***
Тихий суетливый топоток мягких лапок, и маленькое увесистое тельце взгромоздилось мне на грудь. Протянув на ощупь руку, я погладил замурлыкавшую кошку по голове, нащупал бархатную полоску на шее, и, лениво приоткрыв глаз посмотрел на Химари, качнул пальцем крохотный аметист на черном ошейничке. — Зачем ты его до сих пор носишь? Нэко даже головы не повернула. — Это подарок, а подарки нужно ценить. Сделав безуспешную попытку пожать плечами, я закрыл глаза и чуть пошевелившись, устроился поудобнее, наслаждаясь весенним солнышком. Нагревшаяся черепица крыши и излучающее приятное тепло солнце, согревали тело внося в мысли чувство уюта и покоя, а мурлыканье Химари, это чувство только усиливало. Хороший сегодня денек! — Юто. — Тихий голос Химари вплелся в эту идиллию гармоничной нотой действия. — Да? — я почувствовал как завозилась на моей груди кошка, приоткрыл глаз и столкнулся с нею взглядом. Прищурившаяся нэко вытянулась во всю длину и положив мордочку мне на грудь, пристально за мною наблюдала. — Сегодня мне приснилась Цукико. — Кто такая Цукико? — Клинок что ты мне дал. Сегодня, она мне приснилась и назвала свое имя… — Тебя беспокоит почему твое оружие разговаривает. — Лениво свидетельствовал я. Поднялся, упершись руками на черепицу сзади посмотрел на солнце. Шаловливый ветер тут же кинул в глаза прядь волос. Задумчиво констатировав, что если срежу мешающиеся волосы, то Химари расстроиться, убрал ее. — Меня интересует: что ты мне вообще подарил?! Посмотрев на кошку я, помолчал несколько минут, а затем вздохнул: — Рано или поздно, но это должно было случиться! — …? — Химари вопросительно склонила голову, вынуждая меня пояснить более подробно. — Цукико — это даже не одушевленное оружие… Это кристаллизованная душа! Вполне естественно что она вольна сама выбирать хозяина, ты так не считаешь? — я покосился на нэко. — И то что она заговорила со мною… — Признала тебя хозяином. Так и должно было быть. Я специально выковал ее в пламени своей Искры под тебя, и именно твою душу она первой освободила от бремени проклятья. Она твоя спутница: вечная, верная и не предающая! Надеюсь ты будешь беречь ее… Очередное мое творение. Сколько их уже было? Сколько их будет? Не знаю. Я лишь знаю что творить мне суждено всю мою бесконечную жизнь. И я постараюсь оставить после себя как можно больше напоминаний о своем бытие. Ведь однажды — я уйду. Уйду в свой мир, свою вселенную и стану истинным Творцом — бесконечной непостижимой сущностью, что всегда наблюдает, но почти никогда не вмешивается. Я буду наблюдать за развитием своих детей — своих творений, растить их и любить… Но это будет очень нескоро, и я, буду оттягивать этот момент изо всех сил. Ведь уйти я смогу либо один, либо слившись с теми кто мне дорог… Человечность — мой бич, но… я наслаждаюсь им. — Обещаю — буду следить изо всех сил! — жарко заверила меня нэко. Свернулась на коленях клубочком и тихо замурлыкала. Улыбнувшись про себя, я растянулся на черепице крыши и прислушался. Дед уже вернулся домой. Его полыхающая недовольством и скрытым весельем аура висела в пространстве чуть ниже и слева от меня. Рядом, виднелась тлеющая цветами боли аура проснувшейся Тамы. Невесомое облачко исцеления опустилось к кицунэ, обволокло мягким туманом ее духовные тела, и впиталось — растворяя цвета боли в белоснежном забытьи наслаждения и сна. Перебравшаяся на грудь Химари вновь замурлыкала мерно перебирая лапками и аккуратно выпуская когти, — прямо как самая обычная кошка. Я погладил ее по мерно вздрагивающей спинке и заложив руки за голову, принялся наблюдать за неторопливыми проплывающими табунами облаков. Вот, прямо