Серебряный свет

Поставив последнюю точку, я аккуратно вложил лист под переплет книги, и залюбовался луной. Гигантским серебристым диском она висела в небесах, и на ее фоне, ветви древа-стража казались нарисованными черной тушью на темно-синем полотне шелка, напоминая один из тех рисунков, что в приступах редкого вдохновения, и, не менее редкого, трудолюбия, иногда рисовала Тамамо. А вокруг кружили звуки. Под окном кухни шептался маленький народец. Крохотные проныры, наивно надеясь, что их никто не слышит, обсуждали как лучше залезть на кухню, не попавшись на глаза Химари, или Гинко, и не подозревали, что Кая все еще не спит, поджидая воришек у стола; Грозно топали мягкие лапки нэко в подвале. Даже отсюда я чувствовал ее азарт и сосредоточенность — Химари охотилась на очередную мышь, в недобрый для себя час решившую скоротать путь через наш дом. Эмоции забившейся в угол под шкафом в архиве мышки отдавали страхом и ужасом; Гулко били часы в спальне, отмечая два часа ночи. Сквозь их звон пробивалось едва слышимое дыхание спящих. Старшее поколение Амакава мирно почивало в сонных грезах… в отличие от Куэс. Чем-то недовольная ведьмочка до сих пор не могла уснуть ворочаясь в постели под сонное мурчание баку, и в ее душе, все стремительнее крепло желание подняться и прийти ко мне… Усмехнувшись, я перестал прислушиваться, и в длинном протяжном выдохе отпустил пылавший в груди огонь на волю. Мир дрогнул, смазался, и бархатная мгла летней ночи стала неуловимо иной. Такой-же мягкой и теплой — но иной. Сменились детали окружающего пейзажа, изменив привычный облик почти до неузнаваемости. Стал ближе лес, исчезло древо-страж и купель источника у его корней, на их месте появились сосны и молодая сакура, протяжный аромат глициний сменился запахами хвои, смолы и свежеобработанной древесины сосны, кедра и дуба от гладких, еще не лакированных досок террасы и стен поместья. Рядом раздалось изумленное восклицание: — Ты тоже это видишь? — спросивший это мужчина-ханъё, сидел, привольно прислонившись спиною к опорному столбу, внимательно изучая меня. У него были глаза цвета золота, столь характерные для старой, неразбавленной крови Амакава, и столь-же характерные белоснежные волосы. На темных просторных одеяниях тянулась тончайшая вязь золотых узоров, меняющая рисунок от каждого движения, а на коленях лежал клинок в вишневых ножнах, столь часто видимый мною в руках деда и Химари — Ясуцуна. Та, кому и был задан этот вопрос, окинула меня взглядом нереально синих, почти фиолетовых глаз, согласно качнула гривой молочных волос, с выглядывавшими из нее парой кошачьих ушей: — Да, господин. Но я не чувствую постороннего присутствия… — Удивительно! — вновь воскликнул Амакава, и обратился ко мне: — Ты один из Ками? Пришел что-то сказать? Он подался вперед, с выражением искреннего любопытства ожидая ответа. Было странно видеть рядом с собой Даи Амакаву, — живого, существующего — похождениями которого я так восхищался и истории о ком я так любил слушать, и его Хранительницу — Норико. Странно и необычно. Как необычно было бы видеть рядом с собою ожившую легенду. Хотя он и был той самой легендой. Правда, я всегда думал, что он был старше, а сейчас ему шел лишь третий десяток, и он никак не походил на того, кто мог сразить и запечатать такую могущественную кицунэ как Кёко. Воистину — внешность обманчива. Усмехнувшись, я отрицательно покачал головой и с сожалением ответил: — Я тут случайно. Фигуры Даи и Норико смазались, обратились клубами тумана и растаяли в потоках времени, как и все то, что окружало меня. Мир стал изменяться, время полетело вскачь, ужимая века и тысячелетия в мгновение. Сосны у дома выросли, пожелтели и исчезли, на их месте появились