Я не вампир

Я испугался, когда увидел Джона в жилете. Из-за моей непредусмотрительности я мог лишиться друга… Мне было стыдно, по-настоящему стыдно, поэтому я старался вести себя человечнее, заботиться о соседе. Я старался загладить свою вину. Моим главным изобретением стали эксперименты. Я пытался заинтересовать доктора, заставить его позабыть об этом инциденте в бассейне… И у меня получилось! Химический компонент, подлитый в чай Джону, действовал на него успокаивающе; мелодия, замедляющая процессы, происходящие в организме и вызывающая выработку эндорфинов, каждый вечер была проиграна на моей скрипке. Сосед быстро поправлялся… *** Оливия принесла дело, казавшееся интригующим! Я взялся за него, потому что задача «пробей кожу вампира» не казалась мне легковыполнимой! Однако всё оказалось проще, обычная ревность. В этом деле не было ни малейшего заговора! За что! Во всём этом был только один плюс, — я смог увидеть настоящую реакцию Джона на нетрадиционные отношения. Судя, по его отсутствующим взглядам на некоторых особо привлекательных особ по человеческим меркам и тому, что он рассказал будучи в состоянии алкогольного опьянения (да пришлось применить один реактив, но в этом же нет ничего плохого, Джон жив и здоров!), я сделал соответствующий вывод, о том, что Джона практически не привлекает свой пол! Честно скажу, что было два вопроса, добиться ответа на которые я не мог раньше, это было его настоящее отношение к гомосексуальным отношениям и его второе имя (которое я так и не узнал, сосед не рассказал об этом даже будучи в нетрезвом состоянии, под действиями моих реактивов!). Кроме этого незначительного плюса, был ещё один минус: я, слишком увлёкшись, забыл про свои вампирские особенности. *** Я целый день ходил под палящими солнечными лучами. И мне было плохо. Шея обгорела на солнце, а новая кожа пока не появилась. Я опасался выходить из дома, дела не брал. Джона это немного настораживало, и я старался избегать общения с другом. Лечебные мази, как назло, у меня закончились! Руки и шею беспощадно жгло. Это вам не человеческая почти бесчувственная кожа, а вампирская сверхчувствительная подтолстоэпидермиальная дерма! Да, через две недели первый слой затвердеет и станет безумно прочным (образуется второй слой), но сейчас! Ужасная пытка, в руки ничего не взять, — больно, нос чешется и «горит» от прикосновений (не удержался почесал, не сдержал крик)… Боже, даже опыты не провести, всё из рук падает! Спасаюсь от Джона как могу. Пытаюсь больше спать и пить кровь, чтобы регенерация увеличивалась, а соседа моё нетипичное поведение удивляет. Всю неделю никаких опытов, отсутствие игры на скрипке, нытья насчёт нераскрытых дел. Хоть бы Джон не начал что-нибудь подозревать… Да, как коренному англичанину мне стыдно надеяться на русский «авось». Надо найти другой выход, потому что за две недели моего затворничества вопросы точно возникнут! Выход, нашёл не я, он сам пришёл в виде звонка от любимой мамочки. Меня и Джона приглашали на день рождения драгоценного отца. Собирался я с огромным трудом. За невозможностью использования рук, собирался с помощью миссис Хадсон, Джона и своих ног. Я всегда удивлялся способностью соседа не задавать вопросы, попросил его отправить матери короткое сообщение: « Да, в десять часов, не встречай », он отправил, я сказал ему собираться, Джон даже не спросил куда мы едем. Ну и как не считать человека своим другом, когда он готов на всё ради тебя. Возможно, мне как социопату, будет тяжело сообщить об этом самому доктору, но я не могу отрицать, что сосед, — важнейший человек в моей жизни. *** Переезд не должен был оказаться сложным, наоборот только одна поездка на поезде, ужасный быстрорастворимый кофе, отсутствие сигарет в течении двух часов, и в общем-то всё. Всё оказалось и лучше, и хуже ожидаемого одновременно. Меня разбудил будильник Джона, который отвратительно пищал (ох уж эта запись петушинного голоса! В чём-то и сосед