Змея сбрасывает кожу

      Под ногами вместо привычной серой брусчатки тихо шуршали листья. Люциус вздрогнул и опустил голову, растерянно рассматривая желтовато-зеленый ковер, в считанные дни припорошивший землю яркими кляксами. Осень в этом году была ранняя. И хотя она только подступалась к острову, обдавая его утренним сизым туманом, тонкой корочкой льда на оконных рамах и хмурым тяжелым небом, последние остатки лета явственно стремительно растворялись в воздухе, пугаясь натиска приближающихся морозов и проливных дождей.       Резкий порыв прохладного ветра взметнул волосы Малфоя, отчего тот зябко поежился и поспешил поднять воротник черной мантии. Мимо, ничуть не чураясь холода, прошла очередная стайка весело переговаривающихся студентов. Несколько девушек в школьной форме хихикали, оборачиваясь и кидая в сторону Люциуса весьма красноречивые взгляды, до тех пор, пока не были вынуждены скрыться за поворотом вместе со своими друзьями. Малфой криво усмехнулся и медленно двинулся дальше, ступая по усеянной опавшими листьями дорожке.       В Хогсмиде было довольно оживленно, очевидно, местные жители и ученики Хогвартса стремились как следует насладиться еще погожими и теплыми днями. Узкие улочки заполнились пестрыми плащами, звонким смехом и громкими голосами. За витринами лавок и магазинчиков мелькали люди, теснившиеся среди прилавков, задевающие друг друга локтями и выстраивающиеся в неровные бесконечно длинные очереди. Особенно это было заметно около входа в «Сладкое королевство», возле которого толпились дети. А в «Трех метлах» наверняка не осталось ни одного свободного столика. Все посетители сидят в окружении своей компании, греют озябшие ладони, весело хохочут и отмечают наступившие выходные сливочным пивом.       Но сегодня Люциус не торопился занять свое привычное место в пабе среди однокурсников. Ему хотелось побыть немного времени наедине с собой. Оставаться в школе не имело смысла — сегодня его будут ждать в другом месте. К сожалению или к счастью, он неоднократно успеет подумать о наболевшем.       С тех пор, как он узнал о том, что Старший не просто посторонний волшебник, а он сам через несколько десятков лет, в сознании Малфоя будто бы что-то сломалось. Неудивительно, что в подобное признание он поверил далеко не сразу. Поначалу принял это за глупую и неудачную шутку, за издевку Старшего, даже несмотря на то, что сам видел доказательства в его памяти. Кто еще мог наблюдать за Люциусом на протяжении всего его детства в поместье? Кто еще мог затем последовать за ним в Хогвартс, присутствовать на всех занятиях Слизерина, на всех прогулках в Хогсмиде, а потом и на рождественских каникулах, проведенных в стенах родного особняка в окружении только семьи? Кто еще мог присутствовать на закрытых приемах у Блэков, Розье и других благородных домов? Кто еще мог видеть единственного сына лорда Абраксаса уже взрослым и состоявшимся волшебником, в то время как самому Люциусу еще только семнадцать лет? Лишь когда Старший с плохо скрываемым испугом в голосе принялся успокаивать Малфоя, тот понял, что дело и в самом деле обстоит серьезно. Мужчина никогда не пытался утешить его, никогда не был так осторожен в выборе слов и никогда не разговаривал таким непривычно мягким тоном. Да и к тому же после того дня, когда Люциус проснулся с чужим голосом в своей голове, его вряд ли могло что-то сильнее удивить. Кроме, пожалуй, одной вещи…       — Все в порядке? — наконец, спросил Старший, очевидно чувствуя заторможенное и потерянное состояние своего подопечного.       — А сам как думаешь? — Малфой остановился на деревянном мосту и облокотился на толстые бревенчатые перила, опустив голову вниз. На поверхности бесцветной воды лениво плыли опавшие листья, медленно двигаясь по мелковатой речушке прочь из деревни волшебников.       — Надеюсь, ты понимаешь, что я не мог поступить иначе. Ведь имеешь представление о том, почему каждый, кто умеет держать волшебную палочку, не пользуется маховиками времени.       — Потому что это опасно, — раздраженно отмахнулся Люциус. Все это он видел в учебниках тысячу раз. — Можно нарушить баланс, подвергнуть волшебный мир еще большим опасностям, принять неправильные решения, которые приведут к неотвратимым последствиям. Вот только здесь другое, Старший. Я узнал о том, кто ты на самом деле. И ты сам подтвердил это. Так что хватит предостережений. Они никак не помогут тебе… То есть, мне… Вернуться в свое время.       — И ты решил, что поэтому имеешь право знать о том, что случится? — гневно спросил мужчина.       — А как иначе? Думаешь, я смогу отправить твою душу назад, совершенно не зная, отчего ты бежал?!       — Значит, вот какого ты о себе мнения? — презрительно фыркнул Старший.       — Не думаю, что я стал бы скрывать правду от единственного человека, который меня слышит.       Люциусу-Из-Будущего на это ответить было нечего. Он оскорбленно молчал, вероятно, размышляя об истинных мотивах своих поступков. Мотивах, которые семнадцатилетнему Малфою были неизвестны. Он задумчиво рассматривал рябь на водной поверхности, постукивая пальцами по гладкой поверхности ограждения. Упрямство ли это, граничащее с безрассудностью? Или самонадеянная глупость? Что произойдет с ним в дальнейшем, раз Люциус вынужден будет забыть о здравом смысле? Что заставит его душу перенестись на много лет назад, во времена студенчества?       — Ты говорил, что тебе угрожала опасность, — вдруг вспомнил он. — Это значит… Что там, в будущем, я умер?       Старший молчал, и юноша, кажется, даже начал понимать его. Волшебник не знал, как его слова повлияют на дальнейшие действия слизеринца. Ведь, подозревая о том, что его судьба окажется трагичной, он едва ли изберет путь, по которому Он-Будущий уже прошел. Конечно, в этом случае их намерения наверняка совпадают, но… В душе Люциуса зародилось сомнение. Что, если Старший не хочет бежать от своей участи? Может, не все события из случившегося привели его к гибели?       — Слушай, — примирительно заговорил Малфой, которому как-то не улыбалось и дальше ссориться с самим собой. — Я не смогу помочь, если не узнаю, что случилось. Если ты расскажешь о том, как тебя занесло в это время, может быть вдвоем нам и удастся что-то придумать.       Он думал, что незримый собеседник, как это бывало ранее, предпочтет отмалчиваться, но, к удивлению, мужчина заговорил.       — Скажем так. В какой-то момент я отступился, а когда опомнился, было уже слишком поздно. Правда, мне повезло. Был предложен шанс предотвратить судьбу, и, как видишь, я не преминул им воспользоваться.       — Кем предложен? — Люциус неосознанно подался вперед и облокотился на крепкие перила. Выходит, во всей этой истории был замешан кто-то третий.       — Не так важно, Младший, потому что этот человек уже давно мертв. Но, сдается мне, обратно я не вернусь, пока не исправлю то, что однажды столкнет меня в бездну.       От этих слов Малфой похолодел. Не столько от их смысла, сколько от тона, которым все это было сказано. Ему показалось или в голосе Старшего появилась обреченность? Конечно, было бы странно, если бы он обрадовался тому, что Люциус, наконец, сумел выведать его тайну, причем не самым честным способом. Да и юноша бы слукавил, если бы не признался самому себе, что перспектива долгое время терпеть в голове собственное, хоть и более взрослое Я, его откровенно пугала. Если все так, как сказал Старший, выходит… Никакого способа разъединить их сознания уже нет? Выходит, остается только ждать и надеяться, что Он-Будущий совершил ошибку еще в школе. Нет, подумать только! Он, Малфой, совершил ошибку! Поверить в это было невероятно тяжело, учитывая, что Люциус продумал практически все свои действия после сдачи Ж.