Спасибо, Кенма

Сладкий, милый-милый, Ты моя конфетка, Мне хочется съесть тебя. Милый, о, сладкий-сладкий. Конфетка моя. Мне хочется съесть тебя. (Baby Bash feat. Frankie — Sugar Sugar) ***       В комнате темно, но не душно. Будто окно, что было открыто и проветривало помещение, только что закрыли.       Он вздыхает, чешет левое плечо и легонько хлопает ладонью по постели в поисках сползшей простыни. Немного уставшее тело расслабленно, но под кожей будто горячие источники. Он облизывает пересохшие губы. Неизвестное наслаждение растекается как горячий шоколад.       Открывать глаза не хочется. Сон слетел еще не до конца и прогонять его полностью он уж точно не собирается. Все, чего хочется — перевернуться на живот, обнять ногами валик, в который скатается заерзанная простыня, и уснуть снова.       Он трёт закрытые веки, что-то бормочет, вплетая пальцы в лохматые пряди и, наконец, найдя тонкое покрывало, укрывается полностью, по плечи. Вошкается, переворачивается на живот как и хотел, утыкается носом в подушку, пахнущую Куроо, и расслабляется.       Проходит пару секунд, жжение становится сильнее. Лежать так, как хотелось, неудобно. Будто под кожей кто-то кинул камень на водную гладь его горячих источников и по зеркальной поверхности пошли круги. Разнося желание повсюду, до всех берегов.       Он вздыхает, понимая, что с этим нужно разобраться, закусывает уголок подушки, укладывая одну руку вдоль тела, и медленно подбирается пальцами к паху.       Дыхание учащается, на миг он открывает глаза, слепо пытается рассмотреть темную комнату, но все, что удается понять — это не его дом. Скорее всего дом Тетсуро, раз уж подушка пахнет его шампунем…       Куроо Тетсуро…       Он выгибается, чувствуя гладковыбритый лобок и стонет. Нервные окончания отчего-то, будто вдруг накаляются. Он думает, что хочет убить Куроо за то, что тот побрил его, но он чувствует, что это чертовски горячо.       Прямо сейчас так чертовски горячо, что пальцы сводит судорогой… Ммм…       Он вскидывает другую руку, пытается найти на другой стороне постели виновника «всего», но там пусто. Обхватив ладонью свой член, приглушенно стонет и бьет кулаком другой руки по одинокой чужой подушке.       Медленно надрачивая себе, он толкается бедрами, трётся головкой о простынь. Скорее всего, пачкает ее…       И эта мысль неожиданно вызывает звездочки перед глазами...       Оставить свои следы в комнате, в постели этого чертового придурка… Ммм…       Он проводит большим пальцем по головке, ведет рукой и только сейчас замечает, что что-то мешается. С рычанием, расстегивает тонкий ремешок в основании и быстро откидывает его куда-то на пол.       Чертов засранец… С его чертовыми засранскими игрушками…       Согнув одну ногу в колене, он начинает водить рукой жестче, сжимает в зубах подушку, чувствуя как под кожей все, будто начинает гореть. Но этого не достаточно. Этого мало.       Застонав снова, он останавливается, безвольно растекается на кровати. Нет, ему нужно больше. Всегда нужно больше.       Спихнув с себя простынь, медленно поднимается на колени, на локти. Хрипло дышит. Руки так и чешутся сделать все быстро, четко, но одновременно с этим хочется медленно, с оттягом.       Так, чтобы до белых пятен перед глазами и сорванного горла.       Он утыкается лбом в подушку, зажмуривается. Подняв одну руку, заводит ее назад и оглаживает пальцами ягодицу. Облизывает раскрытые губы, закусывает нижнюю.       Он не видит, не слышит как дверь приоткрывается, впуская полоску света и хозяина комнаты. Вытерев влажные волосы полотенцем, Куроо закрывает дверь и оборачивается. Застывает, смотря на бледную кожу, выступающие позвонки и длинные пальцы. Усмехается.       