля с темно-фиолетовой жидкостью, я не рискнула открывать крышку, что-то мне подсказывает, что запашок меня сведет в могилу. А теперь мы подходим к самому невероятному — посуде! Её как таковой нет. В этих настенных шкафчиках, чьи названия я когда-нибудь запомню, стоят книги, непонятные баночки с еще более неразборчивыми наклейками с надписями. Хотя чего тут придираться, Штейн ведь врач. А чем лучше врач, тем хуже почерк. Мда, моему папе стоило идти на врача. Но что-то я отвлеклась от лицезрения этой чудесной кухоньки! И вот уберу я «во-вторых», потому что… ну, холодильник. Знаете такие маленькие, квадратные, похожие на кубик-рубик? Вот и я не знаю. Делаю третий круг вокруг этого шедевра самодельной техники и понимаю, что у нее три дверцы с трех сторон. Одна передо мной, вторая внизу с левой стороны, а третья в верхней части, где, по идее, должны быть эти трубки-батареи, я гуманитарий, почем мне знать, как они называются. Встаю на носочки, и заглядываю, и рукой проверяю верхушку холодильника. Как я и думала — еще одна дверца! — Йохан его как-то сломал, подорвав внутри что-то. Я в этот момент был в Европе и сказал ему самим разбираться с этой проблемой, когда вернулся, увидел это… — со скептицизмом осмотрев этот холодильник, проговорил Микуни. — Но со временем можно привыкнуть, — похлопал он по дверце, и та какого-то фига сделала полуоборот под наши с ним удивленные взгляды. — А новый купить не судьба? — переключившись на магнитики, спросила я. Не услышав ответа, я с интересом глянула в сторону Микуни, который отчего-то поник духом. Это я сделала? — Э, ты чего? — Я хотел купить новый, а этот выбросить на помойку, но… — Денег нет, — смекнула я. — Ни гроша. Я утешительно положила ему руку на плечо, как же я его понимаю. Мне вот уже какую неделю не хватает смартфона, ну, или хоть какого-то подобия сотовой связи. Даже у бомжей в наше время есть телефон. Но не будем о грустном, надо похавать. С решительным и самоотверженным видом я поворачиваюсь к первой дверце, хватаюсь за ручку и на секунду торможу. — О, клянусь, если там отрубленная голова, я заставлю этого очкарика сожрать её, — говорю я и дергаю ручку. Тут же закрываю этот холодильник с непроницаемым выражением лица. — Голову нашла? — смешливо спрашивает Микуни, но я молчу. Поверь мне, Микуни, ты не готов к тому, что там. — Лера, что там? — уже более серьезно спрашивает у меня парень, но я сохраняю морду кирпичом. — Отойди. — Микуни, не надо, — останавливаю я его, а то мне реально придется прятать труп одного ученого на заднем дворике. Парень внимательно посмотрел на меня, прищурив глаза, так, подключаем весь мой актерский талант и серьезный вид готов. Через полминуты он перестал буравить меня взглядом на прочность и отступил, шутливо подняв руки вверх, якобы сдается. Ага, конечно, вот уйду от холодильника — сразу ломанётся проверять, что там. Любопытство сгубило кошку, по себе знаю. — И убери свою змею, не шикать мне тут! — сказала я вечному атрибуту на шее парня, вот чудик меня уже автоматически ненавидит, что ли? Шипит постоянно и как-то плохо на меня своими змеиными глазками смотрит. — А вы, я смотрю, поладили, — улыбнулся он хитрой лыбочкой, вот уж кто на лису похож. Лиса и змея, это чет новенькое… — Пока у меня не возникает желание убить тебя, я и чудик не поладим, — змея положительно зашипела. Когда это я началась разбираться в шипении змей? Гарри или Орочимару? А тем временем желудок просит пищи, и я открываю на свой страх и риск вторую дверцу. — Он что, своими зельями питается… — беру я сотую баночку с жидкостью неопределенного оранжевого