Измениться любой ценой

На работе приходится задержаться допоздна, поэтому когда я наконец выхожу на улицу через черный ход больницы, то понимаю, что уже стемнело. Августовские ночи в Петербурге холодные. Я кутаюсь в кожаную куртку и на ходу вытаскиваю из кармана пачку сигарет. Не больше двух в день — принцип. А нарушать принципы можно только Марку, который ненавидит курить в одиночестве и всегда уговаривает меня составить ему компанию. Я живу в центре — спасибо родителям за квартиру — и до дома можно дойти пешком. По лужам. Дрожа от вечерней свежести. В любом случае, это кажется мне более приятным, чем трястись в душном автобусе, уцепившись за перекладину под потолком. Я подношу сигарету к губам. Порывистый северный ветер резко задувает дым мне в нос, и я кашляю, останавливаясь. До дома осталось совсем немного. Красиво. Из узкого канала, прямо от поверхности черной воды, поднимается едва заметный туман. Нева бьется о каменные стены, создавая низкий, тяжелый шум, от которого по спине бегут мурашки. Тихо. Кроме меня на улице нет ни души. В темной, будто политой дегтем воде качается на волнах сонная утка. Я облокачиваюсь на вычурную ограду и затягиваюсь почти истлевшей сигаретой. И что ищет птица в этом узком, созданном человеком канале? Здесь ей даже никто не кинет хлеба… Где-то, наверное, вдалеке, едва слышно шелестит шинами автомобиль. Я не придаю этому значения, продолжая наблюдать за уткой, пока прямо за спиной не раздается громкий гудок. Всегда боявшийся громкого неожиданного шума, я приглушенно вскрикиваю и роняю сигарету прямо в бурлящую черную воду. Сердце бешено колотится. Я провожаю взглядом красный огонек и оборачиваюсь. Конечно, на дороге около набережной оказывается всего лишь старый черный внедорожник, который я не заметил, потому что выбитые и заклеенные скотчем фары не горят. Я поспешно обхожу машину спереди, тяну на себя ручку двери и забираюсь на переднее пассажирское сиденье. В животе все еще неприятно тянет от страха. Плохие воспоминания из детства, будь они прокляты. Марк недобро ухмыляется и окидывает меня тяжелым проницательным взглядом. Он опять в своем растянутом черном спортивном костюме, который я считаю абсолютно неприемлемым для выхода на улицу, а на костяшках пальцев, плотно сжатых на руле, видны свежие ссадины. — И хуле ты тут шлялся? — тут же интересуется он. Я опускаю глаза, чуть отворачиваюсь и запахиваю куртку, все еще пытаясь согреться. В салоне не сильно теплее, чем на улице. — С работы шел, — честно отвечаю я. Марк жмет кнопки на приборной доске, включая печку, а потом слабо давит на газ, и машина медленно сдвигается с места. — Это не ответ. Поясни. Я раздраженно выдыхаю и скашиваю на Марка взгляд. Не устаю замечать, какой он красивый. И в профиль, и в анфас, и когда я смотрю на него снизу вверх, стоя на коленях и отсасывая, и когда злится и кричит на меня, сжимая кулаки и скалясь… Нос с горбинкой, светлые короткие волосы, скулы, щетина, сильные руки и тяжелые кулаки — все кажется мне прекрасным. Интересно, рассматривает ли он так меня хоть иногда? Не тело, которое, понятное дело, возбуждает его, а, например, черты лица, подмечая особенности и детали. Хочется верить, но… — Да ты язык проглотил? — хмурится Марк, и я тут же отрываюсь от размышлений. — Шел с работы, остановился покурить, задумался. И тут ты на твоей развалюхе. Доволен? — фыркаю я. Конечно, со стороны кажется, что я должен бояться его: он сын обеспеченных родителей, один из тех, кто навязывает свои правила и понятия другим, полный набор «понтов», разрешение на владение оружием и абонемент в качалку… Но характера давать отпор и перечить ему у меня хватает, хотя физически я сильно уступаю. — Доволен, — все так же недовольно отвечает Марк, будто я, пока стоял и смотрел на утку, нагрешил на три жизни вперед. — Ты-то что тут забыл? — в свою очередь спрашиваю я. За окном мелькают знакомые спящие улицы, до боли привычные повороты и въезды во дворы-колодцы. Марк слишком хорошо знает путь до моего дома, чтобы мешало отсутствие фар. — Хотел переночевать у тебя. Батя увидит тачку — выебет, так что мне домой нельзя, пока не починю, — объясняет он. Я даже не пытаюсь выведать подробности, кому так не понравился внедорожник: все равно Марк не любит рассказывать о своих проблемах. И, конечно же, не надеялся, что ответом будет «я соскучился по тебе и решил заехать в гости». Ему проще утопиться в Неве, чем сказать мне что-то подобное. — Так и быть, оставайся, — легко соглашаюсь я. По сути, разрешения Марк и не спрашивал, да я и сам не сказал бы «нет». Наконец мы въезжаем во двор через высокие кованые ворота. Здесь фонарей нет, но света из окон некоторых квартир хватает, чтобы припарковаться у подъезда, заехав на пешеходную дорожку и нарушая все мыслимые и немыслимые правила. — Пойдем, — командует парень, глуша мотор. Я спрыгиваю с подножки и быстро направляюсь к дверям с кодовым замком, краем глаза замечая, как Марк следит за мной взглядом, замерев у автомобиля и все еще касаясь пальцами