Вампир из Трансильвании

Вонь тёплой протухшей воды обволакивала плотным коконом. Под ногами стояла сплошная лужа воды, поднимавшаяся на высоту подошвы сандалий так, что мне казалось, будто я стою прямо на дне канализационного стока. К счастью, я почти не могла разглядеть тёплую, словно подогретый в микроволновке суп, жижу. Вокруг было темно. И всё же, несмотря на мои ожидания кромешной тьмы, мрак не лишал зрения. Сверху, со всех сторон, косые лучи холодного лунного света кусками резали тень. По словам Лалы, подземелья были невероятно старые и давно заброшенные. Забирая своё, время основательно поработало над когда-то ровными высокими стенами, теперь осыпавшимися во многих местах. Подземные источники тоже отыскали путь, стремясь заполнить пустоты вне зависимости от того, кем именно они были созданы: природой или человеком. Корни — длинные и тонкие, толстые и закрученные — легко проникали на всю глубину подземелий, вваливаясь внутрь спутанными клубками. Фонариком, выданным Лалой, я посветила наверх, убедившись, что вокруг всё спокойно и отойдя на некоторое расстояние от обезглавленных тел тех, кто намеревался погубить Влада. Потолок был высоко. Несмотря на обильное количество глубоких трещин, проникавших до самых подземелий и пропускавших свет, выбраться отсюда самостоятельно казалось невозможным. Слишком толстый слой почвы лежал поверх, до которого нужно было ещё добраться. Единственным выходом наружу был колодец, вход которого закрылся, стоило мне спуститься вниз. На прощанье Лала сказала, что если всё-таки Влад придёт в себя, он сумеет выбраться и без чужой помощи. Должно быть, так она хотела меня подбодрить, сказать, что возможно жертва не будет напрасной. Очутившись в просторном помещении с полукруглыми стенами и немного осмотревшись, я снова вернула луч фонаря к проходам. Всего их было шесть и тянулись они во всех направлениях от центра, окружая меня на триста шестьдесят градусов. Не знаю, как далеко они уходили, но Лала сказала, что тоннели тянутся далеко за границы поместья. Ещё она предполагала, что существуют коридоры, ведущие ещё дальше, но вряд ли они сохранились. Будучи, как правило, более узкими, с минимальным количеством поддерживающих опор, они приходили в упадок и обрушивались первыми. И всё же, Лала и её люди собирались тщательно осмотреть поверхность, дабы убедиться, что сюрпризов не предвидится и Влад не сбежит. Слушать о любимом, как о диком псе было отвратительно, но мне ничего не оставалось. Основание подземелий — место, в котором находилась я — было частично вымощено камнем. Пол закручивался мелкой брусчаткой по кругу. Это я поняла, прощупав подошвой залитый водой пол, чтобы убедиться, что не провалюсь в первую же дыру и не сломаю ногу. Хотя, возможно, об этом мне не так уж и стоило волноваться. Между проходами тоннелей отчётливо просматривались опорные колонны. Углы и арки плотно прижимали серые глыбы одну к другой. Стоять на месте было страшно. Случайно приникавшие сквозь щели сквозняки то и дело проносились вдоль проходов со свистом или бесшумно скользили по голым ногам, заставляя вздрагивать и оборачиваться. Сердце каждый раз совершало надрывный прыжок, ожидая, что в одном из тоннелей, куда падал взгляд, или за спиной окажется тот, за кем я пришла. Нет, сказать, что мне было страшно, я не могла. То, что я испытывала, переводя вытаращенные глаза со стены на стену, из стороны в сторону, заглядывая в широкие длинные коридоры, ведущие неизвестно куда, кроме как леденящим ужасом назвать было нельзя. Не в состоянии больше врастать в землю соляным столбом, я сделала вдох поглубже и шагнула