Эйнштейн

Три года спустя POV Uruha Зал утопал в неоновых огнях, за спиной сверкали разноцветные софиты, и было такое впечатление, будто все двигалось словно по кадрам: в один момент я вижу радостные лица поклонников группы, которые тянут руки к сцене и трясут головами, в следующий - зал на мгновение погружается во тьму, и все повторяется раз за разом, только люди неуловимо для моего глаза меняют свое положение. Поначалу это было непривычно, и я с трудом ориентировался на грифе своей гитары: было ощущение, что я принял какой-то наркотик, но вскоре привык и начал полагаться не на свое обманчивое зрение, а на то, что ощущали подушечки пальцев, и давал полную свободу своим рукам - они все делали на «автопилоте». Опьяненный ощущениями от выступления на сцене и энергетикой толпы, слегка пошатывающийся Руки подошел ко мне и, вцепившись в гриф, провел по нему языком, исподлобья заглядывая в мои глаза. Черт возьми, как же соблазнительно он сейчас выглядит, причем этот знак уже был мне знаком - это значило, что вечером меня будет ждать «сюрприз». Я уже вполне четко представлял себе схожую ситуацию, только вместо грифа моей гитары было нечто совсем другого рода. Такие мысли дали вполне естественную реакцию, и я, прикрывая низ живота гитарой, выдавал очередное свое соло под визг поклонников фансервиса. Подыгрывая им, Матсумото запустил руку в мои волосы, притягивая к себе, а я мысленно чертыхнулся: такие действия порождают весьма назойливое возбуждение, из-за которого я сбился в своей партии. На это Така лишь по-дьявольски усмехнулся и прильнул ко мне, проводя языком по контуру ушной раковины. Возгласы толпы, казалось, едва не заглушили играющую музыку, а я постарался выдать выражение лица типа «Я потом убью тебя, сукин сын» за смущенную и ободряющую улыбку. Выходило не очень, но мне почему-то верили. Краем глаза я заметил, как остальная часть группы сочувственно улыбается в мою сторону: они как никто знали, что после концерта я не то что Таканори в постель затащить - я сам до кровати не дойду, усталость будет жуткая. Рейта в гримерке ляжет прямо на пол, Кай тоже не дойдет до дивана, Аой сразу пойдет покурить, и только у меня с Руки хватит сил плюхнуться на кушетку. Но, даже не смотря на это, каждый будет рад, а я - вдвойне, потому как неожиданно для меня самого Матсумото сплел свои пальцы с моими. - Малыш, ты помнишь какой сегодня день? - устало выдохнул он, с интересом поглядывая на меня. Я глубоко вздохнул и покосился на стол - там стояла подаренная бутылка отличнейшего вина, и, судя по интонации, у нас будет повод, чтобы ее распить. Мой алчный взгляд был отслежен и растолкован правильно, вот только я никак не мог припомнить, почему Така сегодня такой добрый (обычно он становился крайне ворчливым, когда я хотел расслабиться после концерта), и что сегодня за важный день. - Ты уже три года мой, Кою, - его руки обвили мою талию, а встрепанная макушка легла на мое плечо. Я так и замер под влиянием его слов. Надо же, уже целых три года прошло с того дня... Перед глазами начали проноситься события, я до сих пор помнил все до каждой мелочи. День начался ужасно и грозил закончиться так же. Игнорирование Эйнштейна и проделки Сузуми сделали свое дело – к концу пар я едва волочил ноги, а на душе было так паршиво, что хоть вешайся. Мысли носились в голове, словно обезумевшие пчелы в улее: почему сенсей перестал обращать на меня внимание? Неужели я его больше не интересую? И как с этим быть? Мне же придется постоянно сталкиваться с ним, и как, в таком случае, мне себя вести? А еще он захотел видеть Тошихиро у себя после уроков… Не хотелось думать, с какой целью, но мысли все равно напрашивались сами собой – мне и самому в начале моей учебы делали подобное предложение. Выйти из своеобразного транса меня заставил вид разозленного Сузуми, пронесшегося мимо меня, и удивленный Матсумото, который вскоре пригласил меня зайти к нему. В какой-то момент мне показалось, что он позвал для того, чтобы окончательно все закончить между нами, но, как оказалось, я ошибся: меня прижали к стене и требовательно заглянули в глаза. Все пессимистичные домыслы мигом вылетели из головы, как только я ощутил на себе его взгляд: немного волнительный, решительный и с ноткой нежности, от которого сердце томительно потягивало. - Така… - растроганно вырвалось у меня, от чего я мучительно покраснел, а сенсей, казалось, вздрогнул и взял себя в руки. - Ты будешь моим, Кою? Я несколько раз повторил в голове те мгновения, когда он говорил это. «Ты. Будешь. Моим. Кою?». Разве он не предугадал мой ответ? Разве не понял, как это прекрасно, когда нужен кому-то? Когда возвращаешься домой или в место, которое зовешь своим домом, а тебя там ждут и говорят: «С возвращением»? Вдруг он сам еще не знает, каково это? Тогда я дам ему возможность все это ощутить на себе. - Да… «Я согласен», - слегка иронично исковеркало мой ответ подсознание, на что я смущенно улыбнулся и прильнул к плечу Руки, чтобы он не видел моё донельзя счастливое лицо. Почему-то мне казалось, что со стороны это выглядит крайне глупо и наивно. Но нельзя отдавать себя и ничего не получать взамен. Конечно, всегда хочется надеяться на взаимность, однако я до сих пор сомневался, что смогу изменить этого слегка циничного и нагловатого Эйнштейна, который до меня с легкостью мог уложить любого ученика к себе в постель, да и я сам не так долго продержался. Не смотря на это, я уже все равно сказал, что