осколка пластика на фаре. Мне до безумия приятно это внимание, пусть за ним, скорее всего, стоит только похоть: мои ноги удачно выглядят в новых немного зауженных джинсах. Я открываю дверь и жду его. В конце концов Марк отрывается от оценивания ущерба, нанесенного машине, и идет ко мне. Походка вразвалочку, руки в карманах, вся эта опасность, исходящая от него… Он слишком заигрался в бандитские девяностые, которых-то и не видел толком: Марку всего лишь девятнадцать. Я всегда искренне сочувствую его родителям, приятным и интеллигентным людям, слишком любящим отбившегося от рук ребенка. Я старше его лишь на два года, а чувствую себя беспомощным подростком, когда он возвышается надо мной чуть ли не на голову и толкает в спину, недовольный, что я слишком медленно захожу в подъезд. — Мне больно, идиот, — возмущаюсь я, когда Марк слишком сильно сжимает пальцы на моем плече, буквально запихивая меня в темноту. Входная дверь с шумом захлопывается. — Больно ты нежный стал, — только бросает он, но руку убирает. Знает, что я начну злиться и мы, как обычно, поссоримся, а сегодня он, похоже, слишком устал для скандалов. — У меня из еды нет практически ничего, не страшно? — спрашиваю я, пока мы поднимаемся по лестнице. Здесь так грязно и темно, что, когда я один, мне даже становится страшновато. — Утром купишь. Так вымотался, что ничего не хочу, — спокойно отвечает он. — Сразу спать бы лег. Мы наконец оказываемся на последнем, пятом этаже, и я открываю дверь квартиры. — Что случилось? — все-таки интересуюсь я, не выдержав. Каким бы ублюдком он ни был, я всегда беспокоюсь за него и дико переживаю, рассмотрев на руках очередную ссадину. Парадокс. — Ничего интересного, — Марк снова уходит от ответа, впрочем, как и обычно. Но потом коротко поясняет: — Сперва не поделили кое-что с ублюдками из пригорода, за что они испортили наши машины, а потом еще и менты остановили, когда к тебе ехал, типа за то, что без фар. — Да уж, тяжелый день, — выдыхаю я, стягивая кроссовки. Свет в коридоре включать не хочется: я слишком устал даже для того, чтобы идти в душ, не говоря уже о том, чтобы делать что-то еще. Хочется просто упасть в кровать рядом с Марком и забыться. — Ты тоже выглядишь не так, как будто ты пил с медсестрами чай весь день, — замечает он, проходя мимо меня и сворачивая сразу в спальню. — Знаю. Столько сволочных бабок сегодня было, ты не представляешь. Да еще и мамаши с детьми… Хуже ада, — жалуюсь я, при этом раздеваясь. Марк не отвечает. Только следит за мной усталым взглядом, а потом тоже начинает стягивать с себя спортивный костюм. Меня хватает только на то, чтобы умыться. Холодная вода немного освежает, но не придает сил, поэтому я возвращаюсь в спальню, желая уже поскорее забраться под одеяло, но замечаю Марка, курящего у открытого окна. На нем только спортивные штаны, и я не смею отвести взгляд от его широкой спины и плеч. Конечно, я тоже не лишен мышц, но мне и мечтать нельзя о таком теле… Я подхожу ближе и останавливаюсь рядом с ним. Под окнами бурлит черными водами один из многочисленных питерских каналов, даже проносятся редкие машины. Горит одинокий фонарь, подсвечивающий липкий белесый туман. Все до боли обыденно и привычно. В открытое окно задувает холодный ветер, и я жмусь боком к Марку, надеясь, что он обнимет меня. Впрочем, напрасно. Он только поворачивается и подносит сигарету к моим губам, зная, что мне тоже хочется курить. Я затягиваюсь, будто невзначай касаясь носом его пальцев. Марк быстро докуривает, тушит сигарету в пепельнице и закрывает окно. Я послушно жду, а потом преграждаю ему путь к кровати, замирая прямо перед ним. До безумия хочется его внимания. Сочувствия, нежного поцелуя, да хотя бы теплых объятий было бы достаточно. Но парень только смотрит на меня сверху вниз, видимо, не понимая, что мне нужно. Доходит до Марка только тогда, когда я привстаю на пальцах и коротко касаюсь его губ своими. Но шанса и дальше проявлять инициативу он мне не дает, поспешно запутываясь пальцами в моих волосах, притягивая ближе и властно и жестко целуя. Впрочем, мне хватает и этого порыва. Я обнимаю его за шею, прижимаюсь и прикрываю глаза, позволяя ему кусать и сминать мои губы. Но Марк быстро останавливается, на секунду привлекает меня к себе, но так же быстро отпускает. — Ложись спать, — коротко бросает он тоном, не терпящим возражений, и откидывает одеяло. — А я хотел провести с тобой хотя бы еще немного времени, — я отвечаю чуть обиженно, но все-таки опускаюсь на постель. — Хотеть не вредно, — хмыкает Марк, а потом устраивается рядом, укрывая нас обоих. Я вздыхаю и поворачиваюсь на бок, устраивая голову на его плече, хоть и знаю, что он не очень это любит. Однако Марк не возражает, видимо, не желая тратить силы на ссоры, и просто закрывает глаза. Набравшись наглости, я еще и обнимаю его, наконец-то согреваясь чужим теплом. Даже за закрытым окном слышно, как плещется вода и воет ветер. Это, в сочетании с едва слышным дыханием Марка, успокаивает меня, и я быстро проваливаюсь в сон.