Under pressure

Прошло несколько дней. Они почти ничем не отличались от тех, что были до всей этой неприглядной истории. Звягина Витя не видел, хотя тот и бывал на работе ежедневно, его машина периодически попадалась на глаза парню на стоянке для персонала. Теплая одежда грела, на горизонте маячили праздники, большая зарплата и безоблачное будущее, но... Всегда есть «но». С одной стороны, Витя не мог остаться, с другой – тяжело уйти, когда жизнь, окрашенная в темно-серый цвет, посветлела, и даже кое-где местами-временами появились другие краски. До окончания положенного срока оставалось три дня. После этого Витя мог уйти и не возвращаться – он никому ничего не должен. *** Особенность русской зимы больших городов – то снег, метель и вьюга, то ледяной дождь. Резкое потепление превращало снег под ногами в невообразимую кашу, ходить по улицам стало невозможно. Общественный транспорт тонул в потоке личных автомобилей, которые в преддверии праздников наводнили город. А потом, как оно чаще всего и бывает, внезапно ударил холод. Дороги превратились в один сплошной каток, дорожные службы умирали и не справлялись, соответственно – аварии, пробки, коллапс. Витя опоздал на работу на полтора часа, как и большинство других работников. Начальство, передвигающееся на машинах, прибыло еще позднее, поэтому день массовых опозданий был отмечен тем, что всем погрозили пальцем и забыли. Парковка представляла собой каток. Ровный, гладкий, хоть коньки надевай. Правда, Витины ботинки скользили ничуть не хуже. Толкать тележки в таких условиях – развлечение не для слабаков. Сначала их не сдвинуть с места, потому что катишься сам, а потом их не остановить, и ты уже катишься следом. Весело, ничего не скажешь. Витя сгреб телеги в четыре ряда. Два паровозика уже успел водворить на законное место, остались еще два. Позволив себе короткую передышку в «танцах на льду с телегами», Витя смотрел, как ржавая «семерка» на лысой резине пыталась стартануть с места. Первые две неудачные попытки закончились тем, что движок заглох. Тогда владелец этого авточуда выжал газ на полную, затарахтел и рванул. Здесь-то его и понесло. Машину крутануло, развернуло на 180 градусов и приложило правым бортом о тот самый паровозик из телег. Получив нехилый разгон, первый ряд сдвинулся, придав ускорение второму, и вся внезапно получившаяся металлическая конструкция придавила Витю к стене, у которой собирали телеги. *** Видимо, ситуация была отслежена камерами, потому что никого из сотрудников, кроме самого Вити, на парковке не было. Понабежавшие охранники, менеджеры, кажется, сам управляющий... Витя видел их сквозь кровавую пелену. Удар пришелся по ребрам. Повезло, что скорость у автомобиля была не самой большой, повезло, не все телеги обрушились на парня, да просто повезло... «Скорую» при таких погодно-дорожных условиях не дождаться, поэтому до ближайшего травмпункта довез один из сотрудников, остальные были слишком заняты разбирательством того, что случилось на парковке. Да Витя был и не в претензии. Сначала рентген, потом больница. Та же самая, кстати, только отделение другое. Три дня тщательного наблюдения, и выписка. Перед праздниками всех выписывают. Витя не возражал, тридцатое число, можно смело ехать домой. Плевать, что не доработал он несколько дней от этих несчастных двух недель, уже на все плевать. Домой, к маме. *** Автомобиль Звягина, стоявший у выхода, Витя, погруженный в свои мысли, не заметил. – Нет, друг мой, со мной поедешь, хватит с меня твоей самодеятельности, – раздался голос за спиной. Самого Витю под локоток – и в машину. – Мне домой надо, – на всякий случай поставил он в известность Павла. – И мне. Туда и едем. Понятие «домой» у них слегка отличалось – каждый имел в виду свой дом, но поскольку рулил Павел, то к себе и привез. Сломанные ребра не дают совершать резких движений, поэтому Витя почти не сопротивлялся, когда Звягин вытащил его из машины и затолкал сначала в подъезд, потом в лифт, а потом и в квартиру. Потом потащил по комнатам, на ходу объясняя, где гостиная-ванная-кладовка. – Так, – он распахнул дверь в светлую комнату, не очень большую, но уютную, – а ты будешь жить здесь. – Я не... – начал было Витя, собираясь высказать все, что он думает по этому поводу. – Нет уж, малыш, послушай меня. Ты уже всем все доказал, хватит. Больше не будет ни тележек, ни обмороженных рук, ни жизни впроголодь. Кончилось. После сессии снова будешь учиться на дневном, а работать только в каникулы, может быть. Все понял? – Нет. – А я тебе, упрямый человечек, еще раз объясню. И еще раз. Пока не дойдет. Так что располагайся, устраивайся, хоть пой, хоть пляши, хоть спи целый день – отсюда ты пойдешь только на учебу. – Мне к маме надо, в деревню. – К маме съездим. Но не в деревню. Извини, дружок, но врачи реабилитационного центра ей помогут быстрее, чем соседка тетя Глаша. – Она не алкоголичка. – А кто каждый день горе водкой заливает в течение многих лет? Трезвенники? Не обманывай себя. Поэтому перестань дергаться, все равно не отпущу. – И что взамен? Бесплатный сыр только в мышеловке. – Я умею подбирать нужных мне людей. Поэтому считай, что я вкладываю деньги в образование своего будущего работника. Кстати, не хочешь выбрать другую специальность? Могу предложить несколько вариантов. – Мне