Дети полуполуночи

      К своим тридцати шести годам Алла Адольфовна стала одной из богатейших людей их не такого уж и маленького города. Начинала она обычным тренером по шейпингу для дамочек глубоко за сорок, в маленьком школьном спортзале, потом, постепенно, прикупила инвентаря, арендовала и отремонтировала здание, которое превратила в спортклуб, потом еще один и еще, позже добавились несколько бань и саун. К ее чести, никаких особ «легкого поведения» в банях не было, но за это приходилось расплачиваться тем, что к ней водили все комиссии и проверки, демонстрируя в качестве образцово-показательного примера по борьбе с проституцией.       Личная жизнь у Аллы Адольфовны не сложилась. Замуж она выскочила рано, по большой любви, которая со временем превратилась в такой же большой пшик. Муж, при ее же поддержке получивший свое вожделенное звание преподавателя кафедры истории в местном университете, отчего-то ее бизнес-усердия не оценил (а может, просто завидовал успехам), попрекал каждым словом и, пробуждая старые добрые воспоминания о школьных дразнилках, звал Гитлеровной. Так что, когда он погиб в им самим же спровоцированной автоаварии, она, конечно, горевала, но не сказать чтобы прямо сильно, тем более, что у нее и без него было кому уделить внимание — сын. Сын Кирилл. Чудесный сын, которому исполнилось тринадцать лет и которого она любила со всем пылом и потому приходилось прилагать немалые усилия, чтобы не превратиться в одну из тех оголтелых мамаш, которые носятся со своими детьми, как куры, и не дают им вздохнуть свободно, контролируя каждый шаг.       Для сына она не жалела ничего, но мальчик рос совершенно не избалованным, добрым и умным. Нет, она, конечно, подозревала, что Кирюха не так идеален, как ей кажется, но все же… сын у нее был просто супер!       С семи лет мальчик ходил в элитную платную школу и был записан в, неизвестно какими спортивными ветрами занесенную в их город, секцию лакросса, денег на который уходило ничуть не меньше, чем на само обучение — сетки, защитные щитки, обувь и прочее барахло. Зато, их команда уже несколько раз выезжала на чемпионаты и даже заняла там почетное второе место, уступив только несколько очков америкосам.       Каждую осень Кирилл на весь сентябрь отправлялся в тренировочный лагерь по лакроссу, который она оплачивала за сына и за его лучшего друга Мишка. Мишок-Мишка был из многодетной семьи, где его мамаша, неплохая в общем-то женщина, без отца воспитывала еще шестерых братьев и сестер. Пацан попал в школу и в секцию в качестве гуманитарной помощи, затеянной местным мэром для всяких социально незащищенных семей. И как-то само собой повелось, что за поездку мальчишек в лагерь платила Алла Адольфовна. Она была не против — сумма, при ее доходах, была вполне подъемная, а сын — всегда при своем лучшем друге, не самый надежный присмотр, но хоть какой-то.       Это случилось спустя две недели после очередного отъезда сына в лагерь.       Телефонный звонок раздался часов в восемь вечера и взволнованный голос, представившийся директором лагеря, сообщил, что ее сын, вместе со своим другом, пропали одиннадцать часов назад.       Алла выехала уже через сорок минут, наплевав на работу и все запланированные встречи. Как только в аварию по дороге не попала — руки тряслись нещадно. Ее приезд делу ничем не помог — мальчишки не нашлись. Как установила, в срочном порядке вызванная полиция, последний раз их видели в девять утра на пробежке, и всполошились только когда ребята не явились на обед, припомнив, что и на завтрак дети тоже не приходили.       Алла Адольфовна сходила с ума, истерила, но ничего поделать не могла. Не помогли ни спешно подключенные связи, ни финансовая стимуляция поисковых отрядов, частым гребнем прочесывающих окружающий лагерь лес, ничего. Дети пропали, будто их и не было.       Всю работу она свалила на помощников, благо что бизнес у нее работал, как часы, и все время посвящала поискам, постепенно принимая тот факт, который давно подсказывало материнское сердце — сын мертв, но глупая надежда от поисков отказаться не позволяла.       С Тимоном, Тимофеем Скольником, она познакомилась лет десять назад. Ну, как познакомилась… познакомилась, в общем. Она как раз налаживала работу своей первой загородной бани и засиживалась там допоздна, возвращаясь потом на машине через маленький лесок. Именно там она и увидела валяющегося на дороге окровавленного мужика. Алла тогда не пожалела бежевых чехлов на сиденье автомобиля, втащила бесчувственное, прошитое несколькими пулями, но живое тело внутрь и отвезла его в больницу.       