цвета и пытаюсь прочитать. — Цианид… ЧЁ?! — от неожиданности я выронила баночку и смотрела, как она летела вниз. Я сегодня умру из-за свой рукожопости, права была моя классная руководительница. — Фух, успел… — сказал Микуни, который каким-то чудом успел присесть и поймать её. Смерть отменяется. Давай-давай, старушка с косой, вали, потом позовём. — Осторожнее надо быть, — с этими словами он поставил флакончик на место и закрыл дверцу. А потом он покрутил его к другой дверце, но я схватила его за руку. — Нафиг этот холодильник. Ещё еда есть? — У меня в рюкзаке консервы и лапша… — Сойдет, — именно так мы отошли от этого чуда-техники, надеюсь, я его больше никогда не увижу. Меня попросили посидеть здесь, пока сюда принесут рюкзак, что лежал в другом конце комнаты. Я удобно расположилась на ковре, так как все стулья заняты книгами, бумагами, тетрадями и прочей макулатурой. — Чего стоим? Давай эту сорокакилограммовую прелесть сюда, — рядом со мной устраивается рюкзак, мы с ним разговорились, выяснили, что у нас много общего, затем мы начали встречаться, а потом рюкзак-сан предложил мне выйти за него замуж, на нашей свадьбе были все кому не лень и сам Лень, а жили мы долго и счастливо… Ну, или всё было не совсем так. Я и рюкзак действительно встретились, но я поступила очень жестоко и залезла ему в душу, перевернув все внутренности. Забрав у него пять знаний в виде книг, я нашла заветный клад. О, святые консервы! Хотя погодьте, они с паштетом. О, святой иностранный доширак! — Чайник-то у вас есть? — разбираясь с упаковкой, спрашиваю я. Потом слышу шаги, бряканье и щелчок, видимо, плиту включили. Потом парень садится обратно рядом со мной, а я все еще пытаюсь прочитать английские иероглифы и разорвать упаковку. — Давай я, — говорит Микуни, и я с превеликим удовольствием отдаю ему дошик, секунда — и он все открыл. Видя мой шокированный, полный непонимания вид он лишь усмехнулся. Пока я пыталась выведать у него «секрет фирмы по открытию дошика», вскипел чайничек. Микуни опять встал и взял с собой упаковку растворимой лапши. Хм… — Микуни, а можно мне называть тебя сокращенно? — заинтересованно спрашиваю я. А что, мне «Микуни» кажется слишком официальным, мда, трудно мне будет прижиться в этой стране. — Я не против, зови как тебе угодно, но в пределах допустимого, — спокойно ответил он. — А какой твой предел допустимого? — с азартом говорю я. — А вот этого я тебе не скажу, я не дурак, — идя ко мне с закрытой лапшой и ложкой, отвечает он. — Да, ты не дурак, — умно киваю я, — ты вредина, Мик. — Так меня ещё никто не сокращал, — усмехнулся он. — Просто «Мику» звучит слишком по-детски, — задумчиво произнесла я под проницательный взгляд собеседника. — И меня бесит всё, что связано с немцем. — А вот это уже больше похоже на настоящую причину, — я пихнула ему локтем в бок, пусть не умничает, но он походу ничего не почувствовал. Я ем доширак, спрашиваю, не хочет ли сам Мик есть, на что получаю ответ «нет», однако в этот момент его желудок пробурчал, что в корне с ним не согласен. Достав себе вторую пачку, он отошел за кипятком, и пока его не было, я засмотрелась на рюкзачок. Из кошачьего любопытства достаю книгу на иностранном языке, вроде бы испанский, и открываю на какой-то там страничке, листаю ее, ничего не понимаю, и тут возвращается Микуни. И я задаюсь вопросом, а как он жил-то все это время? Его же выгнали из дома, ладно, сам ушел, потом был в С3, на какие шиши, скажите мне, он открыл свой магазин? — Слушай, чем ты зарабатываешь на свои туристические проезды? — листая всю ту же книгу на