C'Est la Vie, mon Cher...

"Если у нее не будет в первый год ребенка, ей придется много претерпеть. Либо он разведется с нею, либо он захочет иметь детей ценою ее чести и добродетели. Все это заставляет меня содрогаться! Интересы государства с одной стороны, счастье моего ребенка — с другой... Согласиться — значит погубить мою дочь, но одному Богу известно, удастся ли даже этой ценою избегнуть бедствий для нашего государства. Положение поистине ужасное! Неужели я, ее мать, буду виной ее несчастья! Софья Доротея Вюртембергская, любимому сыну. 4 ноября, 1811 года" "Вы правы, наше положение в этой ситуации оставляет желать лучшего. Однако, я считаю, мы смогли бы разом устранить все разногласия... Предоставим же право выбора Анне! Если моя августейшая сестра согласится уподобится Анне Ярославовне и отправиться во Францию, мои действия будут вам тотчас ясны. Если же её ответ будет отрицательным... О, одному только Господу Всемогущему известно, что нас ждёт за закрытой дверью будущего! Александр Павлович, император России, 6 ноября 1811 года" В этот день Великая Княжна чувствовала себя хуже обычного. В ней постепенно пробуждалась ненависть ко всему окружающему, но ещё больше - к самой себе. Так бывало всегда, когда одиночество давило на неё своим тяжелым весом, изо всех натужных сил пытаясь раздавить девушку под собой. Буря за окном не могла не вызвать у Анны Павловны искреннего отвращения. Холодный порывистый ветер без доли сожаления срывал с несчастных деревьев последние золотистые листочки, бросая их на землю, уже давно ставшую болотом. В императорском саду неспешно прогуливался из стороны в сторону неприятный дождь, который явно старался вызвать у Княжны настроение не особо "солнечное". Слезы постепенно наворачивались на большие голубые глаза Романовой, в затылке мучительно кололо, сердце с силой рвалось из груди... Как больно... Будто чувствуешь в себе тысячу ножей... Ей впервые предстояло решать проблемы подобного...масштаба. Анна не могла просто так взять и смешать своё имя, свою честь, свое тело с грязью. Разве, стоило рождаться сестрой Императора России, чтобы опуститься до метрессы корсиканского чудовища? Великая Княжна тихонько всхлипнула и, шурша своим легким шелковым платьем, направилась от окна к креслу. Это хотя бы поможет ей, лишившись чувств, не рухнуть на чудеснейший персидский ковер. Невольно сжав миниатюрные ручки в кулаки поверх своего чудеснейшего одеяния бирюзового цвета, Анна позволила одинокой слезинке, оставляя маслянистую дорожку, скатится по её нежной щечке. Девушка, внезапно охнув, устремила напуганный взгляд на открывающуюся дверь. В широком проеме показался ее брат, за спиной которого ютился ещё по меньшей мере десяток вельмож и министров. Аннушка тут же поднялась на ноги и машинально поприветствовала императора глубоким учтивым реверансом. Александр показался ей более мрачным, чем бывало обычно. На его, более или менее, красивых чертах лица проступили едва заметные морщинки, взор ожесточился, но ещё по-прежнему был снисходителен, губы сжались, побелев... Но сейчас было не время оплакивать свою несчастную участь. На карту поставлена судьба её обожаемого Отечества, а, возможно, и всего континента! - Ваше Императорское Величество...- промямлила себе под нос княгиня, не смея поднять взгляд на царствующую особу. Она уже не видела перед собой ничего. Только инертно вслушивалась в посторонние звуки, ожидая того злощастного момента, когда Александр Павлович удостоит ее своего слова. Сейчас девушка более всего на свете желала, чтобы Император успокоил её, сказал, что все закончилось, что больше никакого Бонапарта нет и в помине... Однако, Небеса остались к ней глухи. - Дражайшая сестра... В данный момент за вашей дверью стоит посол моего брата, императора Франции. Он находится почти на грани нетерпеливой вспышки, ожидая вашего ответа. Какого же будет ваше слово? - строгим тоном вопросил правитель, по своему обычаю скрестив руки на груди. И как он мог называть этого Людоеда своим "братом"?! После всего, что он сделал, после всех тех несчастий, что причинил бедным народам Европы, Азии и Африки? Разве, это так просто можно забыть?.. Анна не понимала, забывшись в осуждениях. - А... Да, я...