Вампир из Трансильвании

Как выглядит тот свет? Ясное голубое небо, сияющее вечностью над головой, белоснежные овечки облаков, плывущие под ногами, крылатые создания, парящие в невесомости, и чувство всепоглощающего блаженства. Не для всех, конечно. Остальным стоит приготовиться к испепеляющему жару, бесконечно сжигающему тело, беспросветной тьме, навечно проглотившей солнце, жестоким надзирателям, вооружённым плетью и вилами, и бессрочному страданию за свои злодеяния. То место, в котором очнулась я, ни одним из них не являлось или, может быть, напоминало сразу оба. Сквозь окно я видела голубизну безоблачного неба, но мои надсмотрщики не оставляли меня в покое ни на мгновенье, втыкая в тело острые иглы, сдавливая кожу жгутами и вливая в тело отвратительно пахнущую дрянь. Белые стены и пасторальные картины недолго вводили в заблуждение. Стоило лишь взглянуть на кровать, где лежала я, как любого бросало в дрожь. Я узнала об этом не сразу. Как только сумела самостоятельно подняться, добрести до ванны, чтобы взглянуть на себя в зеркало, и понять, почему на меня так странно косятся. Сначала я никак не могла удерживать сознание дольше минуты. Затем долго соображала, где и как оказалась. Потом осознала, что именно со мной происходит. И заметила чужие взгляды, устремлённые на меня в те моменты, когда я глядела за окно, чуть не капая на простыни слюной. Это относилось к тем, кто заходил ко мне регулярно. Те, кто оказывались у меня впервые, справлялись хуже. Правда мне казалось, что о чём-то их должны были предупредить. Гости старались выглядеть спокойно и незаинтересованно, стоило переступить порог. Но их напряжённые лица выдавали достаточно. Все они пытались втянуть меня в разговор. Я молчала, и после нескольких попыток они исчезали. Несколько дней меня не тревожили, не считая тех, кто наблюдал за мной круглосуточно, затем приходили очередные гости. Так они себя называли. Психологи, психиатры, психоаналитики — мозгоправы одним словом. Все они выглядели одинаково: сдержанно, любезно, приветливо, с профессиональной маской безграничного понимания и терпения на лице. Они использовали разные подходы, стараясь привлечь моё вниманием, но ни у кого не выходило. Я их совсем не слушала. И не говорила. Вообще не раскрывала рта. Они продолжали появляться и исчезать. Я оставалась одна, заключенная в белых стенах палаты. — Доброе утро, Саша. Как ты чувствуешь себя сегодня? — отвлёк меня от пейзажа за окном знакомый голос. Доктор Петрика Сирбу, пожилой мужчина шестидесяти лет, с густыми седыми усами и оплывшими, как у бульдога щеками, заглядывал ко мне дважды в день. Пусть он проводил со мной не так много времени, но я знала, что именно он распоряжается моим лечением. Я посмотрела на него пустым взглядом. Всё тот же белый халат, всё то же сочувствующее выражение на лице. Я отвернулась. — Погода за окном чудесная, не находишь? Непременно прогуляйся после завтрака. Только оденься потеплее, конец октября всё же. Нехорошо будет, если ты подхватишь простуду. Доктор ушёл, когда я послушно приняла лекарство, оставляя меня заниматься излюбленным занятием — смотреть за окно. В комнате был телевизор. Поначалу, когда я только очнулась, медсёстры включали мне разные программы и фильмы. Но ничего интересного там не показывали — я продолжала смотреть в окно. Когда я стала запоминать, что происходило днём раньше, за окном желтели листья, покрываясь ободком багрянца. Потом они высохли и почти облетели. Каждый новый день я наблюдала за тем, как спадали последние иссохшие, завернувшиеся улиткой обрывки, всё больше оголяя ветви. Со временем я стала меньше спать. Помню, как однажды ночью впервые вынырнула за дверь, нос к носу столкнувшись с двумя незнакомыми