вишни, — и вскоре пропали. Стена леса зарябила, приближаясь и отдаляясь. Появилось очертание древа-стража, вознеслось над домом, — и в один миг засохло, а время подхватило его застывший безлиственный труп и понеслось дальше. Вскоре усох и лес, провалились далекие горы, опустилась земля и до горизонта, подходя почти к самому порогу поместья, простерлась водная гладь. В тот же миг, бурная река времени замедлила свой бег, и я внезапно осознал, что нахожусь на берегу океана, сижу на прогнивших досках террасы, прижимаю переплет незаконченной книги к коленям, в стремлении уберечь драгоценные листы от шаловливых пальцев соленого бриза, несущего с собою далекие ароматы соли и гниющих водорослей, и вслушиваюсь в гулкий рокот прибоя. Разум царапнуло ощущение будто я что-то забыл и, в попытках вспомнить что-же, я перевел взгляд на матово отблескивавший мириадами соленых искр песок под ногами. Провел рукой — и тот стал изменяться. Одинокая песчинка, — частица кварца, ставшая центром воли — дрогнула и слиплась с другой, вновь дрогнула и, стремительно раскачиваясь из стороны в сторону, поглощая окружающие ее частицы, стала расти ввысь и вширь, образовала кристалл двух метров высотой и прекратила рост. Задумчиво посмотрев на получившуюся глыбу, я легонько прикоснулся к нему разумом, огладил острые края, и монолитная незыблемая масса смялась как воск, перестаиваясь и изменяясь, словно мозаика под руками мастера, принимая под моей волей разнообразные формы: застывший на задних лапах лев, парящий орел, пирамида на берегу реки, атакующий циклоп, размахивающийся палицей из цельного ствола дерева, пикирующая ламассу, воплощающийся Туман Бездны на краю пропасти, припавшая к земле в охотничьем азарте бакэнэко в кошачьем обличье, прекрасная женщина в призрачных шелках и слепой костяной маской на лице, старуха с косой… Я мог бы перебирать их вечно, но неожиданный шорох из-за спины и голос, заставили меня прерваться: — Юто… ты не спишь? — спросил кто-то сзади. Покачав головой, я медленно обернулся и прищурился. В глубине разрушенного поместья, держась рукой за перегородку, стояла смутно знакомая среброволосая девушка со странными фиалковыми глазами. Она казалась кем-то близким, почти родным и задержав взгляд на виднеющейся у нее на лбу метке в виде перевернутого полумесяца я наконец вспомнил. Радостно улыбнулся. — Ты наконец приехала! — О чем ты? — нахмурилась девушка, и, приблизившись, протянула руку к моему лицу. — Я еще никуда не уезжала… С тобой все в порядке? Прикосновение холодных пальцев ко лбу смыло калейдоскоп видений и осознание настоящего заняло главенствующее положение в моей картине мира. Океан исчез. Жизнь и цвета вернулись в окружающий мир. Статуя рассыпалась ворохом блестящих разноцветных бабочек, — вспорхнувших ввысь и вскоре исчезнувших из виду, а стоявшая предо мною девушка вновь стала маленькой девочкой в цветастой ночной пижаме. Отстранившись, я мягко перехватил потянувшуюся следом руку, виновато улыбнулся: — Просто немного затерялся во времени… Что-то случилось? — У меня монстр под кроватью, — после небольшой заминки сообщила Куэс. Пристально посмотрев на нее, я отложил книгу в сторону. Поднялся: — Идем. Комната ведьмочки встретила меня легким запахом апельсинов и неодобрительным взглядом баку. Сидевший возле кровати ёкай, неодобрительно фыркнул и отвернулся, уставившись на что-то под ней, долгим немигающим взглядом. Сев рядом, я легонько постучал по ножке: — Уважаемый монстр, будьте любезны показать свою лицензию. В темноте тоскливо вздохнуло, зашуршало и наружу высунулась пушистая лапка, протягивая пергамент. Забрав его, я начал читать, краем глаза наблюдая, как монстр выбирается из-под кровати. Документ был выдан