вперёд, стараясь немного обуздать собственный заполошный стук сердца и выровнять дыхание. Обстановка вокруг не способствовала обретению душевного спокойствия, и я постаралась выбрать мысль, на которой смогла бы хоть немного сосредоточиться и перестать стучать зубами. Первое, что пришло в голову, это история Лалы, что нисколько не удивляло, учитывая, насколько поражена я была, слушая вампиршу и понимая, чью именно историю она рассказывает, пусть и в совсем другой трактовке в отличие от тех, что мне довелось почерпнуть в сети. Чем больше она говорила, тем больше я убеждалась, что права. Мой Влад и есть великий и ужасный вампир всех времён Князь Владислав Третий Цепеш. Испугалась ли я? Не знаю. Я, кажется, до сих пор не верила, что это правда. Вдруг осознав, кого именно ищу в длинных тоннелях, которых преодолела уже не меньше пяти, мне стало совсем не по себе. Граф Дракула, возможно, уже почувствовал моё присутствие и теперь, неспешно принюхиваясь, идёт по следу… Свет моего фонарика бешено заметался по стенам, отыскивая безумное чудовище, несущееся на меня с открытой пастью и капающей слюной. Я сжалась, пока зрение не настроилось на прыгающий источник света, и застыла. Вокруг никого не было. Так я простояла несколько минут, может дольше, пока наконец не заставила себя собраться и выбрать другую мысль. Смысла запугивать себя до одури не было, я ведь отдавала себе отчёт в том, что спустившись сюда, вряд ли выберусь обратно. И всё же сделала это. Зачем, Саша? Зачем ты это сделала? — упрямо повторила я вопрос, напоминая ответ. Я не могла без Влада и была готова остаться здесь, но не бросить его одного после того как его покинули самые преданные соратники. Раньше, если верить Лале, их было гораздо больше, но время съело большинство, пока не осталась одна Лала. И вот, решив закрыть Влада в подземельях навечно, отказалась и она. От тоски и жалости за то, что моего любимого человека… да, человека, бросили абсолютно все, хотелось заплакать. Но я сдержалась, тут же переключаясь на мысль, что заплакать стоило не только из-за этого. Как вообще Влад смог пережить то, что пережил? Убийство родных, предательство брата и друга, смерть любимых женщин, плен, насилие и издевательство — список был невероятно длинным и пугающим. Мне было горько и обидно за то, что жизнь оказалась к нему так жестока. Если кто и имел право сойти с ума, лишиться рассудка, то это был Влад. За спиной что-то хлюпнуло, заставив меня резко развернуться, прошивая искусственным светом очередной коридор. Никого. Только расходившиеся от моего шага круги по воде. Прислушавшись и убедившись, что опасности нет, я продолжила путь, стараясь ступать как можно осторожней, чтобы не создавать шум. Как же неприятно и тяжело вибрировало в груди противоречие: с одной стороны я до жути боялась наткнуться на того, кем стал Влад, с другой — мне нужно было его отыскать, чтобы помочь… Помочь? Лала была права — я действительно спятила, если считала, что смогу вернуть Влада, учитывая, что я была слабее котёнка и беспомощней улитки. К тому же слабо понимала, с чем именно столкнусь и что увижу. Значит, ты просто попрощаешься с Владом, Саша, — подбадривала я себя, чтобы скорее принять неизбежное. — Всё будет длиться недолго. В самом худшем случае, а потом тебе будет уже всё равно. Это должно быть похоже на прыжок с крыши. Раз — и закончилось. Вдалеке что-то скрипнуло, заставив меня снова вздёрнуть фонарик. Всматривалась я целую минуту, но по-прежнему ничего не видела. На всякий случай, я решила обернуться, раз уж столько простояла на месте. Просто так. На всякий случай. Не знаю почему, но