По своим местам...

« — Зачем ты позвонил? — … — Я приду, в этот раз уже без Криса и собаки, пора же нам с тобой уже заняться делом»… Стою в гостиной и смотрю на ополовиненную бутылку мартини на столе. Странный разговор, происходящий у моей жены с неизвестным мне собеседником, уже закончился, а у меня в ушах все не перестают биться фразы, которые въелись, кажется, в самую кору головного мозга «Я приду», «Уже без Криса и собаки», «Заняться делом». Настолько поглощен своими мыслями, что не замечаю, как в гостиной появляется виновница моих тяжких раздумий. Мари подходит поближе и бесцеремонно выдергивает у меня из рук букет, о котором я совсем забыл. Шипы больно ранят мои руки, но жене, похоже, все равно. — Ой, любимый, это мне? — в голосе столько презрения, что «любимый» из ее уст звучит хуже любого ругательства, — Розы… банальные цветы для банальной женщины, — начинает смеяться Марисса, я с опаской смотрю на нее, предугадывая истерику, но она неожиданно швыряет букет мне под ноги, — Не стоило так напрягаться, ради такой недостойной женщины, Паблито! — похлопывает она меня по плечу, проходя к столу, прямо по брошенным цветам. Лепестки мнутся и отрываются, алыми пятнами тянутся за Мариссой, а мне кажется, что моя душа внутри, полосуется точно, как эти несчастные розы. Столько эмоций, что я не могу понять, что именно чувствую — злость, обида, огорчение, разочарование, боль. Я направлялся домой с твердым намерением помириться с женой. Ожидал долгих разговоров, упреков, возможно слёз, но никак не этого равнодушия. Оно убивает, холодит мою кровь и заставляет беспомощно застыть на месте. Отсутствие эмоций к человеку — это самое страшное, что может случится. От любви до ненависти один шаг, обратно — ровно столько же. Но когда нет эмоций, когда по человеку остается выжженная земля, вернуть что-то обратно бывает невозможно. Мысль оглушает, охватывает всё тело, пронзает меня, затмевает все прочие мысли, и я не могу больше думать ни о чём другом. Она переполняет меня, словно беззвучный крик. Я не смогу ей этого простить, что угодно, только не безразличие. Злость начинает подниматься, пытаюсь с ней справляться, но не могу подавить порожденное обидой чувство. — По-моему тебе уже хватит! — одним прыжком оказываюсь возле Мариссы и выхватываю из ее рук бокал. На секунду в ее глазах вспыхивает ярость и я в душе радуюсь этому, ну давай малышка, кричи, ударь меня, расцарапай лицо, только не тухни вновь. Покажи мне, что я хоть как-то тебя еще задеваю, что хоть что-то в твоей душе еще шевелится к твоему законному мужу. Но все эмоции в карих блюдцах, растворяются, как сахар в чае. Она хмыкает и хватает бутылку, отпивая прямо из горлышка. Чем выводит меня из себя еще больше, не тем, что пьет, тем что вновь так далеко от меня, что мне не дотянуться и не докричаться. Не справившись с бурей бурлящей во мне, хватаю бутылку и швыряю о желтую стену нашей гостиной. Стекло разлетается по пушистому ковру, а мокрые разводы медленно растекаются по стене, сползая. Марисса дергается от неожиданности и, кажется, пугается. Она падает на колени и дрожащими руками начинает собирать острые осколки, которые мгновенно ранят ей руки и наш светлый ковер покрывается маленькими алыми капельками. У меня внутри все обрывается, я падаю рядом с Мариссой, хватая ее за руки. — Прости-прости меня, девочка, успокойся, пожалуйста успокойся! — я сам на таком взводе, что ком подходит к горлу. — Да пошел ты, Пабло! — отталкивает меня Марисса, начиная подниматься, — пошел ты к черту со своими извинениями! Ты вынул мою душу и прошелся по ней своими проклятыми фирменными туфлями, а теперь говоришь мне «прости»?! — о чем это она? Неужели ее так задели мои слова о чертовом платье? Непонимание видимо написано на моем лице, потому что Марисса добивает меня следующей фразой. — Я никогда тебя не прощу, Бустаманте! Никогда! За себя, за то что стало со мной! За Эмили!!! — она кричит и трясется в истерике, а я даже не могу встать и обнять ее, чтобы успокоить, последнее имя, брошенное Мариссой, выбивает весь воздух у меня из легких. Тяжело дышать, я судорожно хватаю ртом воздух и смотрю на свою любимую женщину, как она может? Разве это я виноват в том, что произошло? Разве кто-то вообще виноват? Мы почти никогда не говорили на эту тему и я и подумать не мог, что она воспринимает все так. — Что ты несешь? — голос как будто не мой, я хочу кричать, но вместо этого сиплю. — Мы! Мы оба в этом виноваты! Мы убили ее, понимаешь?! — я не верю своим ушам, но Марисса, похоже, свято верит в то, что говорит. Мое сознание отказывается в это верить, я пытаюсь отдалиться от этого всего, но ее слова продолжают звучать в моей голове. — Ты не спас ее!!! — кричит она и трясет меня за плечо, видимо считая, что