иные ужасы

Фриск сразу приняла озлобленность этого мира, отрекаясь от всего доброго к здешним обитателей. Друзья? Враги. Настоящие монстры, а не те, что представлялись ей несчастными, но добрыми созданиями. Бледное мерцание звезды, чьи-то клыки и очень много крови — первое впечатление часто бывает ошибочным, но, пожалуй, только не в этом мире. Возможно, это было первой неудачей Фриск. Санс осознал эту истину гораздо раньше, что, впрочем, почти ничего не меняло — их взаимная ненависть к подземелью лишь сгустилась, подпитывая своды мрачных пещер. Возможно, поэтому никто из них уже ничего не ожидал от этих выжженных безумием земель. Монстры… о них не хотелось говорить. Пускай Санс шёл бок о бок с девчонкой, думая о её смерти каждую секунду, когда возвращалась странная боль в глазнице — с работой своей и мелкими монстрами перед Сноудином справлялся, действуя не слишком гуманно для того, кто когда-то проникся к этим потерянным существам душой. У него она вообще осталась? Скелет предпочитал не отвечать на этот вопрос. Не потому что боялся ответа «нет», — это было бы не так удивительно, учитывая его деяния — но потому что не хотел слышать болезненное «не знаю». С каждым годом этот короткий ответ успел изрезать слух и, кажется, самообладание многих жителей подземелья, томившихся здесь, в смутной неизвестности. Сжигая вечность неясностью. Это больно. Это превращает в монстров — в тех самых, какими пугают людских детей. Они не общаются на протяжении всего пути. С того момента, когда Фриск очнулась — живая, целая, а напротив — Санс, ни на секунду не прекращающий наблюдать за ней. Если бы не крик «только попробуй», девчонка ломанулась бы сразу — он другого и не ожидал. Фриск не могла привыкнуть. Боялась, вздрагивала, когда он оборачивался, и шла поодаль. Такая смешная, решила палку захватить — так чувствовала себя спокойнее, знаете? Если она вообще могла успокоиться, шагая рядом со своим мучителем. Стоит признаться, Санс и сам тяжело понимал, как следует реагировать на эту ситуацию. Это… большая проблема. Все трупы, лежащие у него в ногах, всегда оставались трупами, молчаливыми, кровавыми лужами или проткнутыми телами, все те несколько невезучих людишек. А сейчас мёртвое тело смотрит на него живыми глазами. Он знает — она боится его взгляда больше, чем всех прочих монстров, и всё же сам чувствует её взор на своей спине. Они не общаются — не общаются, потому как первое впечатление друг о друге было, понимаете, несколько неправильным. Потому что молчание в этой ситуации — единственное, что спасёт их друг от друга. Фриск даже не пыталась. Возможно, для неё вообще не существовало Санса, какой он есть в действительности — у неё был проводник, глухой, — он действительно никогда её не слушал — немой — все его слова в её голове сливались с собственными криками; пустой. Не просила остановиться, не чувствуя усталости и голода. Следовала по пятам. Мучилась от кошмаров, пробивших её психику — до сих пор прикасалась к шее, к рукам и ногам, иногда не держала слёз — однако, от счастья, что всё на месте. Никогда не плакала от горя, — или старалась — здесь её никто не пожалеет, а легче от этого не становилось.

Они проходят Сноудин — никто не смеет остановить его. Глаза сотрясают её сознание — она хочет убежать обратно, не видеть их. Все знают — Санс ведёт душу к королеве. Никто не трогает человека, они улыбаются — и улыбки эти самые мерзкие и страшные из всех, что Фриск когда-либо видела. Санс… Санс молчит. Он не собирался влезать в это. Даже если в толпе ликует его брат.

Он замечает его — и почти останавливается — Фриск не успевает замедлиться — и ударяется об его спину. Скелет разворачивается, чтобы взглянуть на неё — и упирается взглядом на широкие, широкие, широкие зрачки девочки, отошедшей от него уже на шесть шагов. Зрачки топят радужку. Дрожит, стоит на месте, пока монстры недоумевающе разглядывают отошедшую от Санса девчонку. — Быстрее, — совсем тихо. Никому не нужны бессмысленные, непонятные диалоги, объясняться перед монстрами — не его задача. В сознании Фриск всё залито красным. Даже если девочка выйдет на поверхность живой, если сможет добраться до дома… забудет ли всё это? Сложно думать и свои шаги воспринимать, как шаги здорового, способного двигаться человека. Она как будто и сама превращается в монстра — с расшибленной головой, в которую не умещаются все воспоминания о смертях. — Санс! Помочь? Девочка отмирает. Над ней — тень, длинная, и существо, вставшее рядом с ними — увеличенная версия его брата. — Нет, Папайрус. Лучше, знаешь, приступай к готовке праздничного ужина. Он улыбается. Фриск не понимает. — Хорошая идея! Тогда, может, поделишься свежим человеком? …понимает. — Хех… Колотит. — …знаешь, этого пока рано. Нельзя, чтобы она сейчас умерла. — Все соскучились по свежему, последний человек падал месяц назад, Санс. — Вот как? Она думала, что её страдания прекратились, когда смогла обхитрить Санса. Думала, с ним в качестве охранника у неё больше не возникнет неприятностей. Но её, похоже, хотят съесть. И Санс, похоже, не против. Он может отрубить ей руку — люди остаются живыми и без конечностей. Пальцы, кисти — сможет ходить, но не сможет больше ударить со спины. Они смогут содрать кожу. Брать по частям. — Нет. Пока нельзя. Сначала — к Андайн. Высокий скелет возмущенно смотрит на не дышащего человека, но ничего не говорит. Пожимает плечами, кивает — и отходит. Санс хватается за второй конец палки Фриск — и тянет, тянет вцепившуюся в ветвь Фриск за собой, быстрее, дальше от монстров, к водопадам. Никаких остановок — только не здесь, не с этими ребятами, готовыми нарушить обещание не трогать человека. Он знал, что всё будет именно так, если они останутся отдохнуть. Знал, потому что… возможно, когда-то… Это не так важно сейчас. Девочка трёт глаза. Трёт, трёт, трёт — но никак не может убрать с них влагу. Знает, что он издевается, потому что не может добивать иначе. …пока она не утратит решительность. она мирится со всем.