оборачиваться было гораздо страшнее, чем слышать плеск воды или необъяснимые скрипы. Рука дрожала, я вся сжалась, поворачиваясь всем телом и непроизвольно втягивая голову в плечи. Я была почти уверена, что за мной кто-то стоит. Совсем рядом. Успев тихо подкрасться, пока я сверлила пустую тёмную точку вдалеке. Я даже прищурилась, и только развернув корпус, медленно, с невероятным напряжением, приоткрыла глаза. Позади было пусто. Всё тот же тоннель, который я преодолела минутами ранее. Сердце немного отпустило, и я, спустя ещё немного, пошла дальше, сообразив, что идти не так страшно, чем оставаться на месте. В подземельях не было почти ничего кроме клеток. Они напоминали камеры Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге, где мне довелось однажды побывать с экскурсией. Ничего примечательно в них не было за исключением низкого арочного потолка. Почему их не делали просто кубическими, как обычные комнаты? К чему этот покатый склон? Может быть, наверху, то есть сверху подземелий, это было оправдано, потому что внизу я никак не могла объяснить такой выбор конструкции. Удивительно, но размышления в таком бесполезном, по сути, ключе успокаивали гораздо лучше. И я не стала себя насиловать, решив, что раз уже приняла решение и жизнь моя не продлится долго, я могу позволить себе маленькую слабость: не думать о том ужасе, с которым собираюсь встретиться. Поняв, что снова съехала к тому, что пугало до чёртиков, я буквально вперилась в тьму новой камеры, не размышляя о том, что все они, в общем, одинаковые. Так оно и было, но чтобы сдерживать вновь и вновь подступавшую панику, мне приходилось заставлять себя пристально рассматривать причудливые сплетения проникавших в камеры корней, обеспечивая себе небогатую, но вполне безопасную пищу для размышлений. Но иногда мне везло больше. Койка для узника, которая часто присутствовала в камере, могла располагаться в разных углах. Бывало, внутри висели полусгнившие деревянные полки. Скудное разнообразие, но я заставляла себя подмечать детали, только бы не размышлять о том, как здесь жутко. Позади раздалось эхо шагов. От испуга я чуть не выронила фонарик. Луч снова заметался, и снова вдалеке не оказалось никого. Я напряжённо сглотнула. Ладно, Сашка, хватит строить из себя героиню хоррора. Ты вообще не крутая. Сжав основание фонарика зубами, осторожно, снова стараясь делать всё как можно тише, я стянула лямку рюкзака и полезла внутрь. Бутылка воды и крекеры, которые я купила в аэропорту Сучавы, ожидая, когда за мной приедут; нож, который дала мне Лала. Нет, это было не для того, чтобы спастись — таким от Влада не защититься, да я и не за этим сюда пришла. Но нож мог помочь прервать собственную жизнь, если придётся совсем туго. Вампирша показала, как быстро и правильно перерезать вены на собственных запястьях. Отчего-то я смогла слушать это без особых сложностей, лишь бы не думать, что такого могло произойти, чтобы заставить меня перерезать себе вены. Сейчас я тоже не собиралась над этим задумываться, разыскивая другую вещь, которой так же снабдила меня Лала. Наконец-то я нащупала стекло. Вытащила бутылку виски и поспешила откупорить крышку. Лала предложила выпить ещё наверху, но я посчитала, что должна быть максимально собрана, чтобы, возможно, суметь правильно среагировать. Зря я не послушалась. Дикий страх нисколько не помогал мыслить ясно. А вот если от испуга я выроню и утоплю фонарик, станет совсем невесело. Для меня даже батарейки в машине отыскали. После четвёртого глотка и целых десяти минут я смогла дышать ровнее, припоминая лица вампиров, с которых Лала стребовала фонарь