Дракон-полукровка

      Артур с трудом разлепил глаза. Все кругом мутнело, но юноша смог разглядеть резной столик и давно опустевший графин с вином, да осколки от упавшего бокала. Он поморщился, ощущая ломоту во всем теле, а после вновь прикрыл глаза, думая о том, что лучше было бы вовсе никогда не просыпаться.       Он лежал на брачном ложе, огромной кровати, которую слуги специально приготовили для новобрачных. Какая жестокая насмешка над младшим сыном, которого лишили любого права выбора. Минуло уже четыре дня с тех пор, как прошла свадьба, и за все эти дни Артуру так и не удалось уйти прочь из этой комнаты. Ларсен его не отпускал, и противиться воле старшего брата юноша попусту не мог. Скотт использовал свои права нового главы рода в полной мере, решив за Артура, что он теперь не более чем собственность Ларсена.       Артур сглотнул, ощутив на своей талии чужую руку и чужое дыхание в затылок. Ларсен лежал рядом с ним, обхватив за талию и прижимаясь грудью к спине. С другой же стороны на кровати лежали Скотт и Аделина, которые все минувшие дни были увлечены собой и вовсе не обращали внимания ни на что в мире. В том числе и на Артура, терпевшего немыслимую страсть Ларсена.       Юноша искренне недоумевал, как вообще могло так получиться, что Ларсен мог воспылать желанием именно к нему. Его сбивало это с толку на протяжении четырех дней, сводило с ума от ужаса и осознания своего рабского положения в семье. Он сам подписал себе смертный приговор, вступив в брак и став собственностью братьев. Вернее, брата, ведь Скотту было на него наплевать, его волновала лишь Аделина, которая теперь принадлежала ему в полной мере. Ларсен не будет на нее претендовать, потому что ему милее издеваться над Артуром, а у самого же Артура нет никаких прав в этом неравном браке.       Юноша осторожно коснулся пальцами чужой ладони. Рука Ларсена казалась очень тяжелой, это несколько пугало, но Артур все же смог выбраться из чужой хватки и подняться с кровати. Он был обнажен, тело до сих пор отчетливо помнило прикосновения и жадные поцелуи, оставленные братом. Целых четыре дня это продолжалось, так что теперь Артур ясно ощущал, что начинает сходить с ума. Так хотелось сбежать прочь, уйти в сад к любимым растениям, а еще лучше взять коня и просто податься в неведомые дали, куда-нибудь далеко, где не было бы братьев и всех этих устоев, ниспустивших его до состояния жалкого ничтожества.       Артур поморщился от ощущения холодного пола, а после окинул взглядом ложе. Обнаженное тело Ларсена было еле прикрыто шелком простыни. На его груди отчетливо проступали рыжеватые волоски, равно как и на руках, на бледной коже плеч виднелись веснушки, те самые отметины, что делали Ларсена непохожим на валирийцев, как и Скотта. У Артура они тоже были, но совершенно незаметные и едва проступающие. В который раз Артур сам себя укорил за то, что вот так смотрит на брата и считает его красивым. Да, Ларсен был безусловно красив, но юноша твердил себе, что это монстр, который воспользовался его нещадным положением в своих целях, который надругался над ним, растоптал и унизил, словно и не брат ему, равный по положению, а просто какая-то дворовая девка, с которой можно сотворить что душе угодно. И от этого было действительно больно, Артур всегда хотел быть равным братьям.       С трудом отыскав сперва просторную рубаху, а после и штаны, юноша оделся. Должно быть, это рубаха Ларсена, она была ему велика, и при том ощутимо, но Артура это нисколько не смутило в тот миг. Взгляд на миг упал в сторону балкона, двери которого все так же были распахнуты. День в самом разгаре. Наверное, их родители сейчас обедают или коротают время в саду. А разъехались ли все гости? Минуло четыре дня, и в течение этих дней юный лорд был словно оторван от всего мира, для него не существовало ничего, кроме братьев и сестры, и это он променял бы даже на темницу. Наверное, что угодно было бы лучше такого жестокого положения, в котором он оказался.       — Брат?       