псевдо-испанском, спрашиваю я. — Хотя у тебя такой большой рюкзак с кучкой книг, что в них вполне себе можно было бы провезти контрабанду… — шучу я, а Мик старательно отвел взгляд. — В натуре?! — так, на какой это странице? Мне чисто из подросткового интереса посмотреть на дурь или еще чего. Не более. Я знаю, о чём вы думаете, но это не так. Я честный и порядочный человек. Закадровый смех попрошу убрать. — Колись, друг мой, я не сдам. Ну, точно не органам правопорядка, иначе вместе с тобой заберут. — Ничего особо криминального, но если чисто гипотетически предположить, то перевожу редкие, старые артефакты, — отвечают мне. А парень-то умеет говорить «гипотетически», «старые артефакты» — никакой конкретики, уважаю. И тут до меня доходит одна интересная вещь… если он перевозит какие-то вещички, не удивлюсь, если выяснится, что этот магазин из «черного рынка», но он перевозит их через таможню, то есть имеет дело с паспортными и прочими документами дела. — Микуни, — сажусь поближе, — не откажешь ли ты мне в одной маленькой, не совсем законной просьбе? — словно девушка из шпионского фильма спрашиваю я, улыбаясь, будто готова сделать очередную пакость. — Смотря, какого рода просьба, — в моем тоне отвечает мне парень. Я нашла своего человека, родную душу. Где же ты был все эти годы? А, да, точно, по ту сторону экрана. — Если не вдаваться в подробности, то у меня нет никаких документов, вообще никаких. Не мог бы ты мне достать паспортные документы? — мило интересуюсь я, нам только вина вместо доширака. — И желательно с японским гражданством? — скорее утвердительно, чем вопросительно говорит он. Где это вино для полноты картины, когда оно так нужно? — Вот видишь, как ты хорошо меня понимаешь! — радостно говорю я. — Думаю, я смогу это сделать, — Это трехочковый, товарищи! — Замечательно, тогда с меня ответная услуга когда-нибудь в будущем, — он хмыкнул, — но так, на всякий случай, мне восемнадцать. — Ха, а с виду и не скажешь, — вновь рассмеялся он. Что ж, это хорошо, значит, первоначально у него не было планов затащить меня в койку. А у вас бы не возникло такой мысли? Он здоровый, молодой и обаятельный парень, который ведет себя по-джентельменски, отвечает на мои заигрывания, без которых я просто порою жить не могу, решает мне помочь в поиске документов, а я ему кто? Девушка, которая в буквальном смысле свалилась на голову около суток назад и сейчас ест его еду. И типа за все это я разве бы не оказала такую же симпатию? Но раз ничего такого и он ведет себя точно также непринужденно, как и я, то он просто мой новый лучший друг. И это не френдзона, не надо мне тут. Последующие часы прошли замечательно: я много болтала с Микуни о своей стране, предложила ему туда съездить, и если он все же решится, то позвать меня с собой хотя бы как переводчика; также я могла надоедать Штейну: мы с ним выяснили, что пока в состоянии терпеть друг друга; Мик всё же заглянул в злосчастную морозильную камеру и нашел там отрубленную голову какой-то куклы в черной слизи, сколько было ору… Тут даже я вмешалась, но встала на сторону немца, историческое событие, дамы и господа. Отвела Микуни в сторонку, дала ему спиртику выпить, наверное, зря, как он закашлялся — я думала, легкие выплюнет. Штейну же я дала ромашковый чай, который я в этом бардаке чудом отыскала, но заварила его в крупном мерном стаканчике. Без сахара. А пил он его через трубочку. Псих. Так прошел вечер и ночь, но в этот раз я заметила, что немец ночью что-то писал и шоркал, стены тут тонкие. В итоге я спустилась к нему и силком оторвала от работы, типа два часа ночи, завтра