в центре, облако напоминающее по форме бычью голову. Там, дальше к югу летит облачко напоминающее… хм… пожалуй дерево — дерево в поверьях скандинавов объединяющее девять миров воедино — Иггдрасиль. А вот облачко по форме напоминающее надкушенное сердечко… вот это облако… я вздрогнул когда облако приняло вид знакомой драконьей морды, потряс головой и вновь взглянув на облако с облегчением убедился что показалось. От раздавшегося рядом грохота я, подскочил ошалело оглядываясь и едва успел перехватить устремившийся вниз сверток. Крепко схватив нежданный подарок я поморщился от боли, потер оставленные Химари царапины на шее. Сама нэко вздыбив шерсть, сидела рядом, немигающим взглядом уставившись на предмет в моих руках. Послав про себя проклятья самым надоедливым демонам на моей памяти и пообещав им вечные муки если они появятся перед моими глазами, я перетянув нэко к себе на колени и принявшись ее гладить, рассмотрел предмет подробнее. Сорвав бумажную обертку, извлек крупный — с мою голову — кристалл, с мириадами радужных искорок внутри. Достал краткую записку. Как ты и просил — один миллион душ. P.S. Я уже иду! Жди меня брат! P.P.S. Я нашел кое-что интересное! Ты будешь рад! М.А. Чтоб тебя, Мир! Где бы злости на него взять? Может у Химари одолжить? Думаю взъерошенная после внезапного грохота кошка, охотно бы со мною поделилась капелькой своих эмоций! Заметившая мой косой взгляд нэко, тихо вздохнула и сказала: — Даже злиться не буду. И как ты его терпишь?! — После чего вытянулась и закрыла глаза, делая вид что ничего не было. — Узы тысячелетий не разбить парой глупых шуток, — немного нараспев ответил я, затем усмехнулся, спрятал кристалл в «карман», протянул заинтересованно принюхавшейся кошке сжатые кулаки. — В каком из них? Химари мигом забыла про сон и недавнее происшествие и немного покрутившись, с воистину кошачьей ухмылкой положила лапку на левый кулак. — Ты сжульничала. — Укорил ее я, но руку разжал. Не обратившая внимания на мои слова Химари довольно захрустела маленькой золотой рыбешкой. Несколько мгновений я понаблюдал за ней, а затем опять полез в «карман» и достал записку. Повертел в пальцах клочок желтоватой рисовой бумаги и вновь прочитал содержимое. Со вздохом отложил письмо на черепицу. Полюбовался как порывы теплого ветра треплют этот клочок, небезуспешно стараясь унести вдаль. Но как только письмо, взмахнув краями напоследок, решило улететь, его придавила Химари. — Не хочешь туда идти? — небрежно поинтересовалась кошка, подбивая лапкой бумагу. — Не хочу, — охотно признался я. — Но надо. Обещали ведь, договаривались… — Верно… Как мы туда пойдем? Место-то встречи не указали. — Смотри, — я отобрал у нее письмо и показал надписи на нем. — Писали письмо одновременно семеро екаев. Это видно и по энергетическим следам, и по написанному — у каждой строки свой почерк. И их как ты видишь семь, — я потыкал пальцами в указанные различия и нэко понимающе кивнула. — А насчет не указанного места… Думаю это проверка. С такими следами можно найти отправителя хоть на другом конце мира, вот они и проверяют способен ли я на такое. — А ты способен? Так и не ответив на вопрос я посмотрел сквозь бумагу. Я видел этих семерых даже отчетливей чем стоявшую рядом Химари. Семь екаев: Старый толстощекий и пузатый тануки с ироничным и одновременно внимательным взглядом — сейчас попивающий сакэ из громадной тыквенной бутыли, седовласый, крючконосый тенгу в одеждах ямабуси, с недовольством полирующий тускловатый и древний даже на вид клинок — один из засунутых за пояс парных мечей, одновременно слушающий еще одного из семерки — нетерпеливо расхаживающего