мужчинами, облачёнными в чёрное. От неожиданности тут же нырнула обратно, и больше не высовывалась. На следующий день доктор завёл об этом речь, прознав о моей ночной вылазке. Сказал, что это была охрана и мне не следовало бояться. Я ничего не ответила. Я и не спрашивала ничего. Тремя днями позже доктор сказал, что охрану убрали от дверей. Если я хотела немного побродить, мне не следовало себе отказывать. Через неделю, снова мучаясь бессонницей, я отправилась на ночную прогулку по тихим коридорам. Там было пусто и мне никто не мешал. Так началось моё путешествие по левому крылу, где отдыхали ещё пара человек, а уже через месяц я познакомилась со всей больницей. Позже я стала спускаться в столовую трижды в день, правда, не приближалась ни к кому. А если и приближалась, то молчала. Кое-кто пытался завести со мной беседу, но видя, что я не отвечаю, оставляли затею. Но, кажется, я не слишком мешала — меня никто не прогонял, позволяя оставаться невдалеке, когда мне того хотелось. Настал день, когда я стала выходить на улицу. Снаружи больница оказалось высоким двухэтажным домом из белого камня. Крышу украшали декоративные башенки и лесенки, ведущие к нескольким дверям первого этажа. Летом, должно быть, двери были распахнуты настежь, позволяя приятному сквозняку гулять внутри. И ещё должно было пахнуть розами. Большие, аккуратно подрезанные и подвязанные к грядущей зиме кусты, позволяли воображению дорисовывать несуществующие бутоны. Розы в моём воображения были белые. Вначале. Такими же я видела их во сне. Но вот начинался дождь, заляпывая лепестки кроваво-красным, я просыпалась в поту, едва дыша. Спать я стала ещё меньше. Фантазия больше не могла удерживать образ белоснежных цветов. Они неизменно окрашивались алым. Больше я не смотрела на кусты, отдаляясь всё дальше от особняка. Парк при больнице был огромным и очень красивым. Аллеи тянулись далеко и мои прогулки становились всё дольше. Меня заставляли одеваться теплее. Я не спорила. Когда выпал первый снег, я впервые заметила его. Высокий мужчина в длинном чёрном пальто сидел на одной из дальних скамеек. Эта скамейка находилась на возвышенности, притаившись среди кустов чайной розы. Оттуда просматривалась большая часть парка и многие дорожки, когда со стороны скамейку и того, кто на ней расположился, было почти невозможно заметить. Но я увидела его сразу. Не подала виду. Не приближалась близко. В следующий раз мужчина появился тремя днями позже. Занял ту же скамейку, к которой в его отсутствие я не подошла ни разу. Он снова не сделал ни единой попытки привлечь моё внимание, словно сам не хотел быть замеченным. Он пришёл ещё через три дня, затем перерывы сократились до двух, а позже я стала видеть его ежедневно. В своём неизменном чёрном пальто, с гладко убранными назад отросшими волосами, он просто сидел на своей скамейке не двигаясь. Наблюдая за мной. За тем, как я хожу по тропинкам. Не скоро стала я сокращать расстояние, сначала позволив себе приблизиться к холму. После стала бродить вокруг, не выпуская его из поля зрения. Мужчина оставался всё таким же отстранённым и недоступным, напоминая меня саму. Он не только по-прежнему не показывал ни единого признака интереса, но и не делал попытки подняться, до тех самых пор пока я не возвращалась в больницу, скрываясь за парадными дверьми, чтобы уже из окна наблюдать, как он уходит за ворота, чтобы сесть в чёрный автомобиль и уехать. До следующего дня. Зима задремала на отведённые ей три месяца, став сворачивать белоснежные одеяла и пуховые платки в начале марта. Я разрешала себе пачкать ботинки в жирной грязи оттепели, уходя с тропинки, чтобы приблизиться к скамейке сзади. Мужчина знал, что я позади, но не оборачивался. И не говорил, продолжая