А.Б.А. А там, где не хватит его собственных амбиций, помогут влияние и титул отца. Или, может, дело не в нем самом? Может, в том, что случится с ним в будущем, будет вина случая? С другой стороны, тогда бы Старший не говорил о шансах и упущенных возможностях. Видимо, он догадывался, что стало причиной его нынешнего состояния. И, как обычно, делиться мыслями на этот счет не собирался.       От всех этих размышлений у Малфоя заныло в висках. Он тяжело вздохнул и поднял голову, растерянно и без особого интереса рассматривая пейзаж. Впереди, около одной из лавок, он заметил Нарциссу. Светлые волосы, распущенные по случаю выходного дня, развевались на ветру вместе с полупрозрачным белым платком, который она повязала из-за холодной погоды. И который, определенно, смотрелся на ней лучше толстого шарфа с символикой факультета. Люциус усмехнулся собственным мыслям, которых он раньше за собой не замечал. С каких пор его волновала одежда невесты?       Он хотел было подойти к девушке, чтобы предложить вместе пройтись по Хогсмиду, но вовремя опомнился, вспомнив, что его уже ждут в другом месте. Напоследок бросив взгляд в сторону Блэк, которая уже о чем-то переговаривалась со своей сокурсницей, Малфой неспеша побрел по дороге, минуя таверну и маленькие магазинчики, сейчас буквально набитые школьниками.       — Не переживай, — вдруг произнес Старший, — Будет еще время поговорить с ней.       — С чего ты взял, что я переживаю? — тихо, едва шевеля губами, спросил Люциус, с недовольством отметив, что Он-Будущий был на удивление проницательным. — Мы помолвлены с раннего детства. Конечно, у нас будет время.       — Я говорил не о том. Но мне приятно снова чувствовать такие яркие эмоции. Я уже успел позабыть, каково это, быть юным.       — Подожди-ка… — Малфой на секунду остановился, чудом не налетев на высокий фонарь, но продолжил путь, боясь, как бы на него не обратили внимание. — Хочешь сказать, что тебе в моем возрасте нравилась Нарцисса?       — А почему нет? Она воспитанная девушка, умная, знающая себе цену и требующая к себе уважения. Родители выбрали тебе достойную партию.       — Значит, дело только в этом? В ее порядочности и качествах? — усмехнулся слизеринец, сворачивая с главной площади к узким улочками, которые постепенно выводили его на окраину деревни. Людей, как и уютных обжитых домиков, здесь было гораздо меньше. Вместо них появились покосившиеся от времени постройки и обветшалая изгородь, стоявшая здесь с незапамятных времен.       — И в них тоже. Поверь, более подходящей спутницы для наследника Малфоев трудно отыскать, особенно теперь, когда знатных чистокровных родов остается все меньше и меньше.       — Мы почти на месте, так что пока помолчи, — резко сменил тему Люциус, отчасти потому, что они и правда прибыли, а отчасти потому, что откровенничать с самим собой, пусть и будущим, ему не хотелось. Странное было это ощущение… Как будто раздвоение личности. Впрочем, именно так оно и было с самого начала. Юношу до сих пор периодически посещали мысли о том, что он поступил неправильно, никому не рассказав о произошедшем. Однако идти на попятную было уже поздно.       Таверна «Кабанья голова» никогда не пользовалась популярностью в Хогсмиде. Несмотря на то, что построена она была не так давно каким-то угрюмым старикашкой, редко когда выходящим к посетителям, маленькая лачуга заметно потрепалась. А, возможно, она с самого начала была такой, захудалой и кривой, словно изломанное старое дерево, с потертыми досками и тусклой облезлой вывеской, на которой уже едва ли можно было разглядеть рисунок. И почему Эван выбрал именно это место для сбора? Очевидно, не хотел привлекать внимание. Люциус покачал головой и усмехнулся собственным мыслям, подходя к двери и взявшись за железную ручку. Куда неуместнее их компания будет смотреться здесь, нежели в переполненных «Трех метлах», где в духоте и громком гомоне никто и не услышит беседы старшекурсников.       