из стороны в сторону, четыреххвостого старого лиса в одежде синтоистского жреца со стальным посохом в руках. Рядом с тенгу расположился еще один екай — скелет в алых и потрепанных самурайских доспехах. Воткнув свое копье в землю он общался с наверно самой примечательной из собравшихся екаев — нэдзуми. Издавна это слово как и означенный им екай, стали нарицательными. Нэдзуми или крыса — так называли мелких порочных и трусливых людишек без чести, моральных принципов и совести. И точно такими-же были нэдзуми-екаи. Мусорщиками, убийцами и ворюгами, без зазрения совести пожирающими слабых и раболепствующими перед сильными. Хитрые, жестокие и изворотливые екаи… Но эта представительница своего племени отличалась от своих сородичей — это было видно и по уважению сквозившему в жестах скелета, и по душе екая. В ней чувствовалось достоинство, твердость и мудрая честь. Белая ворона среди крыс… Ну и последняя пара екаев вызывала удивление. Юки-онна и аме-онна. Екай моря и дождя и екай снега и льда, спокойно сидящие рядом на стволе дерева, вызывали некий диссонанс от такого соседства. Холод и вода редко встречались вместе и хотя и не враждовали, но и редко объединялись. А эти две женщины не только объединились, но и судя по всему, даже дружили. Взор Творца не обманешь… Вся семеркам расположилась в каком-то укромном месте, на берегу моря и явно что-то обсуждала. И меня явно не ожидали, несмотря на указанное время встречи. Иначе не подскочили бы так при моем появлении: ощетинившись оружием и заклинаниями. — Нам тут не рады — с легким сожалением сказал я сидящей у меня на руках, Химари. — Как неприлично — мурлыкнула кошка, перетекая в прыжке в иное обличье. Взмахом Цукико расколола застывшие в воздухе ледяные копья морской девы, довольно взмахнула алым бантиком на конце хвоста и закончила фразу: — а ведь так просили прийти! — Амакава Юто, я так понимаю? — опасливо косясь на с намеком покачивающую клинком Химари, кашлянув спросил лис. — Верно. — кивнул я призывая духа воздуха. Рядом со мною появилась небольшая точка, завертелась стягивая токи воздуха, уплотнилась окончательно превращаясь в смерч, и фигура воздушного элементаля зависла в воздухе, ожидая приказов. Усевшись на пружинящее гибкое тело я насмешливо посмотрел на аякаси и отпустил сковавшие их путы. — Я так понимаю меня вы не ждали? Шум прибоя… умиротворял. А море вкусно пахло рыбой, горечью соли и йода. — Мы не думали что вы способны на такое, — вместо лиса ответила нэдзуми. Я вздернул бровь ловя ее взгляд. Химари оперлась на элементаля за моей спиной. Ее белые волосы чуть развевались от легкого ветра испускаемого стихийным духом. Я чувствовал легкую насмешку источаемую нэкой и твердую уверенность в своих силах, смешанную с решимостью уничтожить любого кто попытается напасть. И старейшины это чувствовали не хуже меня. Во всяком случае поднявший было копье скелет и обнаживший клинки тенгу, спрятали оружие и сделали вид что просто стоят рядом. — Мне считать это оскорблением? — Признанием заслуг, — она твердо встретила мой взгляд, и лишь выдержав необходимую паузу отвела глаза. — О Звездном Дитя, что приручило саму Тамамо-но-Маэ ходит много слухов. Мы должны были удостовериться в их правдивости. Звездное Дитя? Впервые слышу! Возможно так меня прозвали вольные аякаси, но сейчас это не так важно. А вот слухи понесшиеся по весям иных существ — это уже хуже. Мало ли кто услышит… — И как? Екаи переглянулись общаясь между собою без слов. — Выше всяческих похвал — ответил мне добродушным баритоном тануки. — Дикие не врали. А кицунэ не приукрашивала. — …напоить ее было глупой идеей — хмыкнул тенгу. В ответ на