Он медленно обводит указательным пальцем края дырки, всхлипывает, ощущая, как та тут же сокращается.       Она не может закрыться до конца, и ему кажется, что, возможно, его трахали всю ночь на пролет, до этого. Ему кажется, что возможно его пустили по кругу, потому что он чертовски растянут и так же чертовски хочет быть заполненным прямо сейчас.       Он не помнит, что было. Но что бы ни было, это кажется ему чертовски заманчивым, и он бы с удовольствием повторил.       Он стонет. Пальцы на ногах подгибаются.       Ощущение другой реальности накатывает с новой силой. Память подводит. Отчего-то в голове держится четкая уверенность, что виноват Тетсуро.       Куроо подходит к постели, заворожено смотрит как сильные тонкие пальцы кружат по судорожно сжимающемуся колечку мышц и сглатывает. Забирается на кровать.       — Ну-ну, Тсуки… Опять ты начал без меня… — он кладет одну ладонь на тонкую спину и Тсукишиму тут же выгибает, а рот раскрывается в безмолвном стоне. Вторую он опускает поверх чужих пальцев, надавливает на них, чуть погружая внутрь. — Стоило оставить тебя всего на пятнадцать минут, а ты… Тс…       — Ты… Что ты мне дал… — он толкается назад, трахая себя своими же пальцами под жестким управлением Куроо, и задыхается. Ему мало. Все еще мало.       — Я?.. Надо же, ты хоть что-то помнишь… — он подхрипловато смеётся, целует округлую ягодицу со следами парочки подживших укусов. — Я скажу Кенме спасибо. Точно… Ты тоже должен будешь сказать ему спасибо, Тсуки.       — Я убью его… Его и тебя… — он медленно всхлипывает чувствуя внутри четыре пальца. Только два из них его собственные… И когда чужие перестают направлять его, разворачиваются, оглаживая и надавливая на стеночки, глаза Тсуки закатываются, а дыхание рвётся на лоскуты. — Что ты мне… Дал…       — Смотря о чем ты говоришь… Сегодня я, например, уже шесть или семь раз дал тебе кончить. Ммм… Но ты конечно же не помнишь. Славно, правда?.. — Куроо накрывает его собой и слизывает капельки пота с выступающих позвонков; позволяет длинным пальцам выскользнуть из растянутого входа, а дрожащему телу упереться на обе руки. И Тсуки стонет ощущая его язык на своих лопатках слишком остро, подается назад. Всхлипывает. — Я натягивал тебя как сучку, заставлял кричать и рыдать от желания… Это было пикантно…       — Ублю-док… Я тебя… Ненавижу… — он сжимается, выкручивает наволочку в пальцах и рычит. Хочет, он хочет закончить. Он устал.       — Оу, нет. Ты любишь меня. Меня, мой член и ту маленькую милую таблеточку, что я кинул в твой стакан с газировкой… Да, Тсуки?.. Ведь я прав, да?.. — Куроо притирается кожа к коже, проезжается вставшим членом между половинками чужой задницы и облизывает красную от стыда ушную раковину. — Ты знаешь, мне пришлось хорошенько смазать тебя внутри, но я думаю, что в понедельник твой зад все еще будет болеть. Как напоминание. Я так много раз взял тебя сегодня…       Он стонет. Сквозь сжатые зубы и растоптанное самомнение. Он начинает вспоминать.       Сегодня родители Тетсуро куда-то уехали. Сегодня — это на весь уикенд. И тот позвал его на ночевку: посмотреть фильмы, какие-нибудь игры других команд, а потом потрахаться.       Но уж на что его точно не звали, так это на втихаря подкинутую таблетку, если не две, афродизиака, и еще, возможно, в добавок к этому какого-нибудь легкого наркотика. И Куроо уж точно его не предупреждал, что от такого коктейля его мгновенно унесет… Просто вдребезги…       — Ты как маленькая сучка, Тсуки, знаешь… Смазка, которой я тебе смазал, сделала твои стеночки такими блядски чувствительными, что как только я войду, ты взвоешь от ощущений. — Куроо покусывает маленькую мочку и разводит три пальца внутри чужой дырки в стороны.       