и батарейки. Кажется, они удивились, но спрашивать ничего не стали, исполнив приказ. Я не напилась, но тепло помогло разогнать кровь в верном направлении и спокойнее подумать о том, что здесь я и останусь. Останусь с Владом. Насколько мне удалось разобраться в Сашином письме и отрывочных описаниях Влада, я уже давно должна была погибнуть. В Чёрной церкви. Или от лап Этьена. Я и так задержалась дольше, чем, видимо, отвела для меня судьба, позволив встретиться с Владом. Значит, я ему задолжала. Свою жизнь. И верну долг. Не став далеко убирать виски, я снова потянулась в глубокий карман сарафана и сделала ещё пару глотков, готовая расцеловать Лалу за замечательную идею. Шагала я по-прежнему уверенно и оставалась начеку, но теперь лучше контролировала себя. Может быть, притупившиеся чувства просто играли со мной злую шутку, и я превратилась в невнимательную черепаху сама того не заметив, но мне было всё равно. С алкоголем в столетних подземельях было лучше, чем без. Очередная проржавевшая решётка осталась позади — я не слишком заглядывала внутрь очередной камеры, убедившись, что ничего примечательно там нет. Свет фонаря дотянулся до следующей, скользнул по прутьям, проникая в углубление. Мои шаги зазвучали громче — попутно отметила я. Мне не следовало забывать об осторожности. Я тут же попыталась замедлиться, обращая больше внимания на собственные движения и стараясь держать в поле зрения тоннель, чем рассматривая очередной пример однообразия тюремной обстановки. Я уже дошла до входа, расположенного посередине отсека, когда мне вдруг показалось, что кровать, стоявшая как и в большинстве комнатушек слева в углу, не пустовала. Я замерла, пока голова подкидывала логичное объяснение — должно быть, это выпавший из стены куст или истлевшее тряпье, сгнившие ошмётки которого я замечала и раньше. Чтобы убедиться в верности одной из моих догадок, я навела на кровать луч света. Фонарь осветил до боли знакомое лицо. Бледная кожа, чёрные, словно дыры, глаза тут же прищурились, продолжая глазеть в ответ. Заострившийся нос, скулы, подбородок — положенные человеку пропорции растворились в хищной морде того, кто был Владом и больше им не был. Оно лежало на кровати, не торопясь двигаться с места, и продолжало смотреть поверх луча, направленного в упор. Оно не казалось ослеплённым, глядя прямо в мои глаза. Я, кажется, протрезвела. Мысли вылетели прочь, превращая мышцы в камень. В глазах существа, смотревшего на меня так же пристально, как и я на него, не было Влада. Даже тогда в кабинете, когда Влад позволил второй сущности появиться на поверхность, когда был зол, это всё ещё был он. Но сейчас на меня смотрело нечто противоестественное разумной природе вампиров и людей. Его ноздри чуть заметно раздувались — оно принюхивалось, не спуская с меня чёрных глаз. В какой-то момент я поняла, что больше не могу выносить этот пустой, не узнающий меня взгляд, но от того не менее заинтересованный и настороженный, словно Оно решало, насколько я опасна и что следует со мной делать. Решало по-волчьи. И я опустила глаза, не желая, чтобы меня восприняли как угрозу. В горле высохло, тело загудело от напряжения. Я сделала шаг назад. Маленький, такой, чтобы он не вызвал интереса или тревоги. Я не размахивала руками, не делала резких движений, будто пятясь от бешеного пса, боясь спровоцировать нападение. Боковым зрением я всё еще видела, что Оно не шевелится, продолжая внимательно за мной наблюдать с койки. Ещё один шаг. Ноги не гнулись, но я заставляла себя передвигать конечности, прикусив изнутри щёку. Вот от входа меня отделяет полметра. Что дальше? Бежать