Две таблетки

С тех пор, как Феанору пригрезился странный сон в аэропорту, прошло семь лет. На этот раз он точно знал, что ему придётся остановиться у отца: он выступал с приглашённым докладом на очень большой конференции в университете, где работал его брат Финголфин в том самом городе, где жила отцовская семья. Во время конференции ему пришлось бы общаться с коллегами, и жить при этом в гостинице было бы как-то странно. Феанор забросил свои вещи в комнату и пошёл в гостиную, чтобы поздороваться с отцом. Вторая жена отца, Индис, смотрела телевизор у себя в комнате и не вышла поздороваться с ним. Он обнял и поцеловал отца — как всегда, более тепло, когда он был один. Но дома ему всё равно не нравилось и сейчас — особенно. Финвэ расспросил, как у него дела — как всегда, очень формально, он абсолютно не разбирался в том, чем занимался сын, и потом неожиданно сказал: — Ты бы поговорил с Ноло. Он меня беспокоит. — О чём, папа? Мы почти не общаемся. В чём дело? — Ты бы уговорил его жениться. Мне кажется, ему пора. У ма… у Индис есть какие-то подходящие знакомые. Всё-таки ты старший. Феанор рассмеялся. — Да что за ерунда, папа, прости. Я же сам холостяк, у меня даже нет постоянного дома. Как я буду… — Понимаешь, Фэанаро, у тебя всё-таки большой круг общения и большой опыт. Много друзей, ты, по крайней мере, знаешь жизнь. А Ноло… Он всё больше замыкается в себе. Мы были рады, что его взяли на кафедру, и что он теперь там преподаёт, но когда он учился, были всё-таки какие-то друзья, гости… Потом все как-то рассеялись, он перестал общаться с однокурсниками. Мне кажется, он за года два никому даже не звонил. Ему пора жениться… Феанор оглянулся вокруг и понял, что же ему сейчас так не понравилось. Спортивные кубки и фотографии Ноло, которые он видел, когда заезжал в дом во время его учёбы, куда-то пропали. Всё кругом было заставлено и завешано фотографиями Финарфина, его жены Эарвен, их четверых детей и детскими рисунками. День рождения Финрода; Финрод и крошки Ангрод и Аэгнор; Галадриэль в костюмчике дориатского стрелка; Эарвен и Галадриэль в одинаковых «простых» платьицах лесных эльфиек (Феанор не разбирался в моде, но жемчужная вышивка на платьице девочки стоила как минимум столько же, сколько его зимнее пальто); Финрод и Галадриэль на новогоднем празднике; отец и Индис держат на руках Ангрода и Аэгнора; Финрод с огромной собакой — и тут же картинка с четырьмя розовыми и двумя чёрными пятнами и корявой подписью: «мая сабащька»… У Феанора возникло неприятное чувство, что отец хочет видеть Ноло женатым, чтобы у него и Индис появился предлог, чтобы обращать на него внимание, чтобы любить среднего сына так же, как младшего. — Папа, ну какой ты чудной! Это его личное дело. В конце концов, все мы в этой жизни одиноки так или иначе. Может быть, семья бы мешала ему работать, — ну, как и мне. — Фэанаро, мне всё-таки очень жаль, что ты не женился на этой… Неродель. — Нерданэль, — машинально поправил Феанор. — И это всё слухи, мы просто дружим. До сих пор. Ну ладно, ладно, я с ним поговорю. Он нашёл Ноло в библиотеке. В руках у него была старинная книжка в выцветшем переплёте, который раньше, видимо, был красным, а теперь казался розовато-бежевым. Феанор осознал, что только здесь в доме не было бесконечных портретов детей Финарфина. Финголфин читал, надев очки; его собранные в хвост волосы стали ещё длиннее — ниже середины спины, почти до талии. — Привет, — сказал он. — Здравствуй, — сказал брат и улыбнулся ему. — Ты как? — спросил Феанор. — Читаю, — сказал Финголфин. — Работа у меня такая. Можно читать, сколько угодно. А ты? Феанору хотелось, как всегда, сказать что-то язвительное, но не получалось. Ему стало бесконечно жаль Финголфина — одинокого, забившегося в угол в этом единственном месте, где ему было уютно. Он всегда считал Финголфина и Финарфина избалованными любимчиками отца, но сейчас увидел, что среднему брату плохо. Ему начало становиться стыдно за себя. Он по-прежнему любил Ноло. Тогда, больше десяти лет назад, он не думал, что безнадёжная и безответная любовь сможет прожить столько времени — на мимолётных встречах, звонках, упоминаниях его имени в письмах… В последний раз он видел его в прошлом году, в аэропорту на пересадке: Ноло должен был передать ему какие-то бумаги от отца и они проговорили — как ни странно, довольно мирно — почти полчаса… — Я на конференцию приехал… Меня папа просил с тобой поговорить, — неловко начал Феанор. — Я даже догадываюсь, о чём, — ответил Ноло. Он откинулся в кресле, постукивая книжкой по колену. — Папа… папа не всё понимает. Фэанаро… ну давай ты ему скажешь, что я согласился со всем, что ты сказал, и закроем эту тему, хорошо? — Я просто думал, что я могу как-то… Феанор не договорил — сверху раздался страшный визг. Ноло вздрогнул и выронил книгу. — Ох, — сказал Ноло, — мама всегда так реагирует, когда смотрит эти… лотерея, что ли или ток-шоу… постоянно забываю, как оно называется. Феанор наклонился и поднял книгу. Его охватило недоброе любопытство, особенно, когда он увидел, что