Общемонстровым Комитетом Защиты От Людей, и гласил, что монстр по имени Шлуидвыгыкхимокунир, пройдя тренировку в качестве пугателя детей, направлен в Японский регион, на вольную практику. Документ был выдан… неделю назад. — А раньше где работал? — Сказочником, — уныло ответил монстр, окончательно выбираясь наружу. — А чего ушел? — Опустив пергамент, я взглянул на него и не смог сдержать улыбки. Монстрик оказался совсем небольшим, и напоминал меховой шарик цвета апельсина, с парой более светлых кошачьих ушей на макушке и умильной, печально-задумчивой мордочкой. На носу криво сидело золотое пенсне, придавая монстрику куда более интеллигентный, и, в тоже время, несчастный вид. — Современным детям не нужны сказки, — печально вздохнул монстрик, ковыряя коготком маты. — А жить как-то нужно. Ну и я вот… Пришел, попросил чтобы устроили, а единственная вакансия была на пугателя… Пришлось идти. — его мордочка приняла еще более печальный вид. Создалось впечатление будто монстрик вот-вот заплачет. — Гм… — я почесал нос, стараясь не рассмеяться, покосился на застывшую с открытым ртом Куэс. — К счастью для тебя, у меня совершенно случайно есть куча детей-аякаси, любящих сказки, но нету того, кто бы им их рассказывал. Мы могли бы заключить контракт… — Кошачья мордочка озарилась такой надеждой, что все остальные слова оказались излишни. После заключения контракта, монстрик долго и нудно благодарил, а затем полез обратно под кровать. — Как ты додумался прийти сюда? — окликнул я его, прежде чем он исчез. — Меня направила сюда госпожа… Мио?.. Мико?.. — он остановился, задумался, почесал макушку и его лицо озарилось радостью. — Вспомнил! Госпожа Мияко! — Ясно, — нейтральным тоном отозвался я. Проследил как он исчезает под кроватью, и, пожелав Куэс спокойной ночи, направился обратно, размышляя, что одной несносной кицунэ удалось исчерпать чашу терпения до конца. Пора было принять меры. Неспешно шествуя по коридору, я в какой-то момент услышал приближающийся топот, и источаемые флюиды ужаса. Стремительно наклонился, хватая за хвост пытавшийся проскочить серый комочек, положил на ладонь, и, поглаживая зверька по трясущейся спинке, иронично спросил у прибежавшей следом Химари: — Развлекаешься? — Нарушителей ловлю, — весело отозвалась нэко, останавливаясь рядом, и меняя обличье. — Бегают тут, законов не зная… Задумчиво посмотрев на нее, я поднял поджавшую лапки мышь за хвостик, всмотрелся в испуганные бусинки глаз, вздохнул, вышел на улицу, и опустил зверька на землю. Немного полежав, мышь приоткрыла глаз, подскочила и быстро молотя лапками, ввинтилась в траву, вскоре исчезнув из виду. — Прощай, мой несостоявшийся ужин, — печально сказала нэко ей вслед. Рассмеявшись, я сел на прежнее место и раскрыл книгу, перебирая исписанные мелкими каллиграфическими значками страницы. Она была еще далека от окончания, листы были ничем не скреплены, половины и вовсе не было, но любой, взяв ее в руки, смог бы осознать ту великую силу, что таилась в ней. Книга пела. Пела чуть слышно, едва заметно, и в тоже время страстно, стремясь ввысь, в звездную бездну непознанных тайн, пронизанных светом неисчислимых загадок, словно неудержимый ураган. Словно птица тянущаяся к небу… Вложив в нее последний лист, я закрыл фолиант на маленький замок, погладил ластящуюся к пальцам сову на обложке, и посмотрел на Химари. На миг, сквозь силуэт сидящей на краю террасы девушки проступила фигурка мечтательно поднявшей мордочку к луне кошки, а затем я моргнул и озаренная лунным светом кошка исчезла, оставив после себя одну замечтавшуюся нэко. Наклонившись, я шутливо подергал кончик белоснежного хвоста. — Хочешь покажу как ловить фей? Обернувшись, Химари улыбнулась: — Конечно.