неподвижно сидеть и глядеть перед собой. В воздухе вовсю носились озабоченные жуки, торопясь собрать богатый нектар, облетев как можно большее количество соцветий. Я глубоко вдыхала терпкий аромат распустившихся бутонов, прикрывая глаза от настойчивого солнца, стремившегося щедро пролить тепло на любого, кто проводил утренние часы на улице. Мужчина сидел на другом краю скамьи, кажется, тоже наслаждаясь весной. Я могла рассмотреть его ближе. Сухие белоснежные руки с длинными пальцами, худое, чуть вытянутое лицо с ввалившимися щеками, выдающийся подбородок, крупный с горбинкой нос, выразительно очерченные губы, длинные ресницы, обрамлявшие глаза, в которые я пока не заглядывала. Он не мог не заметить, что я его разглядываю, но не противился. Не пытался рассмотреть меня в ответ. За что я была благодарна. Я прекрасно знала, как выгляжу. Из зеркала ванной, в то первое памятное утро, когда я наконец смогла подняться на ноги, на меня смотрела девушка, пережившая страшную болезнь или сильнейшее потрясение, которое в прямом смысле слова выжало из неё все соки. Но отчего-то я не была потрясена увиденным, оставшись безразличной к собственной удручающей внешности. День за днём мы сидели рядом, наблюдая, как всё течёт и меняется вокруг. Рядом с ним мне было хорошо. Я могла бы просидеть так вечность. Но мне требовалось другое. На одну из наших тихих встреч, я принесла карандаш и листок, свёрнутый в три четверти, украденный накануне вечером со стола регистратуры, пока спала медсестра. Как обычно присев рядом, я достала из кармана платья свой небольшой улов и положила на скамейку между нами. Он заметил, но не пошевелился, и через час я ушла. Ушла дожидаться следующего дня. И он, как всегда, был там, где я ожидала его отыскать. Листок тоже был на месте. Я протянула руку и взяла бумагу, разворачивая. Там были написаны всего три слова. Я долго сидела без движения. Затем смогла выдохнуть, свернула подаренный листок и убрала его в карман, достав новый. Взяла карандаш и написала ответ, снова кладя бумагу между нами. Впервые он не стал ждать, пока я уйду. Его рука слегка дрогнула, когда он развернул бумагу. Я наблюдала, как глаза скользнули по строчкам. Там было написано: «Я тоже люблю тебя. И прощаю, Влад». Его глаза широко распахнулись. Он резко посмотрел на меня, должно быть, не веря, что я знаю, кто он. Ведь это так же означало, что я… — Ты всё помнишь? — спросил он, смертельно бледнея. Пропустив несколько мгновений, чтобы насладиться видом любимых глаз, по которым я безумно соскучилась, я кивнула. Влад неверяще смотрел в моё лицо, не понимая, должно быть, как я могла сидеть с ним рядом вот так просто, принимая признание и даря своё, помня всё то, что он сотворил со мной в подземельях. Я помнила всё. До последней детали. Я помнила весь тот ужас, который пережила. Я понимала, что выжила чудом. Не знаю, как Владу удалось очнуться и не убить меня. Удалось спасти. То, как я выглядела даже сейчас, говорило громче самых красноречивых слов, что я побывала на самом краю, а может, уже и летела в бездну, когда чужая рука заставила меня остаться. Было ли мне больно, страшно и тяжело тогда? Было. После? Было. И есть. Не думаю, что я когда-нибудь забуду тот кошмар. Но и Влада я не смогу забыть. Влад принадлежит мне. Целиком и полностью. И потому я ждала, боясь, что он решит оставить меня в очередной раз, думая, что тем самым сохранит жизнь. Убережёт от опасности. Он мог попытаться снова опоить меня чем-то, догадавшись, что пережитое не лишило меня памяти. Но в этот раз я не успела оставить спасительных писем и зацепок, рискуя потерять Влада навсегда. Когда я наконец стала приходить в сознание и не увидела его рядом, я поверила, что он ушёл. Шок лишил