я приняла решение...- девушка отчаянно закрыла глаза, судорожно сцепляя веки, а затем сложила дрожащие руки в замок. Теперь ей нужно собраться, взять себя в руки. Иначе быть беде и огромной. - Анна, ну не молчите же! - Д-да, Ваше Величество... Я...я согласна стать...супругой императора Французов,- последние слова она почти что выплюнула, произнеся их с воистину пугающим презрением. Это ввело брата Великой Княжны в ступор, однако император тут же поспешил выпутаться из его надоедливых оков, устремляя взгляд на трепещущую Аннушку. Перед ним теперь стояла совсем не представительница рода Романовых, а маленькая напуганная девчонка, которая даже не знала, что ей делать, как себя вести в подобных обстоятельствах. Сердце Александра укололо, словно в него в какой-то миг грубо вонзили кинжал, а затем стали медленно водить лезвием по ране. ***** Анну всю ночь донимали мысли о предстоящем бракосочетании. Одно только упоминание о её женихе вызывало у Княгини тошноту, зато посланник Корсиканского Чудовища был, по правде говоря, на редкость учтивым и приятным человеком. Интересно, каким образом он мог так долго находится в обществе этого мерзкого Узурпатора, а после ещё и принимать последнего чуть ли не за полубога? Быть может, Людоед имел огромное и пагубное влияние на умы своих приближенных? Пусть так. Но Анна-то знает, каков он на самом деле. Бонапарт - это всего лишь противный и меркантильный карлик, с манией величия и неиссякаемым потоком амбиций, готовый ради удовлетворения своего эгоизма умертвить все человечество! Ох, она никогда не думала, что чувствовать себя невестой настолько утомительно и страшно... За размышлениями ночь прошла достаточно быстро; в окно пробились первые, но уже яркие лучи светила. Анна любила начинать утро в лучших английских традициях - с чашкой горячего чаю в руках. Это было единственным верным средством для снятия напряжения, ведь, когда слегка сладковатая вода окатывается такой желанной волною сил по телу, мозг отключается и поддаётся наслаждению. Начало этого денька было хорошим и довольно многообещающим. Только вот "обещало" оно ничто иное, как горе и боль разлуки. Скучные ранние дела сегодня заняли намного больше времени, чем обычно. Прислуга металась по покоям из стороны в сторону, собирая Великой Княгине волосы в изумительную замысловатую прическу, облачая её в дорожный костюм и собирая все остальные многочисленные наряды. На ступеньках, укутанный в меховую расстегнутую шубку стоял посланник Франции Арман де Коленкур и нетерпеливо сновал туда-сюда. Нельзя сказать, что Анна была не рада тому, что её будет сопровождать именно этот господин. В конце концов, маркиз - достойный человек, что подметила даже сама Екатерина Павловна. - Мосьё Арман,- с натянутой искусственной улыбочкой поздоровалась Великая Княжна и подала послу руку для поцелуя.- Долго ли...продлиться наше путешествие? - Его Императорское Величество прибудет в Компьен, где и должна состояться встреча, Ваше Высочество,- тепло усмехаясь, произнес де Колинкур и, проводив будущую императрицу к карете, предоставил девушке свою руку. Смущенно оперевшись на локоть своего сопровождающего, Аннушка без труда забралась в средство передвижения. Уже там, помня о том жалостном прощании с родными, Анна позволила себе поплакать, что, впрочем, продолжительным действием не прослыло. С этого мгновения слезы были явлением совершенно неуместным. Арман, успокаивая невесту своего правителя, мимолетно сказал о том, что Бонапарту не приходиться по нраву плачущие и грустные дамы. Да уж, у этого Корсиканца вся жизнь была излишне "веселенькой"! Отчего же его вкусы должны распространяться на унылых представительниц женского пола? Вероятно, Людоед, как и все французы, распутный и лживый человечишка... Как же чистая, добрая и кроткая сердцем Анна сможет выносить общество этого Чудовища? Более того, каким образом она сумеет заставить себя провести с ним ночь, а потом смириться с мыслью о том, что носит под грудью его дитя?! - Его Величеству показывали мои портреты, не так ли?