был странным). Я совсем не собирался спать ночью, но сосед, услышав о поездке, настоял том, чтобы я хорошенько поспал. Доктор поступил нечестно! Не ожидал от него! Подлить мне успокоительное в чай! Это только моя прерогатива… Воздействие человеческих лекарств на организм вампиров непостоянно и алогично! Мышьяк например вызывает у нас депрессию (влияет на выработку серотонина), а спиртовой раствор йода — несварение желудка. К сожалению, обычное успокоительное (Джон собирался только успокоить меня) действует на мой организм как сильнодействующее снотворное, к тому же имеет небольшой побочный эффект — при чрезмерном употреблении вызывает сильные головные боли. То, что является нормой для человека, — обычно много для вампира, поэтому с утра у меня раскалывалась голова и я был голоден (уснул и не поужинал свежей коровьей кровью, стоявшей у меня в шкафу, и которая сейчас была совершенно невкусной!). Мы опаздывали. Я не смог быстро принять душ из-за больных рук, минут десять я пытался вымыть голову, но мыльная вода всё равно попадала на руки, пришлось позвать соседа. Тот излишне смущался и краснел, но всё же помог помыть голову. Это было долгим процессом! К тому же, Джон увидел мои руки и воспринял вампирское обновление наружного покрова, как химический ожог второй степени* и аккуратно обработал мои раны, — это немного помогло. Утро казалось мне ужасным, пока Джон не достал из своей дорожной сумки термос с кофе. Кофе! Только Джон мог сотворить такое произведение искусства. Немного корицы, молока и сам напиток. Джон успел заварить его, пока я пытался самостоятельно помыться в ванной, при этом сосед терпеть не может этот терпкий, с лёгкой горчинкой напиток. Он не забыл обо мне.На поезд мы всё-таки успели, там я и выпил этот волшебный напиток вместо той гадости, которую обычно давали в поезде. Мы приехали к родителям вовремя. *** Мама встречала нас в прямом чёрном платье с длинными рукавами, длина которого была чуть ниже колен. На ней были жемчужные браслет, колье и серьги. На ногах — чёрные лаковые туфли с острым носом, у них были низкие каблуки. Мамочка была ниже отца. Впоследствии Джон опишет её как статную женщину, способную своим тихим голосом командовать генералами. Я боялся и ценил её. Мы с братом всегда боролись за мамино внимание. Рядом стоял отец. Он был уже полностью седым, но волосы его всё равно вились. Можно было сразу понять, что мне досталась его шевелюра. Отец стоял чуть позади матери и мило улыбался. Отца я уважал. Он кардинально отличался от своей жены. Если мать делала нас сильнее, заставляя с малых лет отрабатывать навыки дедукции, постоянно нанимая учителей (танцы, этикет), обучая наукам, отец играл с нами в пиратов, прятки, классики. Мы когда-то считали себя выше него, но не сейчас; мы с Майкрофтом доверяли ему. Увидев мои забинтованные руки, отец заботливо поинтересовался, что произошло. Мама же строго посмотрела на меня и покачала головой, на лице её была притворная заботливая улыбка (я не должен был совершать такие глупые ошибки). Обед был по-настоящему праздничным, впрочем как и всегда. Папа испёк пирог, который мы съели, после стали разворачивать подарки; мама подарила отцу органайзер, брат — тёмно-фиолетовый зонт, а мы с Джоном — краски (Отец любит рисовать, он, правда, нигде не учился, но талант возмещал всё). За обедом можно было спокойно поговорить, сыграть в настольную игру, насладиться обществом отца и спокойной матерью, которая в этот раз (незаметно для Джона) расспрашивала его о жизни на Бейкер стрит. Пока это не переходило рамок приличия, я был спокоен (но мама могла выспросить у друга всё, а тот даже не заметил бы). После чего мама показывала Джону окрестности, а брат в это время уже уехал по делам «государственной важности». Мы же остались в доме, вечером должен быть приём. Я был рад, потому что главное дело я выполнил! Мама передала мне крем, который поможет быстрее восстановить кожу, и обезболивающее средство.