Я не вампир

Дождь. Ничего необычного, Лондон есть Лондон. Я стою на мосту, подо мной Темза. Красивая ночь и очень тихая. Ещё два года назад не было этой тишины. Город сотрясала война. Да, эта ужасная война вампиров и людей. Если бы восстание происходило раньше, в веке, например, шестнадцатом, мы бы победили. Тогда не было технологий, людей было намного меньше, однако, мы бы не восстали. Не восстали бы, потому что в то время и люди, и вампиры соблюдали нейтралитет. Всё изменилось в 1897, когда люди решили, что мы опасны. Если честно, вампиров никогда особо не любили, называя нас за глаза кровопийцами. Но в тот год все противостояния обострились. Появилось огромное поселение вампиров, которое желало забрать хотя бы часть плодородных земель у людей. Люди посчитали это угрозой для себя. «Сейчас они требуют наши земли, потом они будут резать наши головы и пить нашу кровь!» — вот одна из фраз известного, в тот момент, политика. В результате тех стычек мы были оттеснены, людям разрешалось спокойно убивать нас, мы не могли жаловаться правительству, потому что человек всегда прав, мы обязаны были жить вне больших городов. Нас было слишком мало, чтобы восстать, и мы выжидали. Я же родился в семье довольно богатых предпринимателей-вампиров, но мы хорошо скрывались, так что остальные считали нашу семью людьми. Майкрофт с детства мечтал быть политиком, чтобы когда-нибудь помочь нашей расе совершить переворот. Однако мне не нравилось заниматься интригами, надевать постоянно глупые маски, льстить и подлизываться. Меня увлекала химия, удивительные реакции вроде бы обычных вещей при горении (или других воздействиях), способность с помощью этой науки осуществить невозможное. Переворот был осуществлён, когда мне было двадцать восемь. Началась Большая война вампиров (название было дано уже после окончания войны, разумеется). Восстания были практически везде: Англия, Франция, Афганистан, Ирак, Индия, Россия… Проще сказать, где их не было. В Бразилии — из-за сложившихся законов, вампиры обладали одними правами с людьми (восстание было на век раньше и закончилось нашей победой); в Египте — где нас действительно любили и почитали, где каждый третий был полукровкой, а каждый пятый вампиром; в Австралии — там одна треть континента принадлежала вампирам, и въезжая в определённую часть континента, человек/вампир обязан соблюдать определённые правила (то есть, по сути внутри Австралии было государство вампиров)… Война длилась довольно долго, где-то пять лет, где-то восемь (хотя были и короткие восстания, длиной в два года, где народы соглашались заключить перемирие). Проблема людей была в том, чтобы, во-первых, не задеть своих, во-вторых, отличить людей от нас, и в-третьих — они не знали наши слабости. Проблемы вампиров были в нашем небольшом количестве и отсутствии хорошего оружия. Мы трудились как могли, некоторые даже убивали себя, чтобы не показать слабости врагу, но всё было напрасно: в итоге мы проиграли. И в Англии вампиры обязаны были носить ошейники, что практически приравняло нас к рабам. Меня, если быть честным, война вовсе не интересовала. Но из-за нашего проигрыша стало труднее притворяться человеком (люди узнали некоторые особенности нашего организма), и было очень неудобно расследовать дела. Если бы Майкрофт не смог сохранить своё место, скажу правду, меня бы раскрыли (но этого он от меня не услышит). Об особенностях моей натуры знала только миссис Хадсон, прекрасная леди, в далёком прошлом жена моряка-вампира, которому я когда-то помог избежать наказания за преступление, которое он не совершал. Правда, возможно, будь он в тюрьме, смерть не настигла бы его так рано, но миссис Хадсон меня не винила. Она и обещала мне приют (за умеренную плату, конечно), однако эта цена была всё же дороговата, пришлось дать объявление в газету о поиске второго обитателя скромного жилища миссис Хадсон. Поиск обещал быть долгим, потому что слишком многие не любили скрипку, терпеть не могли беспорядок или мои химические опыты им мешали. Взять хотя бы Эмму Дегстер, девушку, которая вначале была не против снять жильё, и даже смирилась с беспорядком, но сбежала через две недели из-за эксперимента по устойчивости роговых пластинок (ногтей). Вот скажите, где ещё мне хранить части тела четвероногих позвоночных расположенные на концах конечностей, ну или если говорить простым языком, пальцы, кроме как в холодильнике?! Были, конечно, и другие соседи, но те тоже долго не выдерживали. Вот, например, Джеймс ОʼНейл, профессор ирландского происхождения. Зачем надо звонить в полицию после звуков выстрела, ну неужели нельзя сначала думать, а после действовать, ведь ему же и пришлось оплачивать ложный вызов! И ведь он ещё и не худший вариант. В общем, поиски соседа продолжались довольно долго и практически безрезультатно. Но денег, увы, не было (одалживать у матери или брата было бы слишком стыдно, только из-за этого взгляда мнимого превосходства и покровительства хотелось удавиться). За расследования дел не платили, а доходы были небольшими (я иногда делал ставки на многообещающие команды; к моей радости, я ни разу не проиграл, но занятие было слишком скучным, чтобы заниматься этим постоянно, ну и вдобавок мне периодически запрещали играть, ведь для букмекерских компаний мои постоянные победы — убытки). В целом, жизнь была довольно неплохой, надо было только найти подходящего соседа.