***

Эта дубовая роща притаившаяся среди леса, была очень светлой и уютной. Волшебной. Нереально яркой и умиротворенной. Озаряемые солнечным светом могучие дубы, возносящие высоко к небу, густые, тихо шелестящие листвой от прикосновений ветра и духов кроны; бегущий под их корнями, весело журчащий стремительный ручеек, — пронзающий всю рощу насквозь, и создавая у края небольшое озерце, уходящий далее в сторону чащи, многочисленные уютные домики среди обломков скал и ветвей дуба — все казалось созданным для обитания здесь маленьких волшебных существ. И они жили здесь. Влекомая соблазнительным ароматом меда, из домика спрятанного в ветвях, выскользнула высшая фея, трепеща золотыми крылышками повисла в воздухе, осматриваясь, и не найдя ничего подозрительного, направилась к источнику запаха. По пути встретив парочку соседок, фея миновала рощу, обогнула озерцо с плещущимися в нем ундинками, залетела за массивный валун, и сразу увидела свою цель — громадный кусочек сот. Свежих, сочащихся красноватым медом огнепчел сот, лежащих прямо на небольшом камне. Возбужденно затрепетав крылышками и сделав в воздухе изящный пируэт, фея облетела подозрительную приманку по кругу, вновь не нашла ничего подозрительного ни в камне, ни в расположенных рядом кустах, в нерешительности зависла, сделала робкую попытку улететь, и сдавшись, спикировала вниз. Приземлившись рядом, приблизилась — и упала рядом, возмущенно пища. Стремительная шелковая петля взметнувшись из травы, захлестнула крохотное тельце, аккуратно, но надежно спеленав его. Подергавшись немного, фея поняла что освободиться не получится и жалобно глянув на мед, тоскливо вздохнула: — Дети… — Не расстраивайся ты так, мед будет твоим, — успокоил я ее, снимая маскировку с куста. Подойдя ближе, снял шелковую ленточку силка, и поднял ее. — За еще одно желание. Согласна? Сердито расправлявшая помятые крылышки и платьице фея недовольно сверкнула глазенками, глянула на мед, на меня, снова на мед и лишь тогда неохотно кивнула: — Согласна. — Замечательно. Дав фейке кусочек в качестве платы, я поправил ловушку и забрался в кусты. Вернув маскировку, развернулся к Куэс: — Держи. Феечка возмущенно вякнула когда ведьмочка схватила ее обеими руками, и замолчала, заткнутая кусочком яблока. Радостно рассмеявшись, Куэс усадила ее словно куклу на колени, и поглаживая золотистые прозрачные крылышки, принялась с умилением наблюдать как та, больше напоминая хомяка, хрустит сладостями. Невольно скопировав ее улыбку, я обратил взгляд на возмущенно наблюдавшую за этим Химари: — Твоя следующая. Нэко молча вернулась на наблюдательный пост. Присоединившись к ней, я отмахнулся от кружащей рядом цветочной феи и, поглаживая густую белоснежную шерстку, принялся ждать. Следующая фея прилетела через несколько минут, и попавшись в ловушку также глупо как и первая, была отдана уже принявшей человеческий облик нэко. Сопровождаемая приревновавшей к более крупной и умной соплеменнице цветочной феей, Химари удалилась, а я, немного подумав, и решив, что фея хоть и не нужна, но весьма забавна, принялся ждать очередную соблазненную запахом меда. Странное ощущение промелькнуло в разуме, как раз в тот миг, когда очередная фея, щеголявшая крылышками цвета ночи и такого же цвета платьем презрительно фыркая, закружила над медом. Перестав наблюдать я