я не могу. Не могу отделаться от дикого, вцепившегося в грудь и плечи ужаса. Всё, на что я способна, это продолжать свои жалкие неуклюжие шаги. Ещё немного, совсем чуть-чуть, и я оказываюсь меж двух камер. Его я больше не вижу. Только тёмную стену справа по откосу, куда больше не дотягивается свет фонаря. Но вдруг стена меняет очертания, из мрака выплывает голова. Неторопливо, словно в замедленной съемке. Вокруг не разносится ни единого звука, кроме хлюпанья воды под моими ногами. От ужаса я всё также не смею поднять глаза и посмотреть Ему в лицо — вернее, в большое пятно черноты, продолжая упрямо освещать фонарём область между собой и основанием тени. Рассеянным зрением вижу, как часть туловища оказывается снаружи вслед за головой. Глухая тень вырисовывается чётче, перерезая своей чернотой лунные трещины позади. Оно движется так же медленно, как и я. То ли подкрадывается, то ли подражает. Я не смогу убежать — отчётливо проносится мысль, обостряя чувства до предела. Адреналин разом бьёт по венам, вынуждая уносить ноги, но я сжимаю зубы, противясь дикому желанию. Понимаю — не разумом, что стоит мне только повернуться спиной… Я напрягаюсь изо всех сил, чтобы не сорваться в сумасшедший бег, который наверняка не продлится дольше нескольких секунд. Упрямо продолжаю идти назад, пока не оказываюсь на линии входа в следующую камеру. Всё также пытаюсь не сделать ни одного лишнего движения. Смотрю вниз, туда же направляю луч света и вижу, как он дрожит. Медленно, как только могу, поворачиваюсь, спиной продвигаюсь внутрь камеры. Оно следует за мной. В отличие от меня, Ему удаётся парить над полом. Я не могу уловить, когда один шаг переходит в следующий. Оно не издаёт ни единого звука! Я продолжаю отходить в угол. Оно следует неотступно. Позади упираюсь в койку. Оно, вторя мне, замирает, наблюдая, что я собираюсь делать дальше. Чёрная тень повисает в дверном проёме, руки по швам, тишина. Оно смотрит, застыв безвольным духом. Но я готова поспорить, что впечатление обманчиво. Я боюсь до чёртиков, но если остановлюсь, то, кажется, больше не смогу пошевелиться. Осторожно, целую вечность, стягиваю лямку рюкзака с плеча свободной рукой, перекладываю фонарик в другую. Ощущение такое, будто пятно света, продолжающее бить в основание ног тени, сдерживает наступление. Стоит только отвести луч в сторону, и оно набросится. Нет, я удерживаю свет на месте, и всё же умудряюсь позволить второй лямке съехать по руке. Рюкзак падает на койку позади. Хочу выпить. Смертельно хочу выпить. Освободившейся рукой тянусь к карману. Мне только кажется или Оно пошевелилось?! Чувствую, как волосы дыбом встают на затылке, но не могу не выпить. Делаю всё ещё медленнее, выволакиваю бутылку так, чтобы Оно видело — это не нож, не оружие. Крышка закручена плотно, не могу придумать, как открутить. Для этого нужны две руки, но фонарь — кажущийся единственной защитой от страшной тени, продолжающей безмолвно возвышаться в нескольких шагах — мне жизненно необходим. Снова решаю взять фонарь в рот. На то, чтобы убрать крышку уходит бесконечность, но я не смею торопиться, заворожённая собственным монотонным действом и почти счастливая тем, что пока двигаюсь я, не движется Оно. Желание глотнуть нестерпимо. Подношу горлышко ко рту, снова свободному от фонарика, и делаю жадный глоток. Виски обжигает горло, но я не моргаю, ощущая, как слёзы разом выливаются из обоих глаз. Одного глотка мало. Хочу ещё. И ещё. Надеюсь, что когда Оно наконец оживёт, я успею прикончить всю бутылку и, может быть, даже я баловень судьбы и алкоголь подействует до этого момента. Как бьется