Только давая позже показания, она наконец сообразила, что зря связалась с этим делом и что, как бы теперь те доброжелатели, что чуть не отправили мужика на тот свет, не решили отблагодарить ее за спасение, например, подрезав в темном переулке. Но все обошлось, с претензиями к ней никто не явился. Зато — почти через два месяца после той примечательной ночи — к ней явился спасенный мужик с букетом и дорогущим вином, а через время повторил визит еще и еще. Так и подружились. Они даже не спали вместе, просто болтали, сплетничая о мировой политике или обсуждали прочитанные книги. Алла о Тимоне почти ничего не знала и никогда не расспрашивала, шестым-седьмым чувством ощущая, что эта информация ей ни к чему, не представляла даже, кто он — бандит или кто-то из ментовской братии, но то, что ее тогдашние проблемы с братвой, которая все же пыталась внедрить в ее бани проституток, исчезли сами собой — это факт.       Тимона она подключила к поискам через два дня после исчезновения сына, когда стало окончательно понятно, что мальчишки не просто заблудились в лесу или рванули в ближайший город на поиски приключений, но это тоже ничего не дало. Тупик! Тупик! Алла сходила с ума.       С момента исчезновения прошло уже почти девять месяцев. Продолжению розысков не помогало даже денежное стимулирование. Менты деньги брали, но ничего не предпринимали, говоря: «Пацан сам сбежал из-под мамашиной юбки и дружка с собой потащил, мажор недоделанный. Нагуляется и вернется.» Вот только даже они сами понимали насколько фальшиво звучали эти уверения.       Тимон явился под вечер, хмуро поставил традиционную бутылку коллекционного вина на стол и сказал:       — Есть разговор.       Он помолчал и еще раз нахмурил брови, словно сомневаясь, стоит ли продолжать.       — Я записал тебя на прием к одному человечку надежному, который может помочь с поисками сына… или хоть что-то скажет про него. Можешь прихватить с собой и мамашу второго пацана. Стоить это тебе будет пять штук евро.       Что-то такое всколыхнулось в душе Аллы, не сказать, что надежда, но что-то близкое к ней.       — Что за человечек?       Тимон неожиданно отвел глаза. Женщина знала его достаточно хорошо, чтобы понять, что не смутился, а просто не хочет показать ей своего истинного отношения к ситуации.       — Да так, человечек — дамочка одна… экстрасенс… или ясновидящая — один хрен. Только не такой, что в шоу участвует, а настоящий. С ней, конечно, лучше лишний раз не связываться, но в твоей ситуации… выбора особого нет.       Алла была в недоумении. Что еще нахрен за экстрасенс? Но за другом она тупости не замечала и шлейф властности, незаметно тянущийся за ним, ничуть не померк, чтобы она могла заподозрить в нем слабину. Так что она только кивнула, давая свое согласие.       Встреча с экстрасенсом была назначена в отдельном кабинете маленького, но довольно дорогого ресторана. Алла Адольфовна вместе с бледной Светкой, мамой Мишка, явились заранее и ожидали, нервно выпивая чай — чашку за чашкой.       Дверь отворилась точно в назначенное время. Алла разглядывала явившуюся перед ней женщину, даже, скорее, девушку — лет двадцать пять не больше. На вид ничего особенного: глаза спокойные серые — ни тебе бездонно-черных, ни прозрачно-льдистых, как можно было бы ожидать из составленного в голове на основании книг и передач образа, русые волосы, а не огненно-рыжие или выбеленные под седину, скромно и аккуратно накрашена, ни тебе боевой раскраски или подчеркнутой томной бледности, да и одежда — джинсовые бриджи и голубая футболка с принтом головы техноиндейца Jamiroquai, а не юбка в пол или, наоборот, роковое кожаное мини. В руках небольшой рюкзачок. Обычная девчонка, таких на улице тысячи.       Девушка вежливо улыбнулась и прошла за столик, усевшись напротив. Ее голос был приятного, чуть хрипловатого тембра:       — Можете называть меня Ольга.       Опять-таки приятно, что не Лилит или, наоборот, с закосом в славянские корни, какая-нибудь Марфа.       — Прежде чем мы начнем, хочу сразу обозначить несколько моментов нашего… взаимодействия. Момент первый: деньги вперед.       Она протянула руку.       