нужно домой. К себе домой. Павел покачал головой, взял пакет у Вити, отложил в сторону, потом осторожно привлек его к себе и, гладя по вихрам, сказал: – Малыш, смирись, ты остаешься. Я упрямее тебя. А сейчас и сильнее. Просто прими неизбежное. Тепло и спокойно. И Витя поверил, что так будет лучше. Для него, для мамы, для Павла, для всех. В наступивших сумерках цветными огоньками переливалась новогодняя елочка, обещая оставить все плохое в старом году и начать жизнь с чистого листа. *** Витя резко сел на кровати, пытаясь отдышаться. – Что случилось? Опять приснилось? – Павел обнял и уложил, прижимая к себе. По весне дурные сновидения были нередки, и Витя часто просыпался, пытаясь убежать от очередного кошмара, дыша как загнанная лошадь. – Да, опять про телефон. – Все закончилось, ничего этого нет и уже не будет, – губы целовали Витю в висок, руки гладили по спине, а нежный шепот успокаивал. Витя закрыл глаза и прижался сильнее. Ну а что, все предсказуемо. Павел привык добиваться своего, мягко, но настойчиво двигаясь к цели. Он был похож на дрессировщика, который приручает строптивое животное к себе, но не хлыстом, а лаской. Он не ограничивал Витину свободу, лишь просил предупреждать, если парень задерживался. Не давил, не тащил в постель, справедливо полагая, что Витя не выдержит сам. Легкие касания, которые заставляли щеки парня краснеть. Или иногда сидеть вечером и смотреть кино, обнимая и укладывая Витину голову к себе на плечо. Павел слышал учащенное дыхание, но не позволял себе зайти дальше. Сложно терпеть? О да, но если есть ради чего или кого, то можно. Ситуацию изменил случай. В середине февраля Павел вернулся домой, когда Витя воевал с хлещущей из труб водой. Бывают, оказывается, и в очень благоустроенных квартирах неприятности с отоплением, особенно если на улице мороз. Естественно, пока устраняли, меняли и прочее, квартира вымерзла насквозь. Обогреватели и подогрев полов, которые жильцы дружно повключали, вырубили сеть. Каменный век, городские трущобы. Витя стучал зубами под тремя одеялами и в конце концов не выдержал, пошел на кухню с фонариком, отогреваться кипятком. – Мерзнешь? – Павел тоже был на кухне. – Холодно, – признал Витя. – Пойдем, малыш, вдвоем теплее будет. И попробуйте устоять, когда сбивчивое дыхание обжигает шею, а сильные руки прижимают к себе. Когда физически ощущаешь возбуждение другого, как свое собственное, когда подняв лицо, сам тянешься за поцелуем и получаешь в ответ сдавленный стон и горячий шепот. И становится странным, почему еще несколько минут назад тебе было так холодно, тогда как сейчас даже тонкая футболка кажется совершенно лишней. Павел знал, что делает, поэтому вскоре поцелуи переместились на шею, грудь, живот, а сомкнутые на возбужденном члене губы заставили Витю прогибаться и стонать. Разве можно сравнить первый в жизни минет с самоудовлетворением в ванной? Или то, как возбужденный член трется о твое тело, прося ответной ласки? Витя понял, что готов зайти дальше, гораздо дальше, чем на это рассчитывал Павел. Широко раздвинутые ноги и медленная растяжка, неторопливое и аккуратное проникновение, откровенные стоны, когда член Павла задевает простату, и новый оргазм. Второй секс в Витиной жизни, первый раз с мужчиной... Что ж, он окончательно определился в своих пристрастиях. – Если бы знал, давно бы все теплосети порушил, – сказал Павел, прижимая к себе Витю. По голосу чувствовалось, что он улыбается. – Хочешь сказать, что ты тут ни при чем? – Ну вот, раскрыл мой великий замысел, – он засмеялся. – Теперь у тебя только два пути – или спишь со мной добровольно, или мы обречены на вечную мерзлоту. – Лучше уж первый... *** Время, которое теперь не отнимала работа, тратилось на постижение наук. Оказывается, можно зарабатывать на жизнь и учебой. Нет, о стипендии речь не идет, но огромное количество конкурсов, проектов и грантов помочь могут. Сил, конечно, требовалось много, но Вите терпения и трудолюбия не занимать. Правда, иногда и положительный результат имел негативные моменты. – Паша, помнишь конкурс? В феврале? – начал Витя разговор мартовским субботним утром. – Угу, – Павел пил кофе, краем глаза косясь в телевизор. – Я победил. – М-м-м, молодец. – Лингвистический. – Совсем молодец. – Приз – оплачиваемая десятидневная поездка. – Еще лучше. Куда? – В Лондон. – Когда? – В конце апреля. – И почему ты не рад? – Ну... – Думаешь, я против? Так тебе из-за этого кошмары всю неделю снятся? – рассмеялся Звягин. – Чудик! Ладно, ты до обеда делай что хочешь, а я на работу. Кстати, – обернулся он в дверях, – я не говорил, что у меня запланирован небольшой отпуск в конце апреля? – И когда ты его запланировал? – Неделю назад. – Ты знал? – Знал. И все ждал, когда же ты меня осчастливишь информацией. – Я всю неделю жил словно под прессом! – Малыш, а кто заставлял? Филолог из тебя превосходный, а вот физик никакой. Ладно, буду после обеда. Павел поцеловал Витю и ушел. А Витя включил ноутбук и вбил в поисковике пару слов. Потом взял телефон и набрал нужный номер. – Чем меньше площадь, тем выше давление и наоборот. – Молодец, все верно. Поэтому все, что на тебя давит, предлагаю делить на двоих. Витя улыбнулся, хоть собеседник и не мог его видеть, и отключился. Что ж, под давлением, поделенным надвое, прожить можно.