эту фразу я лишь улыбнулся: Тама была старше всех их вместе взятых и даже в подпитии могла себя контролировать… когда хотела. И она уж точно больше понимала в интригах и словосплетениях чем я или эти екаи — им она ничего не сказал сверх того что хотела. — …она ничего нам не рассказала — нежным колокольчиком прозвенел голос снежной девы. — …но, мы спрашивали у нее, да и у других аякаси… — совсем по юношески усмехнулся лис. — …и мы убедились… — голос скелета был скрипуч как несмазанное колесо телеги. — …что вы сильны… — повинуясь воле морской девы море застыло. Шум прибоя стих. — …и готовы принести клятву сильному! — хором закончили старейшины. Выпрямились и замерли, создавая атмосферу торжественности. Я хмыкнул на это заявление и посмотрел на море. Семь пребывающих в человеческом облике екаев терпеливо ждали моего ответа. Они так старались сделать все с хоть какой-то торжественностью что я мгновенно понял: я не могу… — Ты можешь приманить рыбку? — …не разрушить эту атмосферу! Повисла тишина перебиваемая лишь криком далеких чаек. За спиной, тихо хихикала Химари. Аме-онна с застывшей на лице неестественной улыбкой и грацией потерявшей половину нитей марионетки, спустилась к морю, постояла там недолго и все с той-же улыбкой вернулась назад — неся на вытянутых руках большую рыбину. — Сойдет — оглядев дар решил я. — Вы можете быть мне полезны… я приму вас. — Кхе… знаете… господин Амакава… вы хм… — даже нэдзуми не смогла найти слов. — Странный — подсказал я, — ты права — я странный. Но не сделай я этого, вы бы тут стояли как истуканы качая головами в такт и делая вид что абсолютно преданны, соглашаетесь со всем и тому подобное… а потому заканчивайте с пафосом и решайте — примете вы мою руку или нет. Но учтите — я мгновенно посуровел и обвел и стальным взглядом. — Если откажетесь ничего страшного, но если будете болтать лишнего… Я не закончил фразу, но окончание и так было понятно. Болтунов никто не любит, я — особенно! — Никто ничего не скажет — шумно прочистив горло, ответил мне тануки. — Мы знаем цену слов, и даже ваше маленькое представление не смогло поколебать нашу решимость. — Ну тогда, начинайте!***
Последний шаг по бесконечно длинной лестнице из черных камней и я вышел в небольшую пещеру. Ступил на радужную мозаику выстилавшую поверхность и позволил себе миг полюбоваться открывшимся зрелищем. В центре пещеры высилось небольшое древо. Его звенящие серебристые листья покачивались на несуществующем ветру, темный ствол переливался изумрудными искрами, а алые плоды горели рубинами среди листвы. Нежная мелодия творения Творения, тихим перезвоном серебристых струн витала над этим местом. Местом что не видел никто кроме меня. Местом что являлось сердцем растущего мира. Каждый мой шаг сопровождался волнами сияния, переливами огня растекавшихся по мозаике открывая взгляду запечатленные на ней аспекты Творения. Дойдя до дерева я помедлив прикоснулся к стволу. Мои пальцы легли на холодную изумрудную кору, погрузились в нее как в тягучую воду и я, почувствовав как ладонь обхватывают чужие пальцы, вытащил руку вытягивая обитателя древа. — Ты долго — укорил меня дух отпуская пальцы, и разглаживая плащ. — Я знаю. Извини… — Не страшно, принес? Вместо ответа я показал ему сверкающий гигантской драгоценностью в моей руке камень душ. Он подошел ближе и мы вместе нависли над камнем, любуясь его структурой, переливами заточенных в нем душ. — Сильный… его надолго хватит… — Но у нас мало времени, — с сожалением ответил я. — Приступим к делу? Мой собеседник поднял голову и на его лице, зеркальным отражением растеклась такая знакомая улыбка. Моя улыбка… — Начнем!