в венах кровь, стараясь швырнуть мое тело хоть куда-нибудь попутно разнося спиртное, я ощущаю с лёгкостью. Слёзы продолжают течь. Я пью, с каждым новым глотком стараясь захватить побольше. Желудок, или что там, полный, но я не останавливаюсь, особенно когда признаки опьянения становятся всё более отчётливыми. Почти спасительными. Бутылка наконец пуста. Я позволяю ей упасть и разбиться. От напряжения, страха, усталости, адреналина и алкоголя меня ведёт, заваливаюсь назад, прямо на сидение. Съезжаю с рюкзака пятой точкой, но всё так же продолжаю удержать фонарик перед собой, глядя застывшей тени под ноги. Вдруг он убьёт меня после того, как я протрезвею? — проносится ужасающая мысль. — Е-ешь… ешь меня уже, — пьяным трясущимся голосом, заикаясь, выговариваю я. — Съешь меня уже, пожалуйста, — всхлипываю, и тень слегка плывёт перед глазами, теряя очертания. Оно не двигается. Я забираюсь с ногами на койку, прижимаю колени к груди, словно это способно меня защитить. — Влад? — зову по имени. — Вернись ко мне. Ответом мне служит тишина. — Я так хочу, чтобы у нас был этот чёртов шанс, — рыдаю в голос. В груди начинает медленно раскрываться дыра, выпуская наружу всё, что так долго копилось. — Я так люблю тебя. А ты исчез… — Я пьяна в стельку. Говорю плохо, но меня это не беспокоит — слушать некому. — Влад? Неожиданно свет начинает моргать — дохнут батарейки, с трудом соображаю я и понимаю, что должна их заменить. Сомневаюсь, что осилю. Но всё же тянусь к рюкзаку, засовываю руку. Двигаюсь уже не так плавно, просто не могу контролировать тело. Внутри нащупываю нож — и замираю. Секунда тянется за секундой, не знаю, как долго ласкаю пальцами пластмассу ножен, пока всё же понимаю, что драться с ним не буду. Не потому что не могу, а потому что не хочу. Его столько раз предавали те, кто дорог. Я не хочу стать одной из них, пусть Влад этого никогда и не узнает. Вытаскиваю батарейки. Фонарь к тому времени почти гаснет. Руки неловкие, словно деревянные. Глянцевая пластмасса выскальзывает и блок батареек падает вниз. Поднять я не смогу. Едва хватает сил сидеть, опираясь о стену. Наконец догорают остатки заряда, и камера погружается в кромешную тьму. В отличие от коридоров сюда не проникает ни один отблеск света. От испуга в груди останавливается сердце. Я прижимаю ладони к глазам.  — Я люблю тебя, — говорю то, с чем желаю умереть, даже если Влада здесь нет. Не знаю, сколько проходит времени, когда я слышу жадно втягиваемый носом воздух над головой. Ниже, у самого уха. Тело бьёт крупная дрожь — я не в силах справиться с собой. Надеюсь, что всё закончится быстро. В меня что-то легонько ударяется. Нос втягивает запах моих волос. Словно пёс принюхивается к незнакомцу. Нос опускается ниже к шее. Вон оно. Сейчас. Но ничего так и не происходит. На моё притянутое к груди колено ложится рука — прикосновение грубое. Новая волна дрожи пробирает до кости. Рука сжимает. Я не в силах говорить. Не в силах дышать. Я замираю, парализованная. Оно тоже. По щеке прокатывается что-то горячее и влажное. Язык — возникает заторможенная мысль, за ней пустота. Ладонь давит на колено, неожиданно чётко и настойчиво врезаясь ниже. Протискивается вдоль бедра, и от собственной догадки каменеет живот. Но чужая рука говорит о том, что я права. Пальцы бесцеремонно касаются промежности, скрытой только тонкой материей трусиков. Я непроизвольно выпрямляюсь. От шока убираю руки от глаз, таращась в кромешную тьму. Хочу позвать Влада по имени, но язык не поворачивается. Пальцы продолжают ощупывать промежность. Помимо воли я краснею. В голову начинают лезть отвратительные