Вот маникюрчик как раз соответствовал представлениям о классических, чуть полоумных ясновидящих — длинные, остро отточенные ногти, покрытые серебристым лаком. Алла Адольфовна положила ей на ладонь увесистую пачку евро, ничем не выдав недовольства от такой бесцеремонности.       — Момент второй: когда я в рабочем трансе, то я себя не очень контролирую и могу говорить вещи, которые могут ранить или даже причинить серьезную боль. Заранее прошу за это прощения.       Женщины синхронно кивнули подтверждая, что услышали и осознали, только Светка, побелела еще сильнее, хотя казалось, что сильнее уже некуда.       — Момент третий: в рабочем трансе, без существенного ущерба для своего здоровья я могу пробыть всего минут двадцать-двадцать пять, так что, если вы ожидаете, что я, как в «Битве экстрасенсов», начну «смотреть» издалека, то я, конечно, так и сделаю, но тогда я не успею дать ответы на основные интересующие вас вопросы — кто, где, когда и зачем? Так что рекомендую сразу изложить мне суть дела, так сказать, предысторию, чтобы я могла двигаться дальше. И момент четвертый: все претензии можете мне передать через заказчика.       Алла Адольфовна опустила глаза чтобы скрыть зарождающееся в ней раздражение и ярость — ситуация все больше стала напоминать фарс. Если бы не рекомендация Тимона, она бы уже закатила скандал, потому что ему и его мнению она, что ни говори, но доверяла. Женщина глубоко вдохнула и размеренно стала рассказывать про исчезновение сына и его друга. Светка, которую на нервной почве уже начало потряхивать, дополнила рассказ незначительными деталями со своей стороны.       Девушка удовлетворенно кивнула:       — Что ж, для начала годится. Фото?       Фотоснимки улыбающихся мальчишек легли перед ясновидящей на стол совершенно синхронно.       — Приступим!       Она прикрыла глаза и положила ладони на фотографии. Через несколько секунд фотографию Кирилла она решительно отодвинула в сторону, а Мишка, наоборот, чуть придвинула к себе.       — Начнем с чего попроще! — Ольга холодно улыбнулась и открыла глаза.       Алла невольно вздрогнула — зрачки девушки сузились так, что больше напоминали точки — она такого не видела никогда. Теоретически девица могла принять какое-нибудь лекарство, оказывающее подобный эффект с отсрочкой, но так точно подгадать момент?..       — Пацан мертв! — Светка судорожно всхлипнула. — Его убили в тот же день, когда похитили второго мальчишку. Тупая смерть, пришли за тем, вторым пацаном, а этот просто под руку попался — его и грохнули. Тело притопили в болотце в паре километров от лагеря и, если бы жопорукие поисковики приложили хоть чуть усилий, тело нашли бы уже давно.       Она порылась свободной рукой в рюкзачке и достала сборник карт. Даже не глядя на разрисованные цветные изображения, она, без всяких усилий, открыла его на странице, где детально, в приличном масштабе, изображалась местность, где был расположен лагерь и уверенно ткнула когтистым пальцем в какое-то место.       — Здесь!       Женщины мгновенно склонились над картой — кончик ногтя упирался в схематическое изображение болота.       Могло ли это быть заранее отрепетированной сценкой? Могло. Но… информация была вполне конкретной, а болото маленьким. Если тело мальчика действительно там, то найти его не составит труда, а если не там, то уже можно будет подумать насчет предъявления претензий.       — Он… страдал? — голос Светки был тусклым и ломким, она уже поверила, Ольга просто подтвердила то, что та чувствовала сердцем.       Ответ был быстрым и, как и предупреждала девица, безжалостным.       — Да. Абсолютно гадкая смерть. Но, если вас это утешит, исполнитель пару месяцев назад умер от передоза. — Она как-то странно ухмыльнулась, словно видит что-то, что доставляет ей удовольствие. — Не менее гадкая смерть.       Ольга отпихнула фото Мишка от себя и притянула Кирюшино, накрыв его ладонью и замерев. Она сидела молча хмурясь несколько минут.       — Ни черта не пойму. Пацан как-то странно «бьется»: и жив, и мертв, да еще и в нескольких местах одновременно. Но «мертв» он гораздо четче, чем «жив». — Она недовольно повела головой и накрыла фотографию и второй ладонью. От ее фигуры вполне отчетливо повеяло какой-то странной жутью. — Был в моей карьере подобный случай. Не совсем, конечно, но наподобие. Там один тип «бился» в двух местах одновременно, но, как мы потом выяснили, он накануне кровь сдал на плазму для знакомого в больнице… Ага! Ясно! Гребанная «Санта-Барбара»! — Ольга улыбалась совершенно маниакально. — Итак, рассказываю. У ребенка был папаша, — Алла кивнула, — у папаши есть брат-нефтяник, живет в Нефтеюганске и, понятное дело, не бедствует. У этого брата был десятилетний сынулька, больной сынулька, вообще не здоровый! — ее речь становилась все более и более лихорадочной и скатывалась в простонародный говорок, который в «нормальном» состоянии в ее речи совершенно отсутствовал. — У сынульки оказался врожденный порок сердца, срочно потребовалась операция и перед братом-нефтяником стал вопрос, где ему это самое сердце взять? А кто у нас самый лучший донор? Правильно, кровный родственник! А из кровных родственников подходящего возраста и подходящей четвертой положительной группы крови у него был только ваш отпрыск. Интрига понятна?       Она отпихнула фото подальше и брезгливо вытерла ладонь об футболку.       — В общем, свидетеля грохнули, пацана выкрали и вывезли в Германию. Сердце улетело в Нефтеюганск, а врачи предприимчиво разворошили пацана на органы, которые разошлись по всему миру. Тело спалили в крематории. Все!       Ясновидящая устало склонила голову, а когда подняла ее то женщины поняли, что сеанс окончен — ее зрачки стали нормального размера.       Алла Адольфовна сидела замерев и почти не дыша. Возможно ли, что все сказанное правда? Возможно. У мужа действительно был брат, с которым они не общались, потому что тот действительно был очень богатым и не желал иметь с «неудачником-преподом» никакого дела. У сына, как и у мужа, действительно была четвертая положительная группа крови, довольно редкая. и что теперь делать? Мысли скакали, как безумные.       — Был? — Алла Адольфовна даже не узнала свой голос, больше похожий на карканье, но тот хотя бы не дрожал. — Ты сказала, что сынулька у него «был».       — Был. Умер через три дня после операции от эмболии.       Ясновидящая налила себе в чашку горячей воды из стоящего здесь же самоварчика, сыпанула туда чуть ли не половину сахарницы, размешала и опрокинула в себя. Руки, вроде бы, не дрожали, но чашку она держала двумя руками и слышался отчетливый цокот зубов о края.       Света, которая, как оказалось, все это время просто пребывала в шоке, вдруг всхлипнула и, подвывая, бросилась прочь из комнаты. Вряд ли она слышала, о чем говорилось после известия о смерти ее сына.       — Пожалуй и я пойду, — Алла встала, — или есть еще что-то что ты хочешь мне сказать?       — Ну… могу сообщить еще, что жена бросила того мужика через месяц после смерти сына… — девушка тоже поднялась, деловито упаковывая в сумку вытащенную ранее карту. Она вдруг вскинула на Аллу Адольфовну глаза и улыбнулась той же жутковатой улыбкой, какой улыбалась во время «сеанса». — И еще… он второй раз жениться собирается — его девушка на шестом месяце беременности.       Алла не отрываясь смотрела на Ольгу, пытаясь уложить в голове новые сведения и потому даже не стала задумываться примерещился ли тот факт, что зрачки ясновидящей теперь, наоборот, расплылись, полностью перекрыв радужку, а улыбка неестественно широкая, у людей так рот просто не открывается, да блеснувшие в искусственном свете зубы что-то чересчур для человека островаты, или нет?       Что ж… шестой месяц, да? Это хорошо, что шестой месяц, у Аллы будет время. Во-первых, информацию, что тут наговорила Ольга, надо будет проверить по своим каналам. Это, теперь, когда она знает в каком направлении рыть, не должно быть слишком сложным. Во-вторых, мужчины устроены не так, как женщины, которые будут любить своего ребенка априори, еще в утробе. Мужчинам нужно куда больше времени, чтобы привязаться и осознать, что ребенок — это его частица. Тогда, при потере, удар будет куда больнее. Да, она придерживалась старого доброго закона «Око за око» — если у нее теперь нет ребенка, то и у него не будет! Если, конечно, он действительно виноват.       Алла Адольфовна поняла, что слегка выпала из реальности, когда ее окликнула уже стоящая в дверях Ольга:       — Стоило бы, конечно, промолчать и полюбоваться, как ты катишься в ад, но, ладно, в честь того, что у меня сегодня праздник — годовщина смерти врага, я все же скажу, что в том нерожденном ребенке душа твоего сына. — Она скривилась, словно только что произнесла что-то невероятно смущающее. — Пока!       Алла сглотнула. Душа сына! Это меняет дело, но не слишком глобально, ей просто не придется брать откровенный грех на душу — она вернет ребенка себе, а то, что проклятый брат мужа останется с дырой в сердце, то так ему и надо!