Тебе не будет вечно семнадцать, и твоя вечная любовь закончится тоже

      Как ни странно, прошла уже половина занятия, и ничего страшного не приключилось. Лев Романович спокойно читал лекцию, иногда отвлекаясь и спрашивая, все ли я успеваю записать. Никаких двусмысленных вопросов и предложений. Создавалась такая картина, будто я и правда обозналась. Накрутила себе в голове самые страшные сцены насилия — все как всегда, а он оказался обычным преподавателем. Ну, может, устал человек, с кем не бывает. Да и я навязала себе утром мысль, что извращенец может быть кем угодно. Дурочка…       — Ну что, сегодня я отпущу тебя пораньше, — я подняла глаза и увидела, как директор встал со своего места и направился ко мне. — Но только меня смущает одна деталь: хорошо ли ты усвоила материал.       Мне показалось, или в его глазах появилось какое-то странное желание? Опять я накручиваю.       — Да, Вы очень хорошо читаете. Я все поняла и записала.       — Да ну? — когда я закончила собирать вещи в сумку, он уже стоял рядом с моей партой и внимательно смотрел на меня. Его левая рука опустилась на поверхность стола, а правая — на спинку моего стула.       Я нервно сглотнула и попыталась встать, но широкая грудь Льва Романовича, вставшая у меня на пути, не позволила этого сделать, и я лишь обратно плюхнулась на сиденье. На его лице показалась ухмылка, и он слышно вздохнул.       — Не хватало мне еще с малолетками разбираться… — это было довольно тихо, но я смогла услышать. Он определенно от меня что-то хочет, только я не понимаю — что? Точнее, не хочу понимать. — Послушай меня, Василиса…       Лев Романович наклонился к моему лицу. Наши глаза были на одном уровне, и я чувствовала его горячее дыхание. Я действительно не хотела верить в свои догадки. Впервые в своей жизни я не хотела верить себе.       — Думаю, ты уже поняла, что утренняя ситуация — недоразумение. И что тебе не стоит об этом трепаться — сделаешь хуже только себе. Я свое слово держу, и, если сплетни какие-то появятся, будет плохо. Очень плохо.       Прозвучало довольно неубедительно. И что же он мне сделает? Золотой медали лишит или после уроков оставит? Не думаю, что он прибегнет к грубой силе, ведь ситуация не настолько запущенная. А вообще, я читала несколько книг, где людям угрожали, отправляя отморозков всяких. Но отправлять их к семнадцатилетней? И как он меня назвал? Малолеткой? Сейчас бы в двадцать пять, когда ты — директор школы, что-то говорить о возрасте.       — А можно спросить? — я смело посмотрела ему в глаза. Было заметно, что он слегка удивлен и не ожидал от меня такой стойкости.       — Что я тебе сделаю? — угадал, черт. — Не знаю, ещё не придумал, но я никогда не оставляю своих жертв в покое.       Засмеялась. Очень громко засмеялась. Простите, но, когда тебе говорят такое с таким пресным лицом, невозможно сдержаться. Действительно не понимаю, чего он боится. Потерять репутацию или загреметь в тюрьму? Упустить свой статус директора? И так ясно, что я не собиралась никому ничего рассказывать: мне этой самой не нужно. Если бы не шла на золотую медаль и была более активной, я бы превратила все это в веселую игру. Но мне это незачем. Хотя я ничего не потеряю и весело проведу оставшийся год. Но все же, тут возникает главный вопрос: зачем?       — Было приятно пообщаться, но мне нужно идти.       Я поднялась со своего места и только начала движение, как меня резко схватили за руку и дернули обратно. Больно ударившись об угол парты, я со злостью посмотрела на Льва Романовича. Половина моего туловища лежала на деревянной поверхности, а левую руку все так же держал директор.       — Отпустите.       Ох, как же он доволен собой. Его выдает довольная улыбка на его наглом лице. Придурок самовлюбленный!       — Отпустите, или я закричу.       — Кричи, все равно в школе никого нет, кроме охранника. Уже поздно и все ученики, и половина преподавательского состава ушли. Тебе все равно никто не поможет, — он снова улыбнулся, наклонился к моему лицу и прошептал. — Я тебя предупредил.       Нашу чудесную беседу прервала девушка, зашедшая в кабинет. Она вытаращилась на нас своими перекрашенными глазами и усмехнулась. У них что, все в этой школе шизанутые?       — Лев Романович, я пришла на дополнительные…       — Проходите, Ксения. Я отпущу свою ученицу, и мы начнем.       Директор отпустил мою руку и попрощался. Я поспешила выйти из этого дурдома, называемого школой. Знала, конечно, что у всех свои тараканы, но чтоб главным тараканом был сам директор школы, который применяют насилие к своим ученикам? Такое — впервые.       Почти я вышла за ворота этой учебки, вспомнила, что забыла наушники на соседнем стуле, а возвращаться без них домой мне не очень хотелось. Тем более, завтра мне ко второму уроку, а после увиденного больше, чем уверена, что на следующий день их на том же месте не будет.       Быстро поднявшись на второй этаж, я уже хотела открыть дверь кабинета, как услышала странные звуки, которые походили на стоны. Надеюсь, что мне показалось, и они там действительно экономикой занимаются. Слегка приоткрыв дверь так, чтоб образовалась маленькая щель, я увидела ту самую девушку. Она лежала на столе преподавателя с приподнятой юбкой, а сзади… удобно пристроился Лев Романович со спущенными штанами. Картина так себе. Но зачем терять такой шанс?.. Тихонько достав телефон из сумки и включив камеру, я приоткрыла дверь пошире, и нажала на кнопку. Вот только не учла, что звук на моем телефоне был не выключен. Меня спалили. И кажется, у меня большие проблемы. Такие же большие, как распахнутые от удивления глаза Льва Романовича. И кажись, не только от удивления.       — Краснопольская!!!