свои каракули допишешь, и пнула в противоположную сторону от рабочего стола. Кажется, меня куда-то послали на немецком, но я пошла спать. Наутро я опять проснулась со змеюкой, но не заорала, а вскочила, схватила сервампа, допрыгнула до окна и нафиг выбросила в форточку. Ничего не знаю, Микуни, возможно твой сервамп решил прогуляться. Днем, помимо того, что мне пришлось вымаливать прощения у депрессивного сидячего в углу чудика, я задумалась о своих. Сначала я подумала о том, как Махиру, почему-то была уверена, что он не особо доволен моим внезапным уходом, потом подумала о кошаке, хотя вот ему, наверное, почти все равно, есть я или нет, никто ж диван более не занимает. А вот потом я подумала о своих родителях. Как они там, интересно… Под такими мыслями о домашних и своем мире прошло полдня. Наступил вечерок, и Микуни предложил прогуляться, ибо я выгляжу какой-то грустной. Штейн что-то там пробубнил про «надо ногу разрабатывать, кости укрепляет, заживет шустрее» и с радостью закрыл за нами дверь. Мы прошли где-то с два километра, оче-е-ень долгие два километра. Мик мне показал всякие продуктовые магазины с иностранными товарами, сметанку нашла и пельмешки. Также он в среднем объяснил мне, где какие улицы, с чем они пересекаются, но я от силы запомнила лишь половину, ибо остальное мне совсем чуждо. Показал несколько ресторанчиков с русской едой, я заметила парочку объявлений о работе, надо будет к ним как-нибудь зайти, авось возьмут. Жить-то мне на что-то надо! Так мы дошли до какой-то детской площадки, на ней никого не было, стемнело так-то, и я уселась на детские качели, раскачиваясь туда-сюда. — Мне надо встретиться кое с кем, посидишь тут? Это минут на десять максимум, — заявил мне Микуни, и я кивнула. Рассматриваю свои сапожки, качаюсь на качели и тут позади себя отдаленно слышу голоса. — Не думаю, что за ту девицу стоит беспокоиться, — говорит детский наглый голосок. — А вдруг с ней что-то случилось? — услышала я знакомый юношеский голос. И тут до моей светлой головушки доходит. Площадка, вечер, Микуни, змеюка, детский голос одного очень гордого сервампа и Махиру. Твою же мать… Знаете, как я выгляжу сейчас со стороны? Абсолютно спокойной и расслабленной, потому что это принятие неизбежного. У меня растяжение, далеко я не убегу, Махиру, наверняка, уже заприметил мой силуэт, спрятаться мне не во что и некуда. Вот так выглядит обреченность. — Микуни, я хотел сказать, что сегодня вряд ли будут тренировки, — подбежал к нему Махиру, пропустив меня, а вот Куро меня заметил на качелях и даже помахал рукой, ну, а я в ответ махнула, нервно улыбнувшись, — потому что я должен найти кое-кого… — с последними словами он краем глаза заметил меня и повернулся ко мне. Такая гробовая тишина, даже ветерок слышно, который сдул в мою сторону листву. — Привет, Махиру? От чего такой усталый вид? — не смогла не поиздеваться я, если я и умру, то за свой длинный язык. А Махиру действительно выглядел херово: мешки под глазами почти как у Куро, сутулится, а голос немного охрипший. Почему у меня пробежал холодок по спине? Махиру, скажи что-нибудь. — Вы знакомы? — о, спасибо, Мик, что ты есть! — Она свалилась к нам на голову недели три назад, а два дня назад свалила, оставив записку, вот Махиру всё это время её и искал. Два дня не спит, — разъяснил вечно молчаливый Куро. Почему мне кажется, что сейчас здесь начнется резня с рейтингом в +21? Мой палач делает ко мне первый шаг. — Что здесь происходит? — злым голосом спрашивает он. — Я могу всё объяснить! — кричу из последней надежды я, вжимаясь в сиденье качельки. Моя