мысли. По щеке снова проходится язык. Я сглатываю. Алкоголь, страх, адреналин, фантазии… Мысли путаются. Перед глазами нет страшного лица, и я гоню прочь воспоминания, боясь задуматься о том, кто и что со мной хочет сделать. Если бы это был Влад… Неожиданно меня перехватывают за щиколотку и тянут вниз, заставляя вытянуться на койке. Я не хочу делать это с Ним. Но каковы мои шансы вырваться? Несмотря на горючее в крови, не сомневаюсь, что никаких. Хуже ли это чем смерть? Пока не знаю. Если бы это был Влад, всё было бы по-другому, но… Ноги расталкивает нетерпеливая рука, но я осознаю, что Оно прилагает силу, не большую чем та, которую бы можно было ожидать от грубого человека. Оно… нет, — душу голос разума, понимая, что хочу я того или нет, это всё равно случится, и лучше, если я представлю, что рядом всё же Влад. Рука ощупывает трусики, пытаясь понять, что делать. А в пьяном мозгу что-то быстро щёлкает. Выродки — звери. Они руководствуются инстинктами. Наверху Влад защищал свою жизнь, отбиваясь от нападавших. Инстинкт самосохранения один из самых сильных. Трупы, сваленные Лалой, должны были утолить жажду, пусть на время, но возможно… Влад сейчас не очень голоден. А дальше просто: сон и секс. Спать никто явно не собирался. Кажется, кому-то надоела возня. С меня сорвали трусики, заставив вскрикнуть. Лежать в темноте, без белья, в подземельях, когда тебя собирается трахнуть… твой любимый. Я искренне поблагодарила бога, если он был, за то что пьяна. Я была достаточно нетрезвой, чтобы забить на всё и попытаться расслабиться и порадоваться, что не умру девственницей. Не получилось. Я разрыдалась. И в тот же миг ощутила, как между ног мне тычется… то единственное, что там могло оказаться. Влад наконец нашёл углубление и жёстко протаранил членом мою промежность. Было больно. Я скривилась, надеясь, что неприятное ощущение скоро пройдёт и я переживу остальное. Или не переживу, но пусть, ради бога, всё будет быстро. Не дав мне привыкнуть, Влад стал двигаться внутри, позволяя члену выскользнуть наполовину, и снова вбиваясь внутрь. Он был груб и жесток. Как животное. Он снова и снова вколачивался, ударяясь о мои широко раскрытые бёдра. Он словно пытался засадить мне поглубже, утверждая свою силу самца или, может быть, просто удовлетворяя вспыхнувшее желание. Его пальцы впивались в мои косточки. Он с лёгкостью поднимал нижнюю часть моего тела, насаживая на свой член. В какой-то момент он меня перевернул, покрыл собой словно пёс сучку и продолжил засаживать с нарастающей силой и скоростью. Ему, похоже, нравилось. Он растрахал меня настолько, что внутри всё саднило, однако, кажется, не собирался останавливаться. Не знаю, как долго это длилось, но вскоре я не чувствовала ничего кроме стёртой в кровь кожи где-то глубоко внутри. Обороты, набранные Владом, были безумными, пока он наконец не прижал меня к члену и я почувствовала, как он напрягся. Внутри ощущались мощные спазмы — он выплёскивался, дойдя до точки. Конвульсии продолжались некоторое время. Я не шевелилась. Когда сзади в шею неожиданно вошли два острых длинных клыка, я ощутила радость. Обрадовалась, что всё наконец закончилось и мне не нужно больше умирать от страха и боли, физической и душевной. Я радовалась, что умру первой и мне никого не придется оплакивать. Ни по кому не придётся скучать. Никто не явится в кошмарах. Я радовалась, что умру рядом с ним. И даже приняла это надругательство как выражение любви. Это, пожалуй, всё, на что сейчас был способен Влад. Этот Влад. Сознание стремительно утекало вместе с кровью. — Люблю тебя, — прошептала я от всего сердца — и пропала.