Он в ответ сжимает челюсти, корчится, будто от боли, но это не так.       Ему все еще мало.       — И знаешь, что мне нравится больше всего… С каждым разом тебе нужно все больше стимуляции. Иначе оргазм так и не наступит. — парень оглаживает выступающие ребра, чуть обрисовывающиеся кубики пресса и поднимается к соскам, щекочет один пальцем. — И мне так нравится смотреть как ты мучаешься. Ты такой красивый, Тсуки…       Куроо целует загривок, прикусывает его, одновременно оттягивая яркую горошину соска.       У него подкашиваются руки и разъезжаются колени. Он все еще жмурит слезящиеся глаза и корчится, сцепив зубы. Не дает стонам вырываться наружу, лишь бы потешить этого ублюдка.       — Ты такой сладкий, Тсуки… Мой сахарный мальчик. Ммм… — Куроо вытаскивает пальцы и направляет себя внутрь, до конца, стонет чувствуя тепло, дрожь Тсуки и сжимающиеся мышцы. Но не двигается. — Ты уже заметил некоторые изменения, не так ли? — Его рука соскальзывает ниже, к пульсирующему и желающему внимания члену. Сильные шершавые пальцы гладят нежную кожу на бледном лобке. — Ты знаешь, это было после третьего раза, что ли… Хотя может ты помнишь… Я оставил тебя в душе, чтобы ты привел себя в порядок… А потом ты вышел и сказал, что сделал это для меня… Ты должен помнить это, Тсуки.       Горячая рука ползет выше, но дойдя до пупка с нажимом ведет вниз.       Его выгибает. Умелые пальцы надавливает на комок ощущений, и он вскидывается, стонет в голос.       — Да, вот так… Твой голос — моя музыка. Дыши, Тсуки… Дыши. — Куроо поднимает его на колени, прижимает спиной к своей груди, проскальзывая глубже и прижимает тонкие бедра к своим. Сорвано дышит куда-то в шею. — Уже скоро тебя должно отпустить… Совсем скоро…       Куроо широко лижет чужую соленую от пота кожу, чувствует языком бешеный пульс и начинает двигаться. Хаотично и грубо, сжимая чужие тазовые косточки до синяков и вытрахивая из Тсукишимы душу.       Тот стонет. Глотает комок в горле, не чувствует слез на щеках и хватается за сильные предплечья. Подается назад, сжимается.       Поза неудобная, но то, как в него с силой долбятся сзади, крышесносно. Он захлебывается воздухом от трения, давления на нужную точку и тихих стонов Тетсуро.       Комок в паху затягивается туже, а когда разрывается, заполняя тело истомой и спокойствием, Куроо поворачивает его голову в сторону и прихватывает припухшие губы своими. Слизывает соль, обводит кромку зубов и небо. Целует.       Чуть позже уложив уставшего, полусонного Тсуки на постель, укрывает его простыней и садится рядом. Смотрит на вырубившегося парня, вздыхает, поправляет волосы упавшие на лоб. Нежно улыбается, понимая, что зря положил такую большую дозу.       И ждет следующего пробуждения. ***       Прикрыв глаза, он вспоминает выходные и усмехается. Учитель, что-то пишет на доске, половина класса даже не обращает на мужчину внимания.       Куроо поворачивает голову в сторону соседней парты и пару раз цокает, привлекая внимание Кенмы. Тот поднимает голову от спрятанной под партой приставки. Смотрит.       Тетсуро шепчет всего два слова, усмехается.       «Спасибо, Кенма»       Он кивает. Снова опускает глаза к экрану. Думает о том, что сегодня утром пришла смска от Тсукишимы Кея, который сделал тот же запрос, что и Куроо неделю назад.       Думает о том, что это вряд ли случайность.       Думает, что это не его дело.       И углубляется в игру вновь. ***