вторая смерть за два дня уже стоит возле и первое, что он делает, это дает мне знатно ощутимый подзатылок. Я с возмущением смотрю на него, держась за голову, но моё возмущение как-то меркнет после последней зло брошенной фразы. — Ты где шлялась?! Знаешь, как я переживал?! Знаете, мне это напомнило моё далекое детство, когда я уходила с детской площадки, а возвращаясь, мне говорили, что меня моя мама искала. Жизнь уходила в пятки, а земля из-под сердца. Последующие полчаса мой мозг изнасиловали понятиями норм, культур и вежливости. Даже если Хью сначала смотрел с неким коварным удовольствием, то после двадцатой минуты начал посылать редкие сочувствующие взгляды. Но, в конце концов, я не в состоянии выдержать целую лекцию, даже если я и виновата в ситуации. — Довольно! — вскочила я с качели, прерывая нескончаемый монолог мамочки. — Махиру, я взрослая, самостоятельная и совершеннолетняя девочка! Я хочу уйти, — в доказательство своих слов я уверенно прошлась вперед, но вот моя нога не согласна была с моей гордостью. И я согнулась пополам, плюхаясь на пятую точку, держась за ногу, матеря про себя весь чистый свет. — Что с тобой? — тут же кинулся ко мне Махиру, где-то позади него, тяжело вздохнув, встал Микуни. — Верно, Йохан мне говорил присматривать за тобой. Твоя нога еще не готова к таким испытаниям, побереги ее, иначе растяжение станет переломом… — Растяжение?! — воскликнул Махиру, я послала злой взгляд в сторону Микуни. А где-то за моей стороной я услышала такое знакомое «вот же гемор сейчас начнется». Ты даже не представляешь как ты прав. — Как? Когда? Обо что? — С крыши спрыгнула на меня, когда убегала от вампиров… — неосознанно продолжал сдавать меня Микуни, но, увидев мой убийственный и шокированный Махиру взгляды, он развернулся с глупой улыбкой на сто восемьдесят градусов к Тецу. — Значит, твоя семья владеет гостиницей? — сделал вид, что это не он меня сейчас сдал, а всё это время говорил с Тецу. — Да, вот листовка, — достал он из гроба бумажку и протянул Алисэйну, — будем рады, если Вы придете. — Обязательно загляну, — с улыбкой ответил он. Хорош вежливо трепаться с другими, меня б спас! — Лера! Что еще произошло? — всё спрашивал Махиру, а я возьму да ляпну, что воевала с немцем. Сервампы и Микуни хмыкнули, а японская молодежь не поняла. — И как, отвоевала? — неожиданно спросил Куро. — Еще бы. Русские не сдаются без боя! — крикнула я. Опять же, хмыкнули только сервампы, но в этот раз без Мика. Сразу видно знающих нашу натуру людей. Однако тот факт, что хмыкнул Куро, немного ставит меня в тупик. — Думаю, тренировку мы всё-таки отложим до завтра, — наконец сказал Микуни. — Хорошо, Мик, вот теперь ты решил присоединиться к диалогу, — саркастично произнесла я. — Лучше поздно, чем никогда, — улыбнувшись, протянул мне руку он, помогая в который раз подняться. — Увидимся, — уходя, он подмигнул мне, а потом попрощался с остальными. И я искренне надеюсь, что этот жест значил, что он не забыл о моей просьбе. Однако… — Махиру, у нас ничего не было, хватит буравить меня взглядом, — как ни в чем не бывало сказала я, а паренек опять покраснел. — Да я… ты… я о таком не думал! — запинаясь, возмутился он. — А кто подозревал, что она сбежала с каким-то парнем? — спросил Куро у Махиру, и мне могло показаться, что он над ним издевается. По глазам вижу. — А кто скучал от того, что все рекорды побил?! — в отместку ответил Махиру. — Как же вы без меня раньше жили? — влезая в середину и повиснув у них на плечах, спросила я. Ох, как я скучала по этим двоим. Стойте-ка… — Как это ты побил все мои рекорды?!