я плохо слышу. Но я, к собственному сожалению, слышу ее прекрасно. Это контрольный выстрел, все, она расстреляла меня в упор. Тяжелыми, будто не своими руками, отталкиваю ее, и она беспомощно валится на свой уродский, салатовый диван. Мне все равно, мертвые ничего не чувствуют, а она убила меня. Марисса смеется, глотает слезы и дергается совершенно не естественно, я понимаю, что она не может совладать со своим состоянием, но не могу ей помочь, не хочу, не сейчас, не после всего этого дерьма. Кое-как поднимаюсь, ноги ватные, я хочу бежать отсюда, но не могу, хочу ничего не чувствовать, но все ломается и обрывается у меня внутри. Хочется сделать ей больно, так же, как она мне, хочется, чтобы она поняла, чтобы она осознала. — Именно я и спас их, обоих! Именно, благодаря мне, у нас есть Кристиан, не забывай! Я не могу больше здесь находиться, понимаю, что там, где-то за стенкой, спит мой сын, понимаю, что моя когда-то любимая женщина нуждается в помощи, но если я еще хоть секунду пробуду в этом помещении, то сойду с ума. Дверь, за моей спиной, хлопает с невероятной силой, хотя я, кажется, даже не касался ее. Удивительно, но мыслей нет вообще, пусто и голо, голова как воздушный шар. Я просто чувствую, что мне физически плохо и все. Замечаю первую попавшуюся яркую вывеску и забредаю в бар. Напиться. Забыться. Отключиться. Хоть что-нибудь, чтобы стало легче, чтобы не до такой степени хотелось повеситься на первом попавшемся дереве. За стойкой девушка, улыбается до того приветливо, что от ее счастливой улыбки хочется зажмуриться. — Что тебе, красавчик? — она почти ложится на барную стойку, показывая мне свои достоинства. Ах да, я и забыл, что когда-то я был суперменом, до того как одна рыжая стерва уничтожила, стёрла, перешила и переписала все во мне. — Налей чего-нибудь покрепче, — не обращая внимания на манипуляции девушки, бросаю ей. Она опять улыбается, черт бы побрал этих счастливых людей, от них никакого спасу, и, наконец, наливает мне стопку текилы. — Повтори, — еще перед тем, как выпить, заказываю я. На секунду все внутренности терпнут, текила горящей лавой проносится по телу, хочу почувствовать желанную свободу, но не получается, тогда я хватаюсь за второй стакан. Где-то после восьмой стопки, я замечаю, что девушка-бармен очень даже ничего, ее улыбка больше не выглядит раздражающе веселой. Черные волосы блестят в полумраке, такие же темные глаза завораживают. Татуировки на ее теле теперь кажутся не пошлыми, а завлекающими. И собственно тело, почти не скрытое топом и кожаными шортами, выглядит соблазнительным. Она не пристает ко мне с глупыми разговорами, не лезет в душу, чем вызывает еще большую симпатию. Когда я опрокидываю еще пару стопок, она подмигивает и кивает куда-то в сторону. Я, не думая, бреду за ней. Сейчас мне хорошо, все мои проблемы остались где-то за дверьми этого заведения, образ женщины с кофейными глазами, стал размытым и не может повлиять на мое поведение и я даже не хочу пытаться его сфокусировать. Девушка брюнетка фактически затаскивает меня в мужской туалет и защелкивает замок. Если бы я не был так пьян, то точно заметил бы, как это пошло. Но сейчас, наблюдая как она сначала закусывает, а потом облизывает нижнюю губу, хватаю ее за руку и резко тяну на себя. Она совершенно не сопротивляется и, столкнувшись с моим телом, вызывающе смотрит на меня. Никаких нежностей, хватаю черные волосы в кулак и запрокидывая ее голову, больно впиваюсь в губы. Девушка ни в чем не виновата, но сегодня заплатит именно она. Разрываю поцелуй и толкаю ее в сторону умывальников, крепко припечатывая своим телом. Она отвечает мне тем же, больно тянет за волосы, запускает руки под рубашку и впивается ногтями в кожу. Сжимаю ее зад с такой силой, что отпечаток моей пятерни точно напомнит ей завтра об этой ночи. Но она лишь согласно стонет. Ей нравится. Шлюха. Она стягивает свой топ через голову и я запускаю руки ей за спину, ища застежку бюстгальтера. Девушка целует мою шею, слишком влажно, слишком пошло. В голове шумит, напряжение, опьянение, возбуждение всё смешалось в слишком крепкий коктейль для меня. И когда я немного приоткрываю глаза и бросаю взгляд в зеркало, он цепляется за совершенно неожиданную вещь. Кольцо, на моем безымянном пальце, блестит ярче обычного. И я замираю. Осознание приходит одной четкой и короткой мыслью — я не смогу. Девушка продолжает извиваться в моих руках, но замечая, что я перестал реагировать, поднимает взгляд. Я отрицательно машу головой и отхожу от нее, поднимаю с пола ее топ и бросаю в ее сторону. Когда я поворачиваю ключ, в спину мне летит: «Ну и катись к своей жене! Пусть и дальше трахает тебе мозг!». Я усмехаюсь про себя. Вот это точность. Было бы смешно, если б не было так горько.