меня слов, и потому я долго никому не отвечала, думая что делать дальше. Как жить. Но со временем до меня наконец дошло, что я всё ещё нахожусь в Румынии, и поскольку родителей не было рядом, я должна была находиться под его опекой. Если бы он не пришёл в себя, я бы тоже не выжила. Но я была здесь, и за мной тщательно присматривала маленькая армия. Значит, была связывавшая нас ниточка, которую я собиралась сохранить всеми доступными способами. Влад заботился обо мне, потому что я всё ещё была слаба. И я не стала ничего менять, показывая, насколько уязвима и беспомощна. Испугана. Дрожу от собственной тени. Показываю, что я не смогу без него. Собственно, это было правдой. Один неосторожный шаг, и я могла лишиться его навсегда. Я не торопилась. Продолжала молчать, лишая кого-либо возможности сделать чёткий вывод о том, что творилось в моей голове. Я ждала, надеясь, что он не выдержит и решит увидеться. Я верила в это и молилась об этом, ведь не могла же я выжить просто так, без весомой причины. Зачем? Верила ли я, в то, что родился человек, похожий на его любимую совершенно случайно? И именно этот человек не был подвластен его воле — воле, которой подчинялись все без исключения? Или в то, что мы вот так столкнулись на узкой просёлочной дороге, о которой Саша писала в письме, в одну точку времени, в одной точке пространства? Возможно ли было поверить, что я переживу ту встречу в подземельях?.. Судьба есть. Она существует. Я не сомневалась в этом больше ни секунды. Иначе происходящее не имело никакого смысла. Но есть и свобода выбора — воля, позволявшая использовать подаренный шанс или пропустить его сквозь пальцы. Судьба не существует без свободы, свобода продиктована судьбой. Я ни за что не собиралась упустить этот шанс. И ждала бы сколько угодно долго, давая время и Владу сделать свой выбор, когда он наконец уперся в развилку собственной судьбы. Слова на отданном мне клочке бумаги и были его выбором. Это признание — первое в невероятно долгой жизни моего личного князя тьмы, я сохраню навеки. Влад овладел собой, наконец сумев разгадать все мои намерения. Я не сомневалась, что он понял, почему я вела себя так и никак иначе. Остальное я объясню позже. Откинувшись на скамейку, он выдохнул. — И всё же я не привык быть добычей, — тихо произнёс он, и я поняла, что прощена за долгий обман. Прощена, потому что не бросила его, ни тогда в подземельях, ни после. Прощена потому, что люблю и любима. Его полный нежности взгляд был сосредоточен на мне, словно перед ним была целая Вселенная. «Я стану для тебя Вселенной, Влад», — мысленно пообещала я, положив руку на скамью, и он понял без слов, накрыв мою ладонь своей. Нет, наша история не заканчивалась. Она только начиналась, и пусть наш путь будет долгим — страх перед случившимся велик, словно чёрная дыра. Но я верю — верю, глядя на Влада, что однажды мы справимся и разрубим все гордиевы узлы. А сегодня… сегодня мы начнём нашу историю, как единое целое. Нет больше Влада и Саши, с этого момента есть Мы. Всем спасибо за внимание! Огромнейшее спасибо, что этот воз (меня, в общем, со всем добром), не устаёт тянуть моя замечательная бета: Тася, спасибо тебе огромное! Спасибо вам, ребята, за комменты. Всё читал, было интересно. Поддержали меня в том, чтобы дописать без перерывов. Вот такая история… Я остался доволен, и помимо прочего тем, что когда соскучусь по вампирам, могу вернуться — у Саши с Владом ещё многое впереди. Отпуск мой закончился в воскресенье, и пора поработать. Отдохну, а там возьмусь за Эльфа и вторую часть Сто семидесятой. В каком порядке и последовательности — пока не знаю. Сюжет обеих историй готов. Вот такие планы. Увидимся в новой истории! С наилучшими пожеланиями, Ваш Барк