Tel garas solasan

      По витражу из разноцветных стеклышек стекали капли воды. Они меняли свой цвет в зависимости от оттенка стекла: желтый, синий, зеленый, красный… Окна запотевали, ведь на улице стоял лютый мороз, и во всю свистел горный ветер, пролезавший даже под кожу, и начинало казаться, что ветер вовсе не на улице, а где-то внутри. Воет и воет, так громко, так отчаянно, что не спасает никакое одеяло, никакое объятие и никакой разговор. Вот выйдешь за пределы тонких кирпичных стен, и унесет он тебя так далеко, что никто никогда не найдет, никто не услышит, а вокруг не будет ничего, кроме пустоты. И почему-то эта мысль успокаивала и даже манила.       Но тем временем в камине таверны тихо потрескивали угли. Здесь было тепло, даже жарко, душно, стоял запах крепкого алкоголя. По столам буквально полчаса назад стучали огромные деревянные кружки, полные спиртного, звучали заумные речи за жизнь, за погибшего товарища, за покинутую семью. И остатки их шумных разговоров все еще витали где-то в воздухе, делая тишину непривычной и неправильной. Сейчас здесь остались только два друга, повстречавшие друг друга среди этой очередной, бессмысленной войны. Они давно засели в темном углу помещения и, не изменяя традициям таверны, не первый час вели разговоры:       — Смирись с тем, что в каждом, абсолютно в каждом, живет большой страшный волк. Все мы скрываем свою тьму, прячем и стараемся не зачать ее у остальных. А когда замечаем, видим воочию, то понимаем, что уже не сможем общаться с этим человеком как раньше. Он же, понимая, что ты увидел в нем самое худшее, думает, что ты больше никогда не заметишь в нем хорошего, да и теперь ему незачем это делать. Для тебя он уже не существует, становится недостойным твоего внимания, скажем так. Правда, ты еще слишком молода для этого. Но это есть в нас, понимаешь? Мы вынуждены прятать, чтобы выжить. И мы прячем своих демонов, и если ты их не видишь, то это не значит, что их нет.       Эллана задумчиво смотрит на Варрика и понимает, насколько он прав. Увидеть темное в близких людях очень страшно. Ведь с той минуты ты всегда будешь либо жалеть их, либо в тайне бояться, либо пытаться спасти.       — Но откуда оно в нас берется?       — Накапливается с годами, постепенно. Одиночество, страхи, не исполнившиеся желания, тайные обиды, зависть. Они тоже формируют наши личности, не стоит о них забывать.       Лавеллан молча соглашается, кивает и заглядывает в свою пустую кружку в надежде высмотреть еще пару капель. Варрик понимает, берет стаканы, уходит и возвращается с полными напитком, греющим горло. Сегодня им нужно было что-то покрепче чая. Все это время Варрик лишь наблюдал за очередной в его жизни самой обычной эльфийкой, которая по стечению обстоятельств стала новым Инквизитором. Жизнь иногда интересно раскладывает карты. Но гном видел уже многое, и такое ему было не впервой, да и эта девочка не была исключением. Видел он уже таких и прекрасно знал, что любовь лишь причиняла им боль. Таким все равно суждено взорваться яркой вспышкой в небе и погаснуть. Но зато как они красивы, эти яркие огни жизни, красивы настолько, что весь мир замирает, наблюдая за ними. Варрик знал, что жизнь способна поломать даже самого сильного, смелого, яркого. Жизнь как раз таких и любит, играет с самыми интересными, а потом выкидывает, так как они быстро приедаются. Поэтому он с отцовской заботой приглядывал за этой девочкой, надеясь, что она не повторит судьбу его старых ушедших в небытие друзей. Еще раз он просто не сможет. Еще одна смерть того, кто поселился в его душе, убьет и его. Варрик смотрит, как меняется ее выражение лица, как она сжимается, когда ветер в очередной раз ударяет об стекло.       — Если бы не эта дырка в небе, то чем-бы ты занималась?       — Хм, сбежала бы и не вернулась. Меня должны были сделать Первой клана, потом и старейшиной. А я мечтала познать мир, найти правду. Я хотела учиться дальше, но уже знала все, что мне могли дать эльфы моего клана.       Эльфийка вскидывает свой любопытный носик к потолку, рассматривая деревянную резьбу, мается на стуле, а потом успокаивается и продолжает, гном лишь терпеливо ждет.       — Знаешь, когда чувствуешь, что способен на большее, но у тебя нет возможности воплотить себя? Осознаешь — единственное, что ожидает тебя в родном лесу, это создание семьи, рождение детей и заботы клана. И ты существуешь, словно собственная несбывшаяся мечта. В тех лесах мне было узко, душно, а теперь я чувствую себя словно ветер. Глупо, да? Звучит, наверное, жутко наивно. Я планировала побег после Конклава. У меня был четкий план, достаточно неплохой. Но смысл говорить о нем теперь? Ему уже не суждено сбыться, также, как и той мне — путешественнице, мечтательнице. Очень хотела учиться, узнать больше о магии. В клане меня научили всему, что знали сами. Но этого было так мало, а я стремилась к большему. Столько всего хотела узнать… Может, даже подалась бы в Круг… Но жизнь сама все расставляет по местам, так говорится, да? Не очень хочу об этом говорить. Хотя, жаловаться мне не на что, теперь у меня есть Инквизиция и прекрасная возможность получить самое лучшее образование.       Варрик улыбается, понимая, как редко встречаются такие личности в его время. Мало кто стремится к новому. Он вспоминает, что эльфийка задолжала ему историю в их последнем походе.       — Я тебе уже пару раз намекнул о волках, но ты пропустила мимо ушей.       — Это не столько история, сколько причта. Даже не знаю, почему она тебя заинтересовала.       — Чисто в научных целях, — смеется гном.       — Тогда слушай.       Она пахла потом, палящим летним солнцем и пшеницей. Она возвращалась поздно ночью, нежно обнимала своего маленького сына, целовала в лоб и щеки, словно кошка, новорожденного котенка. Мальчик улыбался сквозь сон и тянул волшебное для любого ребенка слово — «Mamae». Она улыбалась в ответ, шептала ему про любовь, вытирала уголком рукава слезы и уходила опять еще до рассвета. Зато у него была еда, постель и крыша над головой. Она защищала и оберегала его, как могла, так отчаянно, как делала бы это любая любящая мать. Но однажды она не вернулась в их дом, стоящий посреди лесной чащи, вдали от людских глаз. Мальченка ждал день, два, неделю, месяц. Как только Солнце уходило за горизонт он вслушивался в ровное, безмятежное дыхание леса, надеясь, что его нарушит мамин тяжелый шаг и радостный вздох. «Ее забрали волки» — решил мальчик, слушая их одинокую песню по ночам, что теперь служила ему вместо колыбели. Они были так же одиноки, как он, вслушивались в песни друг друга по ночам, чтобы не было так страшно в темном лесу. В те времена леса хранили больше тайн, историй и волшебства, тогда еще настоящего, первозданного, чистого. Сам ветер нашептывал заклинания и на листьях приносил знания. Надо было только уметь слушать. И он слушал.       Когда еда закончилась, и лес перестал его кормить, мальчику пришлось уйти в город. Он не доверял эльфам, в особенности эльфийкам, зная, что они всегда могут исчезнуть так же, как и его мать. Но жизнь научила его вертеться в запутанных взаимоотношениях, и спустя много лет город покорился ему. Мальчик вырос, превратившись в довольно смышленого юношу (историю его взросления в городе обычно опускают). Но доверять он так и не научился. Наверное, это его и погубило. Впрочем это губит всех уверенных в себе молодых людей. Ну и любовь, конечно же. Что может быть хуже любви в таком возрасте? Именно она и оставляет их в этом состоянии недоверия к миру, к людям и, зачастую, даже к самому себе. Так о чем это я? Ах, да… И так, в его жизнь пришла девушка. Такая же уверенная в себе, не менее умная и более благородная (она-то выросла среди аристократов, а не волков)…         — Бух!       Сначала послышался глухой удар об стол, а потом протяжный храп.       — Хей, Варрик, но я же только до самого интересного дошла, — тяжко вздохнула Эллана, нежно проведя ладонью по волосам гнома, — пойдем, друг, я отведу тебя до комнат.       Варрик что-то пробурчал, но все же поплелся за Инквизитором. У него, как и у нашей леди был тяжелый день.       Впрочем, не в одной таверне вершились интересные истории. Блэкволл мерил шагами конюшню, кидая взгляд на стену. Он еще раз поднес к ней свечу, еще раз оставил, отошёл и подошел, рассматривая появившийся сегодня рисунок. Вернее, он не знал, когда тот появился. Просто раз, и есть.       — И кому приспичило прокрадываться сюда и рисовать, черт подери? И что это?       Тут ему явно не хватало собутыльника и собеседника. Хотя бы порассуждать о стенах… Возможно, стоило пройтись по Скайхолду, но погода была не та.       — Волк и галла? Очень интересно, но это явно не закончится ничем хорошим, — продолжил свой монолог Блэкволл и отпил из бутылки вина.