Тонкий нежный голосок заставил Артура вздрогнуть. Он резко обернулся и наткнулся на заспанный взгляд сестры. Та смотрела на него с долей тревоги, но юноша не сразу это понял, отчего-то немного сбитый с толку наготой ее тела.       — Что?       На самом деле Артур всегда любил сестру, любил настолько, чтобы иметь силы не ненавидеть ее за свое незавидное положение. Она была, кажется, слишком хороша для этого мира и конкретно для Скотта, которому она так легко отдалась.       — Ты в порядке, братик?       Тревога в ее голосе заставляла ощущать собственное бессилие. Артур отвел взгляд, стараясь не смотреть на тонкую шеи сестры, ее ключицы, хрупкие плечи и небольшую, но красивую грудь. Словно поняв его мысли, Аделина прикрылась шелковой простыней. Ее рыжие волосы в самом деле отдавали золотом, и это было так красиво.       — Как я могу быть в порядке, сестра, раз меня возвели в ранг жалкого раба в собственной семье?       Аделина бросила мимолетный взгляд на спящих братьев, а потом вновь устремила зеленые глаза на Артура.       — Это не так, братик. Ларсен любит тебя. Любит больше, чем кто бы то ни было другой в этом мире.       Младший из братьев рыкнул.       — Мне не нужна эта любовь. Единственное, чего я желал — это свобода, но меня ее лишили, — он посмотрел в глаза сестре. — Этот брак — худшее, что могло со мной случиться.       — Братик…       Но Артур не был намерен ее слушать. Хотелось оказаться как можно дальше от самых родных людей, как можно дальше от брачного ложа и всего того, что напоминало бы о свадьбе. Это в самом деле сильно опротивело, настолько, что юный лорд готов был ненавидеть свою семью. Он умчался прочь, открыв двери так резко, что задремавшие за порогом слуги переполошились. Впрочем, на них Артур не обратил никакого внимания. Дверь за ним закрылась, и юноша почувствовал себя чуть более свободным. Обманчивое ощущение, хоть и такое приятное.       Он шел, не разбирая дороги, словно вовсе позабыв о том, что он неподобающе одет, что на нем рубаха брата, что он бос. Это все не имело никакого значения. Так вышло, что ноги привели его в то самое единственное место, где он всегда мог ощущать себя особенным. Не еще одним сыном лорда Керкленда, а кем-то уникальным и важным. Сад — его самое любимое место в родном поместье. Ощутив запах цветов и трав, юноша в самом деле успокоился. Добравшись до любимого укромного местечка, он присел прямо на траву. Как странно, что по пути ему не попался ни один слуга. Или же Артур их всех просто не заметил. Ему жизненно необходимо было одиночество, просто чтобы выплеснуть свои эмоции, что так терзали сердце. Все то, что он не показал бы никому на свете, а особенно своим братьям.       Слезы сами собой побежали по щекам. Артур хныкнул, ненавидя себя за свою слабость и за то положение, в котором он оказался. Он так и замер, сидя на траве и опираясь спиной о дерево, смотря на цветы и чувствуя, как все расплывается.       Все минувшие четыре дня он провел в объятиях Ларсена, брата, которого он всегда боялся. Брата, который, как оказалось, желал его столько лет подряд и ожидал дня свадьбы лишь ради того, чтобы овладеть им. Теперь Артур боялся брата еще сильнее, едва ли не до дрожи в руках, ведь Ларсен теперь имеет полную власть над ним. Таковы законы лучезарной Валирии, против них не пойдешь, как бы тебе того ни хотелось.       Артур утер слезы и посмотрел наверх, в синее небо в обрамлении веток деревьев. Вот бы просто взять и улететь прочь от родного поместья, от ненавистных братьев и отца, что вот так легко разрушил его мечты и обрек на рабство.       — Вы не в духе, милорд?       Смутно знакомый голос застал врасплох. Артур мысленно поругал себя за невнимательность, ведь уже второй раз за день его застали врасплох. Кто это мог быть на сей раз? Стражник? Вряд ли бы кто-то из слуг посмел нарушить его покой. Юноша поднял взгляд и осмотрелся, не ведая, откуда голос, но вот человек вновь заговорил:       — Полагаю, я не вовремя?       На сей раз Артур округлил глаза от ужаса, осознав, что это один из гостей, северный лорд. Столь важный человек застал его плачущим в саду, что же может быть хуже этого?       — Ваша светлость?       Артур подскочил на ноги, старательно утирая лицо, но мужчина тут же оказался ближе.       — Прошу, не вставайте, милорд. Мне бесконечно жаль, что я столь наглым образом прервал ваше уединение.       Лорд Брагинский (а это был именно он) тут же коснулся плеча Артура. Тот не был склонен доверять этому человеку, но все же присел. Поразительно, но благородный лорд совершенно спокойно уселся подле него, не боясь запачкать свою великолепную белоснежную мантию.       — А мне жаль, что вы застали меня в таком неподобающем виде, ваша светлость.       Брагинский вдруг улыбнулся.       — Пускай же эта неловкость останется между нами, — сказал он. — Я не сильно потревожу вас своим присутствием? Мои сестры так восхищены угодьями вашего отца, что уговорили меня задержаться. Но мне, признаться, уже немного скучно. Хотелось иного, нового общения.       Артур перевел дух, стараясь не переживать, хоть и было отчего. Он впервые говорил лично с человеком такого высокого положения, и посторонним, одним из тех, от кого Генрих Керкленд рьяно оберегал своих детей. Но лорду Брагинскому Генрих доверял настолько, насколько это вообще было возможно в сложившихся условиях, так что бояться не стоило, но вот тщательно выбирать каждое слово и сперва думать, прежде чем говорить, стоило определенно.       — Не могу вас не понять, ваша светлость. Мне и самому порой хочется нового общения.       Лорд все так же улыбался. Он выглядел таким спокойным, словно вел беседу со старым другом, и это вводило в ступор. Его сильная и немного мозолистая ладонь коснулась одного из цветков, что росли рядом.       — Вам куда сложнее, милорд. Но я убежден в том, что такого юношу, как вы, благосклонно приняло бы высшее общество Валирии.       Артур отвел взгляд.       — Мне в него не попасть, ваша светлость. Этой чести будет удостоен мой старший брат-лорд.       Брагинский усмехнулся.       — Уж чему меня жизнь точно научила, милейший милорд, так это тому, что все в жизни может в один миг радикально измениться, — он снова посмотрел на Артура, заставив юношу почувствовать себя неладно. Что-то во взгляде мужчины было не так. — Вы огорчены, милорд? Мне казалось, что свадьба должна вас осчастливить после стольких тяжких лет.       Юноша сглотнул.       — Я счастлив, ваша светлость. Просто не все мечты связаны с семейным очагом.       — Понимаю, — кивнул лорд. — Отмечу, что вы мне крайне симпатичны, милорд. Вы — истинный валириец.       — Мой отец всегда так говорил. Но внешности не достаточно, чтобы быть лордом.       Брагинский тихо усмехнулся.       — А разве я говорил о внешности? — спросил он, смотря на Артура словно на малое неразумное дитя. — Валирийцами нас делают драконы внутри нас, милейший милорд. Если в вашем сердце живет дракон, вы — истинное дитя Валирии.       Артур потрясенно замер, а Брагинский все так же улыбался, словно мудрец, которому открылись невиданные таинства. Он вновь коснулся лепестков цветка, а после поднялся на ноги. Юноша растерянно смотрел на то, как лорд оттряхивает свою мантию, словно простолюдин. В нем не было изящности и грации, как в других лордах. Он был совершенно другим, совершенно не таким, каким, как всегда казалось Артуру, должны быть лорды лучезарной Валирии.       — Вы уходите, ваша светлость?       — Увы, — кивнул мужчина. — Мы с вашим отцом в самом деле все обсудили, так что скажу вам лично, милейший милорд — род Брагинских и все наши вассалы поддерживают род Керкленд. Мы друзья, и это нерушимо, — лорд с важным видом осмотрел себя, а после вновь улыбнулся юноше. — Если вас однажды занесет на север, непременно заходите ко мне в гости, у меня будет, что вам показать и рассказать.       Он уже было обернулся, чтобы уйти прочь, как Артур сказал:       — Мне не дано выбраться из родных угодий.       Но Брагинский снова усмехнулся.       — Никто не знает, как обернется жизнь. Здравы будьте, милорд.       Он ушел, а Артур все смотрел ему в спину, думая над чужими словами. Интересно, что же имел в виду этот странный человек?