в глазах брата мелькнул настоящий ужас. Он пролистал несколько страниц. Ноло, как замороженный, сидел в кресле неподвижно, обречённо. Феанор понял, что эта книга была переплетена особым образом: он видел несколько таких старых изданий — между страниц со стихами и картинками были вставлены белые странички, на которых владелец мог делать свои пометки. Записи тут были; были даже вклеены какие-то бумажки, какие-то конфетные обёртки — но в первую очередь он обратил внимание на выпавшее из книги фото. Это была его собственная фотография, старая фотография в костюме выпускника университета; на обороте было написано «мой Фэанаро» и там ещё было стихотворение, записанное светло-голубыми чернилами, которое начиналось «любовью я прибит к земле, как птица…». К одной из страниц книги был приклеен пакетик от сахара, из тех, которые дают в общественных местах — кафе и тому подобное; тут же была дата и запись: «Встречался с ним в аэропорту. Фэанаро очень добрый, как я его люблю! Он…» — Фэанаро, что это за дрянь в прихожей? — крикнул отец. — Сейчас, папа, подожди! — Феанор машинально бросил книгу на стол и побежал к входной двери. — Папа, это коробка с костями и препаратами из урулоки для доклада, не трогай, пожалуйста! Я сейчас унесу её в подвал. — Там еда! — возмущённо воскликнул отец. — Там еда, игрушки и спортивные снаряды для детей. Там не место костям и заспиртованным кишкам! — А зачем вы её распаковали? — недоумевал Феанор. Ему пришлось долго переругиваться с отцом и Индис, потом, когда они более-менее пришли к согласию, отец пригласил его в гостиную, чтобы помириться и даже предложил бокал вина. Феанор отказался: ему хотелось снова увидеть Финголфина. Когда Феанор сказал, что хотел бы продолжить разговор с ним, отец махнул рукой — «это можно завтра». Но Феанор места себе не находил от беспокойства. Когда отец сказал, что идёт спать, он побежал в библиотеку, но Финголфина там уже не было. Не было его и в своей комнате. Он вспомнил, что вроде бы слышал, как открывались ворота. Спустившись во двор, он зашёл в гараж, куда несколько часов назад поставил свой взятый напрокат автомобиль: машины Ноло не было на месте. Он ушёл к себе в комнату, но спать уже не мог. Феанор просидел так до половины шестого утра. Говорить об этом с отцом и Индис он считал бесполезным. Он тихо спустился в гараж, завёл свою машину и поехал в город. Несмотря на раннее время, университет был уже открыт; у Феанора была слабая надежда найти Нолофинвэ в его кабинете на кафедре — он знал, что у Ноло есть ключ, и что в университете Тириона можно работать в своём кабинете в любое время. Но кабинет был заперт. Он посмотрел на стенд с портретами преподавателей, где была и фотография Ноло — строгого, в очках и рубашке с галстуком: она не давала никакого представления о его красоте. Он прошёлся по коридору и увидел распахнутую дверь деканата, заглянул туда. За столом секретаря сидела молодая женщина с большими зелёными глазами в обтягивающем чёрном платье и зелёном шарфике. Она приветливо поднялась ему навстречу. — Вы кого-то ищете? — Нолофинвэ… его не было на кафедре? — Нет, сегодня не было. А вы его брат? — спросила она. — Да, и мне надо с ним поговорить с глазу на глаз… по семейному делу. Вы не знаете… — Он купил небольшой домик в горах, — сказала она, — иногда он там работает. Я туда пару раз ему отвозила документы. Сейчас напишу вам, как проехать. — Отвозили документы? Ясно, — усмехнулся Феанор. — Меня не интересуют мужчины, — женщина улыбнулась, передавая ему бумажку. — А то бы он меня и к воротам не подпустил даже с приказом от декана. Феанор сел в свою машину и развернул бумагу. Буквы прыгали перед глазами; ему понадобилось время, чтобы сосредоточиться и вести машину после бессонной ночи. Хорошо ещё, что улицы были практически пусты. Ему было очень страшно; чем дальше, тем больше он боялся за Ноло. Ворота домика были закрыты, но он легко отворил их, взбежал на крыльцо… Ноло неподвижно лежал на полу перед пылающим камином, сжимая в руке книгу. Его чёрные волосы рассыпались по тёмно-бордовому ковру. Феанор взглянул на стол, и как-то мгновенно, механически, словно в голове у него был фотоаппарат, запечатлел в сознании то, что увидел: записка родителям, начинавшаяся «Мама и папа, простите, пожалуйста, неудачного сына…», просто записка — «Прошу никого не винить в моём уходе, моя жизнь бессмысленна…» и флакон от лекарств, на дне которого лежали две таблетки. Почему-то Феанор понял: да, Ноло выпил всё содержимое флакона, но оставил эти последние таблетки не потому, что забыл, а потому что хотел показать — он поступил так намеренно, он не высыпал трясущимися руками в рот весь флакон, он убивал себя спокойно и в полном сознании. Из красной книги тоже торчала записка: Фэанаро, сожги эту книгу, пожалуйста. Я не смог. Надеюсь, ты скоро забудешь это неприятное происшествие, и надеюсь, моё пребывание в этом мире не оставило ни в чьей жизни никакого следа. Феанор рухнул на колени, коснулся дрожащей рукой его тела — и чуть не умер от радости, почувствовав пульс.