- с неприкрытой лукавостью поинтересовалась Романова, натягивая на свои изящные ручки перчатки из кожи ягнёнка.- Увы, меня не удостоили честью лицезреть лик моего будущего супруга. Я хотела бы узнать о нем хотя бы что-то из усного описания. Не будете ли вы так любезны немного рассказать мне об императоре? - М... Что ж, Ваше Величество... Дорога далека и убить хотя бы малость времени в разговорах явно не помешало бы,- маркиз слегка замялся и поправил свой черный шейный платок.- Если позволите, вам в первую очередь следовало бы узнать не о внешности Императора, а о его "повадках"... Он требователен ко всем окружающим также, как и к самому себе. Иногда это выливается даже в безжалостность... - Какого рода "безжалостность"? - Он, бывало, часами заставлял своих министров находиться в его кабинете и, не присев ни на минуту, докладывать ему о делах внешней и внутренней политики, а потом ругал за неосмотрительность и "полнейшую халатность". К счастью, такое случается редко... В принципе, осуждать Его Императорское Величество в этом случае нельзя, ибо он действует исключительно на благо Франции,- маркиз нервно потеребил левый рукав, пытаясь сделать перерыв в своей монотонной тираде. Эта пауза показалась Анне вечной. Её сердце бешено колотилось, а дыхание стало прерывистым. Она вслушивалась в каждое слово де Коленкура с таким волнением, что и представить сложно, а сковать эту бурю чувств под маской невозмутимости действительно стоило Великой Княгиня по меньшей мере целой девизии нервных окончаний. Аннушку с ног до головы пробирала сладострастная горячая дрожь, вызванная какой-то излишней заинтригованностью. - О, прошу, продолжайте...- взмолилась Анна и тут же мысленно одернула себя. Но... Разве, желание знать побольше о своём будущем как можно больше позорно или запретно? - Как пожелаете, Ваше Величество... Кхм...- Арман деловито закинул ногу на ногу и поднял полный смирения взор на Княжну.- Император по большей части судит людей с первой минуты знакомства и не меняет мнение очень и очень долго. Некоторые называют это впечатлительностью, другие - самодовольством или надменностью... Однако, с помощью рассуждений факт не изменишь. - Чему же Его Императорское Величество предаёт...особое значение?- Анна задумалась. Как-никак, это ее жизнь и она будет зависеть только от этого человека, каким бы он ни был. Девушка заерзала на месте, устраиваясь на подушке по-удобней и де Коленкур этому глухо усмехнулся. Значит, она проявляет любопытство к Повелителю Европы, даже ещё не видев последнего воочию... Хорошо, очень хорошо. - Если вы изволите говорит про "первое впечатление", то голосу. Император обожает дам с мелозвучным голосочком, которых можно слушать, закрыв глаза. Если же вы про все последующее... Он не любит предателей...и предательниц. - То бишь, изменчивых жён?- поправила сестра Александра Первого и в её глазах внезапно сверкнул вражеский, дьявольский огонёк.- Почему же у него появилось двое внебрачных детей? Лицо маркиза вспыхнуло так, будто бы это ехидненькое обвинение было адресовано непосредственно ему самому. Анна испугалась и в волнении закусила губу, впоследствии разодраны её почти до крови. Её страшили эти блестящие в полумраке кареты глаза, эти вытянувшиеся черты мужчины, что был рождён под южным французским солнцем. На секунду Великой Княжне даже показалось, что он вот-вот готов обрушить на неё свой гнев, который выльется в хорошенький скандал, однако...он лишь отрывисто кашлянул, прикрыв рот рукой, и обернулся в сторону окошка. - Вашему Высочеству, увы, многое неизвестно... Но одну вещь вы должны запомнить, ибо это вам пригодиться! Он говорит, что его грех перед человечеством в сто крат мог бы превысить предательство Иуды, и при этом ухитряется улыбаться. Но, если заглянуть в его глаза... О, на самом деле они серьёзны и полны печали! Я могу дать голову на отсечение за то, что Его Императорское Величество - достойный человек с мягкой, уже довольно израненной душой!.. Впрочем, вы скоро сможете лично убедиться в моих словах.