Впрочем, с выводами Малфой, как оказалось, несколько поспешил. В таверне было пусто, если не считать крайнего столика в углу, за которым юноша обнаружил своих товарищей по учебе. Помимо Эвана, тут же вскочившего с места при виде Люциуса, на узких лавках примостились Тодд, Снейп, Эйвери. И даже Алекто, которая, хмуро взглянув на вошедшего, тут же опустила голову. Малфой не ожидал, что к ним с Розье кто-то присоединится, тем более, таким составом. Все же, несмотря на долгое пребывание под одной крышей, слизеринцы между собой общались не так уж тесно. Особенно из всей этой компании выделялся Северус, не отрывавший от Люциуса пристального взгляда черных глаз. С чего вдруг остальные позвали этого изгоя?       Стараясь сохранять невозмутимое лицо, хоть изнутри его и раздирали сомнения, Малфой уверенно шагнул вперед. Пыльные половицы заскрипели под его сапогами, нарушая воцарившуюся в зале напряженную тишину.       — Я боялся, что ты не придешь, — вместо приветствия заметил Эван и тут же нервно улыбнулся, пригладив темные волосы.       — Я пообещал, — Люциус пожал плечами и медленно опустился на оставшееся свободное место, окидывая взглядом всех собравшихся. Судя по всему, таким составом им собираться не впервой. Правда, для еженедельных посиделок «Кабанья голова» подходила мало. Внутри таверна выглядела еще хуже, чем снаружи. Грязный пол, обветшалые стены, белесые нити паутины на окнах и под потолком. Мебель неудобная, грубо сбитая, точно на скорую руку, а барная стойка, покрытая толстым слоем пыли и мутными разводами, выглядела плачевнее всего. На мгновение из-за двери, ведущей в подсобное помещение, показалась косматая взлохмаченная голова, которая тут же скрылась. Очевидно, обслуживать несовершеннолетних школьников здешний владелец не собирался.       — Да, во вкусе Аберфорту можно только посочувствовать, — проследив за взглядом сокурсника, хмыкнул Тодд, будто бы пытаясь разрядить обстановку. — Однако в чужие дела не лезет, за что спасибо. Да и посетителей здесь бывает мало, все в основном под вечер заходят.       — А каким же тогда ветром сюда занесло вас? — прямо спросил Люциус, расстегивая пуговицу на плаще. Он не планировал сразу же допрашивать слизеринцев, однако для того, чтобы понять, какую роль во всем этом играет он сам, вынужден был перейти к действиям. Друзья отчего-то непривычно мялись, будто скрывали что-то важное, и Малфою это не понравилось. Внутри уже зародилось нехорошее предчувствие, которое подсказывало, что Эван, вдруг пригласивший Люциуса в таверну для дружеской беседы, теперь хочет ввязать его во что-то сомнительное.       — Странно это все, — заметил Старший, разделяя чувства юноши. — Сначала ты видишь Эвана и Алекто ночью в коридоре, потом — как твои друзья подсаживаются к Снейпу, когда думают, что за ними никто не наблюдает, что-то обсуждают…       «Думаешь, это связано?»       — Узнаем, если не спугнешь их.       — В «Трех метлах» слишком шумно, — спустя некоторое замешательство ответил Эван. — И, к тому же, там чересчур много гриффиндорцев. Никогда не знаешь, что взбредет им на ум в этот раз.       — Вот уж точно, сборище шутов, — активно закивал Тодд, пользуясь тем, что разговор удалось завязать. — Время идет, а ничего не меняется. Впрочем, наверное, так и должно быть.       — Ерунда, — фыркнула Алекто, — Ты сам знаешь, что дело в магглах. И в предателях крови, которые с ними якшаются, как с диковинными зверюшками. А так, уж поверь, быть не должно.       — Я бы не советовал о таком кричать, — вдруг резко осадил девушку Северус. И хотя голос его по-прежнему оставался спокойным и негромким, что-то в нем заставило нахмурившуюся Кэрроу мгновенно притихнуть. — Тем более в месте, подобном этому.       — Зря волнуешься, — все же не преминула фыркнуть Алекто, но уже значительно тише. Видимо, несмотря на показное пренебрежительное отношение к Снейпу, его слова для нее на самом деле не были пустым звуком. И Люциуса, привыкшего видеть этого мрачного шестикурсника в одиночестве, внезапно изменившее поведение друзей не могло не удивлять. — В этой школе никому нет дела до того, что думают студенты Слизерина. Если кто что и услышит, едва ли сможет сообразить, что к чему.       — За пределами Хогвартса легче скрываться, — не согласился с ней Тодд, задумчиво качнув головой и переведя недовольный взгляд на узкое окно, за пыльным стеклом которого едва можно было разглядеть узловатые стволы старых голых деревьев. — Никакого контроля даже со стороны Министерства, а места для тайных сборов обустроены по всей стране. Отец говорил что-то об этом. Не мне, конечно, а своему…       — Скрываться? — не вытерпел Малфой, наконец вмешавшись в разговор и недоуменно уставившись на слизеринцев. Ему до смерти надоело чувствовать себя лишним в этой компании и пытаться догадываться о сути чужой беседы по туманным обрывкам фраз, которые, казалось, были ясны всем, кроме него. Манеры манерами, но терпение Люциуса уже начинало медленно иссякать. Он не хотел признаваться даже самому себе в том, что его гордость удалось задеть каким-то школьникам. И почему Эван решил посвятить его в свои секреты только сейчас? Считал, что Малфой этого недостоин? Что он, несмотря на свое благородное происхождение, может быть в чем-то хуже их, потомков чистокровных, но менее знатных родов? Уже сама эта мысль казалась Люциусу абсурдной, но он не без укола стыда почувствовал, что недоверие старого друга его и в правду задело. Что бы сказал на это отец, если бы узнал, что терзает его единственного наследника? Едва ли он был бы рад узнать, что его сын начал терять позиции, которых не без труда удалось достичь. И наверняка приказал бы лучшим образом беречь свою репутацию. На мгновение Люциус задумался. А ведь в последние дни у него и правда не было времени на общение со сверстниками. В общей гостиной он стал засиживаться крайне редко, а во время трапезы в Большом зале был слишком устал или сосредоточен — мысли его все время занимал Старший, который засел в его голове, словно цепкий клещ. И подобные перемены, конечно, не могли укрыться от остальных. А ведь Малфой столько раз напоминал себе быть осторожным…       На какое-то время в таверне повисла неловкая тишина. Алекто и Тодд странно переглянулись, Северус, и без того почти не принимавший участия в общем разговоре, молча сверлил взглядом обтертую столешницу со старыми разводами выпивки. Только Эван, видимо, чувствовавший ответственность за все происходящее, наконец соизволил повернуться к Люциусу, однако его неуверенный взгляд и виноватое лицо говорили сами за себя.       — Я ведь и позвал тебя, чтобы рассказать все это, — тихо произнес он, оборачиваясь к друзьям в поисках поддержки, но те, казалось, предпочитали не встревать в предстоящий разговор слизеринцев. А может, они с самого начала не одобряли присутствие Малфоя, о чем, естественно, постеснялись сказать? От подобного осознания легче не стало — Люциус выпрямился, скрестил руки на груди и требовательно взглянул на собравшихся, всем своим видом показывая, что теперь-то он точно просто так отсюда не уйдет.       — Ты наверняка слышал об участившихся нападениях на магглов, — продолжил Розье, понизив голос почти до шепота. — Ничего странного, конечно. Кто-то погибал в пожарах, кого-то находили растерзанным в подворотне. Но немало было найдено и тел без каких-либо следов насилия. Будто бы грязнокровки умерли сами, от внезапных проблем с сердцем.       — И какое же это имеет отношение к волшебному миру?       — Министерство не говорит об этом прямо, однако там подозревают, что без участия колдунов дело не обошлось. И, сам понимаешь, на кого в таких случаях обычно смотрят.       — Ты что же, хочешь сказать, что все семьи, которые не стесняются гордиться своим чистокровным происхождением, теперь обвиняются в убийствах каких-то грязнокровок? — возмущенно спросил Люциус, пытаясь вызвать в памяти хоть одну статью из «Пророка», в которой говорилось о чем-то подобном, но все сведения, как назло, упорно отказывались приходить на ум. И почему отец ничего не написал ему? Боялся, что письмо могли перехватить? Или думал, что сын и без него знал обо всем произошедшем, внимательно читая газеты или прислушиваясь к разговорам сокурсников?       — Брось, ни у кого в Министерстве не хватит духу открыто допрашивать кого-либо с принадлежностью к Дому. Мы слишком важны для них, и не только из-за денег. Попробуй обвинить кого-то из чистокровных — увидишь, какой шум поднимут остальные.       Люциус медленно кивнул — с подобным заявлением поспорить было тяжело. Но тогда зачем Розье рассказал ему все это? Намекает, что, несмотря на отсутствие доказательств, волшебники все равно как-то причастны к гибели множества магглов? Самому Малфою в это слабо верилось — кому захочется добровольно марать руки и связываться с законом? Честь для чистокровных волшебников была превыше всего. Никто из них не достиг бы такого высокого положения в магическом сообществе, не будь у них хоть каких-то принципов. Что ждало бы Министерство, лишись они поддержки и влияния аристократов? Хаос и беспорядки по всей стране, уход магии и, конечно, огромное количество предателей крови, спевшихся с магглами. Хогвартс наводнили бы полукровки, жалкие, неспособные и отличавшиеся от своих никчемных родителей лишь наличием волшебной палочки. Впрочем, до этого было недалеко — стараниями Дамблдора школа уже начинала превращаться в приют для магглов, которые, как казалось этому глупому старикашке, подавали какие-то призрачные надежды.       — И что же тогда ты пытаешься сказать? — все же спросил юноша, внимательно глядя на друга, терпеливо ожидавшего его реакции.       — Я хочу сказать, — губы Розье вдруг расплылись в торжествующей улыбке, — что в мире, наконец-то, появился человек, который, как и мы все, небезразличен к судьбе магии и волшебников.       — Кто-то осмелился выступить против этого пресловутого Статута о секретности, — подхватил Тодд, склонившись ближе. — Ходят слухи, что он не намерен останавливаться. И планирует и дальше уничтожать магглов, пока волшебство и чистота крови не будут в безопасности. Но в одиночку ему, конечно, не справиться.       — Ему и не придется, — заметил Снейп, подняв взор бездонных черных глаз на Люциуса. — Я слышал, что этот человек вербует сторонников. Уже не в первый раз. Конечно, в волшебном мире у него нашлись поклонники — не думаю, что все эти убийства он спланировал в одиночку с самого начала.       — Если об этом знаете вы, то знает и Министерство, — недоверчиво хмыкнул Малфой, которому от этого холодного пристального взгляда сразу стало неуютно. — А значит, недолго ему осталось разгуливать на свободе.       — Само собой, не каждое кресло в этой системе занято пустоголовым гриффиндорцем, только и думающем о том, как бы обезопасить магглов. Нет. В Министерстве сидят не дураки, и, уж конечно, они сделают все, чтобы найти настоящего виновного. Но его истинные мотивы никогда не уходили дальше ушей нужных людей. А действовать в открытую этот человек пока не может. Еще слишком опасно.       — И чего же хочет этот таинственный волшебник? — нетерпеливо спросил Малфой. — Свергнуть магическое правительство?       — Ну, для начала — заручиться поддержкой нашей аристократии и посеять смуту в сообществе, а уж потом устроить переворот. Не усмехайся раньше времени — эта затея куда более стоящая, чем кажется на первый взгляд. Статут о секретности до сих пор затрудняет жизнь и заставляет отказываться от того, что принадлежит нам по праву рождения — от волшебства. Многие до сих пор отказываются мириться с подобной несправедливостью. Из Лондона приходят слухи, что в подполье организовываются общества и собрания в поддержку борьбы с этим режимом. И, судя по всему, они пользуются большим успехом, раз даже здесь, в Хогвартсе, начались разговоры о том, чтобы после выпуска присоединиться к Волан-де-Морту. Так он себя называет, этот колдун, — пояснил Розье, поняв недоумение друга.       — Значит, мальчишки решили поиграть в героев, — не без едкой усмешки заметил Старший, но Люциус уже и сам сообразил, что к чему. Видно, именно за этим Эван к нему и обратился. Хотел узнать, согласится ли Малфой поддержать эту авантюру. И, несмотря на то, что его семья на протяжении долгих веков являлась приверженцем чистоты крови, мысль о том, чтобы вступать в сомнительные организации и бороться бок о бок с неизвестным волшебником, совершенно не нравилась юноше. Он не собирался ввязываться в подобные игры и рисковать жизнью и репутацией ради сомнительных перспектив в будущем. Если бы Абраксас, который наверняка знал о творившихся за спиной у Министерства делах, видел в решительно настроенном незнакомце какую-то выгоду для своей семьи, он бы, несомненно, тотчас же к нему присоединился. Само собой, идея с переворотом была опасная — провалившихся зачинщиков, вне всяких сомнений, отправят в Азкабан на долгий срок, а их родственников смешают с такой грязью, что даже самой знатной и чистокровной семье, такой, как Малфои, уже никогда не вернуть себе прежних лавров и почестей. Нет, риск был слишком велик, а испытывать судьбу понапрасну Люциус не любил. Розье, как его товарищ, должен был бы знать это. Но, с другой стороны, даже теперь Малфой не мог отрицать, что не находил бы в сложившейся ситуации ничего привлекательного. Ведь, если этому безумцу удастся воплотить свой замысел, положение чистокровных Домов определенно улучшится. И в таком случае было бы хорошо оказаться на стороне победителя, а не попасть в число его недоброжелателей. О наказании, которое могло последовать за сопротивлением, Люциус не хотел даже думать.       — Это же опасно, Эван, — озвучил он свои мысли, неверяще глядя воодушевленное лицо старого друга. Неужто он и в самом деле так загорелся идеей этого мятежника? — Бросить все сразу после Хогвартса и поставить себя под угрозу… Да и ради чего? Все больше магглов открывают в себе способности к магии, а они, поверь, будут не рады узнать, что против них готовится заговор.       — Ты испугался, Люциус? — ухмыльнулся Тодд, а его натянутая улыбка больше походила на звериный оскал. — Испугался этих грязнокровок? Да, их, конечно, не в пример больше, чем нас, однако всем известно, что один чистокровный волшебник стоит сотен и тысяч этих жалких подобий магов.       — Не спорю. Однако для многих эти слова — лишь пустой звук. И ваш Волан-де-Морт должен это учитывать.       — В ближайшее время до бунта дело все равно не дойдет, — поспешил встрять Розье. — В конце концов, что мы можем сделать, не покидая стен Хогвартса? Практической помощи Волан-де-Морту от нас никакой. А потому лучшее, что можно предпринять — это подготовиться к вступлению в его ряды. И подготовить других. Тех, кто, как и все мы, разделяет мнение, что волшебники должны перестать скрываться от всего остального мира, а чистота крови — самим собой разумеющимся требованием.       — И вы все так просто готовы отказаться от всего? — искренне не понимал Малфой, переводя взгляд с одного слизеринца на другого и каждый раз сталкиваясь со спокойными уверенными лицами. — Готовы отказаться от будущего ради революции, которая может отсечь все пути назад? Готовы поставить под угрозу честь семьи ради человека, который ведет свою армию в неизвестность?       — Иногда приходится рисковать и жертвовать ради достижения большего, — с мудрым видом заметила Алекто, задумчиво подперев голову маленьким кулачком. — И мы думали, что ты это понимаешь.       — Волан-де-Морт, как я уже сказал, набирает сторонников, — Снейп отстраненно кивнул сокурснице. — Он нуждается в новых людях. Особенно, если они из чистокровных влиятельных семей. И даже здесь, в школе, он смог бы действовать. С нашей, разумеется, помощью.       — Так вы… — в сердце Малфоя отчего-то похолодело. — Уже связались с ним и дали свое согласие на участие в этой… Сомнительной авантюре?       — Никто не будет тебя заставлять присоединяться, Люциус, — уклончиво заметил Эван, а потом тяжело вздохнул. — Но я думал, что ты поддержишь нас с гораздо большей охотой. Да и мы нуждаемся в этом. Подумай сам. Ты староста, а значит, имеешь привилегии. И, к тому же, твой отец — глава одного из самых знатных и уважаемых Домов. Любой бы захотел заполучить тебя на свою сторону.       — Я… Не уверен, что могу ответить тебе… — юноша и в самом деле не знал, что сказать. Сомнения одолевали его, мешая трезво мыслить и затуманивая разум. Люциус не был готов к подобному, а потому совершенно растерялся. В этот момент он чувствовал себя глупым подростком, который впервые в жизни принимает самостоятельное решение без помощи родителей. Если бы он только мог обратиться к отцу или еще кому-то… Если бы мог узнать больше об этом загадочном Волан-де-Морте…       — Тебе не нужно, — поспешил заверить друга Эван, понимая, что тот и в самом деле был сбит с толку. — Мы не будем настаивать и дадим тебе немного времени. Однако, каким бы ни был твой ответ… О нашем сегодняшнем разговоре лучше никому не рассказывать.       Такое доверие даже немного удивило Малфоя. Неужели они в самом деле не боятся, что он может выдать их? Не боятся, что Люциус напишет отцу о случившемся или пойдет прямиком к директору? Или же Эван убедил слизеринцев, что Люциус, конечно, без разговоров поддержит их инициативу? Уже сама мысль о том, чтобы создать в Хогвартсе тайное общество, собиравшееся действовать против Министерства, была ему неприятна. И хотя во всем этом было определенно что-то стоящее и справедливое, Малфой не привык вот так сходу нарушать правила и идти наперекор всему сообществу, не задумываясь о последствиях и плане своих действий. Если все то, о чем говорил Эван, правда, мир волшебников стоял на пороге величайших и грандиозных перемен, а в такой ситуации любая необдуманность может стоить кому-то жизни. При мысли об этом Люциус едва сдержался, чтобы не поежиться — с каких пор он стал таким нерешительным и колеблющимся? Нет, что бы там ни говорили остальные, рубить с плеча он не станет. Малфою было необходимо лично убедиться в том, что идеи некоего Волан-де-Морта в самом деле стоили того, чтобы ради них рисковать. А до той поры Розье пусть не сильно рассчитывает на его участие. В конце концов, он сам без предупреждения втянул друга в это дело. А значит, именно он в первую очередь и должен был подумать о последствиях.       Озадаченно кивнув, Люциус медленно поднялся с места и, скомкано попрощавшись с сокурсниками, покинул «Кабанью голову». Ему еще о многом нужно было подумать, прежде чем встретиться с этой компанией снова.