***

      Как только семья Брагинских покинула территорию поместья, Генрих Керкленд выдохнул спокойно. Последние гости уехали, и теперь все былые волнения позади. Столь важное событие, как свадьба наследников рода, состоялась. Осталось лишь дождаться, пока Аделина не понесет плод, а после можно будет предстать перед советом лордов со Скоттом. Возможно даже, что Генрих возьмет с собой Артура. Младший сын хоть и не имеет права на такую честь в обход более старшего Ларсена, но все же располагает определенным талантом к политическим делам. А вот сам Ларсен присмотрит за отцовскими угодьями как никто другой. Таким образом каждый из сыновей лорда получит свое дело. Они вместе возродят былую славу рода Керкленд.       — Теперь тревоги позади, милорд? — спросила Роза.       Она подошла к мужу, который замер у окна, поглядывая в степную даль. Он все так же волновался, хоть и понимал, что опасения не подтвердились. Да, Генрих был готов к худшему. Но все обошлось. Все прошло хорошо, у них нашлись союзники, и при том союзники сильные.       — Да, позади, миледи, — кивнул лорд. — Теперь все позади, а я все жду, что произойдет нечто плохое. Не знаю, привычка ли то, или я просто не могу поверить в то, что у моей семьи все наладилось.       Роза осторожно коснулась ладонью его плеча. Даже сейчас, спустя годы, она, мать четверых взрослых детей, казалась такой худенькой и хрупкой на фоне своего плечистого и сильного мужа. Генрих с каждым новым днем все отчетливее понимал, как сильно ее любит и как сильно дорожит ею. Он знал точно, что сделал однажды правильный выбор.       — Все хорошо, милорд.       Генрих приобнял жену, прижав ее к себе, и уткнулся лицом в ее рыжие кудри. Она всегда знала, когда его надо обнять, как его успокоить и как принести покой его израненной душе.       — Да, все хорошо.       Однако трепетный покой продлился недолго. Послышался стук в дверь, так что Лорд немного отстранился от Розы.       — Входи.       — Ваша светлость, прилетел ворон.       Стражник пересек порог и протянул Керкленду аккуратно сложенное письмо с печатью. Генрих сперва было кивнул, решив, что это, возможно, одно из дежурных поздравлений от кого-то, но замер, заметив печать. Сердце вмиг пропустило удар. Он не мог поверить в то, что видит. Роза тут же заволновалась.       — Что такое, милорд?       — Это наш родовой герб, миледи, — выдохнул Керкленд. — Только члены семьи его используют.       Роза недоуменно уставилась на письмо.       — Но кто мог его отправить? У вас есть живые родственники, милорд? Я об этом не знала.       Генрих был растерян.       — Вся моя родня мертва, миледи. Есть только один человек, который не нашел могилы в родовом склепе. Он считался пропавшим без вести, и я считал его мертвым.       Роза не могла знать, о ком говорит ее муж, но вот сам Генрих понимал. Единственный его близкий родственник, погребения которого не застал сам лорд, считался им же почившим, ведь на него открыл охоту сам лорд Байльшмидт.       — Кто же это?       Генрих мотнул головой, словно отгоняя от себя мираж. Он тут же вспомнил гибель брата и сестры — Алана и Марии, — причиной которой стал поступок другого Керкленда. Лорд тут же разорвал печать и раскрыл письмо, в самом деле не ведая, что может там увидеть.       — Мой бесценный племянник, — прочитал он вслух. — Я пишу тебе из вольного города Браавоса. До меня дошла счастливая весть о свадьбе твоих наследников, и я не смог не написать, хоть и понимаю, насколько это опасно. Но не менее опасно было бы и дальше прятаться и скрывать от тебя страшную правду. Я верил в то, что Байльшмидт продолжит охоту на меня и оставит тебя в покое хотя бы после того, как они уже забрали Алана и Марию. Но я ошибся, мой бесценный племянник…       Генрих перестал читать. Перед глазами вдруг задвоилось, и лорд не сразу понял, что в его глазах застыли слезы. Роза тут же сжала его ладонь. Она не понимала, в чем дело, но все же старалась поддержать его.       — Милорд?       — Это мой дядя, — выдохнул Генрих. — Брендон Керкленд.       Даже само осознание этого факта давалось лорду с невероятным трудом. Он ведь узнал почерк и манеру письма, он не сомневался нисколько. И при том все равно не мог поверить.       — Брендон? — удивилась Роза. — Мне казалось, что он давно погиб.       Керкленд кивнул.       — Мне тоже. Однажды он соблазнил девицу из дома Байльшмидт, чужую невесту, а едва лорд потребовал ответа, Брендон сбежал. С тех самых пор его никто не видел. Я искренне полагал, что он сгинул в водах Узкого моря, ведь лорд Байльшмидт в отместку вероломно убил моих брата и сестру.       Роза прижала ладонь к лицу.       — Выходит, он был жив все это время?       Генрих был объят множеством противоречивых эмоций. Он понимал, что нужно дочитать письмо, ведь там наверняка что-то очень важное, но ладонь предательски подрагивала, а глаза словно отказались видеть.       — Милорд…       Роза осторожно забрала у него письмо. Она давно научилась читать на валлирийском, так что ей не составило труда все понять.       — Ты должен знать о страшной лжи, что едва не уничтожила нашу семью. Я не был повинен в том, что погибли Алан и Мария, мой бесценный племянник. Я виноват лишь в том, что однажды поверил лорду Байльшмидту, которого считал своим другом.       Роза подняла взгляд на мужа. Лорд кивнул ей, дабы она читала дальше. Происходило нечто очень важное, и они оба это понимали. Наверное, письмо раскроет нечто страшное, и им придется разбираться с последствиями. Впрочем, Генрих и Роза были к этому готовы.