отвлекся, прислушался и спустя миг осознал, что это был сигнал от защитного барьера, пересеченного группой аякаси. Группа возглавляемая Кёко, вернулась. Обрадовавшись, я перекатился на траве, и глядя в синее-синее безоблачное небо сквозь ветви куста, блаженно потянувшись, усмехнулся. Настроение было отличным, а факт, что вскоре у меня появиться еще несколько девятихвостых, и вовсе возносило его на недосягаемую высоту. От ловушки загремело, зашипело и возмущенный вопль рассек умиротворенность рощи: — Проклятые детишки! Я выдавлю вам глаза!!! Чернокрылая фея, сжимавшая в ярости кулачки среди истлевших остатков шелковой ленты и меда, взвилась в воздух, облетела рощу по кругу, закружилась над кустами, пристально вглядываясь в листву, и умчалась вглубь леса, оставляя за собой шлейф дыма. Посочувствовав тем на кого обрушится ярость разгневанной темной феи, я вылез из кустов и подошел к разрушенной ловушке. Грустно поднял взятую у Тамамо под клятвенное обещание вернуть шелковую ленточку, небрежным пассом вернул ей первозданный облик, сунул в карман, и замер. Барьер вновь пересекли. И это были чужаки. Знакомые чужаки. — Химари! Нэко, выскользнув из-за деревьев, одним прыжком оказалась рядом. — Что случилось? — К нам гости, — успокаивающе махнув выглянувшей следом за нэко Куэс, я свернул за дерево и убедившись, что нас не видно, прокусил клыком подушечку пальца. — Нурарихён… Химари мигом посерьезнела, подобралась. — Помощь нужна? — Нет. Пока нет… Отвернись. — Я повернул ладонь к земле. Одинокая капля сверкающая расплавленным серебром, сорвавшись с ладони, зависла в воздухе, и вспыхнула невозможным огнем Творения. Ослепительное серебристое солнце, полыхнув, в тот-же миг скрылось под покровом плоти, в глубинах созданного сердца. Сердце мерно забилось, поднялось выше, и вокруг него, стал расти, проявляясь в реальности хрустальный скелет. Голубоватые прозрачные кости словно выточенные из блестящего хрусталя скрылись за серебристой плотью, кожей и тканью темного плаща. Созданное тело вздохнуло… И я открыл глаза. Было странно ощущать себя одним существом в двух телах. Странно и непривычно. Ощущение раздвоенности, чувство будто единовременно делаешь множество дел, смотришь двумя парами глаз, и двигаешься по разному, было почти непосильным — но затем я разделил сознание надвое, и все странности исчезли. Взглянув на не удержавшуюся от любопытства и все-же обернувшуюся нэко я фыркнул: — Рот прикрой. Клацнув зубами, нэко подошла и ощупала созданное тело, потыкала когтем в щеку, и, получив по рукам, воскликнула: — Удивительно! Ты всегда так мог? — Всегда. Это тебя удивляет? — Ну да! Впервые вижу как ты раздваиваешься. — Если бы не гости я бы не стал, — я фыркнул, — раздваиваться. Это сложно и непривычно быть в двух местах одновременно… Ладно, я пошел. Я сорвался в бег, стремясь оказаться рядом с местом пересечения барьера до прибытия Цицерона. — Ладно, — кивнула Химари и озадаченно посмотрела на меня. — А… — Одним телом там, другим тут, — подавив улыбку максимально серьезно ответил я. — Если будут проблемы, узнаем сразу. А теперь идем к Куэс. Отвернувшись, я направился к ведьмочке, попутно, окончательно отделяя второй поток сознания от себя, и тем самым спасаясь от необходимости активировать «Кристальный разум». Быть в двух местах одновременно было действительно тяжело.