буду его, так почему бы мне не испытать свою удачу? Не зря ведь он захотел этого. - А ты будешь моим? Наверное, это крайне нагло, но я все же осмелился задать этот вопрос. Я почувствовал, что Таканори собрался было обнять меня, но его рука замерла. Сомневается. Черт возьми, он сомневается, не следовало мне этого говорить! От этого уже в который раз за день по сердцу словно полоснула когтистая лапа. - Буду, малыш, куда же я денусь. Ноги в момент стали ватными, а я закусил губу. Убить бы этого гада, у меня уже столько раз сердце могло остановиться! Хотя чего это ты возмущаешься, Кою, - сам себя нагнетаешь, а когда узнаешь, что все на самом деле обстоит куда лучше, уже успеваешь концы отдать. Руки, сомкнувшиеся на моей спине, заставили выкинуть все волнения из головы. Теперь я должен верить не своим мыслям, а ему – в конце концов, мы же теперь пара, так ведь? - Три года… - эхом отозвался я, запрокидывая голову и прикрывая глаза. Столько всего произошло, столько изменилось... Тогда я считал, что вряд ли смогу осчастливить и изменить Таку, я был крайне наивным и преданным, трепетал от малейшего намека на изменения в худшую сторону, а ведь все обернулось практически наоборот: не испытывавший до тех пор подобного Матсумото через месяц с меня пылинки сдувал, оберегал как драгоценность и относился ко мне с крайней нежностью. И до сих пор ко мне так относится, о чем говорит растянувшаяся на губах улыбка, сплетенные пальцы и покоившаяся на моем плече голова. Пока существовала малейшая угроза нашим отношениям, я боялся даже на шаг отпустить его от себя, но вскоре после того случая Сузуми закатил скандал, свидетелем которого стал директор, и его отчислили. Группа постепенно начала набирать популярность, и совмещать творчество с учебой становилось все тяжелее. Я хотел доучиться семестр и покинуть школу, но Руки настоял на том, чтобы я закончил этот год и проучился следующий, аргументируя тем, что образование никогда не помешает, да и навыки по игре буду совершенствовать в течение обучения, не сильно напрягая остальных. Я, конечно, после такого разговора долгое время ворчал, но без его поддержки никогда не оставался, и все оставшееся время пролетело практически незаметно. Ближе к выпускному на меня накатила ужасная тоска: я уже ко всем привык, не хотелось расставаться с друзьями, знакомыми, но больше всего беспокоила мысль, как я буду дальше жить с Эйнштейном и буду ли жить с ним вообще. Что касается последнего вопроса, то последний учебный месяц меня доставали по полной программе: мучили намеками о якобы предстоящем сюрпризе и долгими отсутствиями в выходные. Нервы были на пределе не только у меня, но и у Рейты, который по ночам постоянно выслушивал мои жалобы и домыслы. Впрочем, роль моего личного психолога и жилетки он сохранил до сих пор. Когда наступил судный день, то есть выпускной, то озорной сенсей решил примерить на себя роль Якудзы: завязал глаза, посадил в машину и отвез непонятно куда. Всю дорогу я на него ворчал и пытался выпытать, что именно меня ожидает, но максимум, чего я добивался - неопределенное хмыканье и просьбы «немного» подождать. Причем, именно эти просьбы делали ожидание томительнее и, казалось, как назло замедляли время. Первый звук, который я услышал, когда меня привели в нужное место – собачье тявканье. Не выдержав, я с удивлением снял повязку с глаз и уставился на мелкое, пушистое и очень шумное существо под ногами. Облаяв меня, песик вцепился в штанину и начал терзать её с особым остервенением. - Ладно тебе, Корон-чан, - засмеялся Руки, поднимая тщедушное тельце. Чихуахуа начал тянуться к нему, чтобы вылизать лицо, а на меня покосился и оскалил свои мелкие, но острые зубки. Я отряхнул свои брюки и заметил, что внизу штанины появились мелкие дырочки. Ну погоди, я обязательно отомщу – это была моя любимая обновка, которую я купил за бешеные деньги с моего первого действительно крупного гонорара, а эта мелкая гадина испоганила ее. Мое недовольство было проигнорировано, и Така, сюсюкаясь с чудовищем в пушистом обличье, пошел на кухню, а я только-только задумался, чья же эта квартира. Последовав за Эйнштейном, я с брезгливостью посмотрел на уплетающего собачий корм пса. - Добро пожаловать домой, Кою, - улыбнулся Таканори, обнимая меня. Как оказалось, большую часть гонорара он откладывал для того, чтобы выкупить и обставить мебелью нашу общую с ним квартиру. Это настолько растрогало меня, что я разрыдался, и Руки пришлось долгое время успокаивать меня, большей частью – в спальне. Единственная ложка дегтя в этой бочке меда – это один крайне вредный щенок, который портил мне ботинки, вещи и к которому я до сих пор ревную. Впрочем, сейчас у нас с ним отношения не настолько плохие, скорее, мы просто миримся с существованием друг друга и изредка боремся за внимание Матсумото. На моих губах появилась легкая ухмылка. - Ты, наверное, уже забыл каково это – быть сенсеем, Эйнштейн-сан? - Почему «Эйнштейн»? – поинтересовался он, убирая голову с плеча и с любопытством ожидая ответа. Мое лицо удивленно вытянулось, физиономии Рейты и Кая приняли такое же выражение. - Ты до сих пор не знал, что мы тебя так называли? – засмеялся Ютака. - Радует, что именно называли, - фыркнул Таканори, скрестив руки на груди. Я с улыбкой потрепал его волосы, глядя, как он с недовольством пытается вернуть исходную укладку. Надо же, а когда-то все было наоборот… Теперь я понимаю, почему он с особым удовольствием делал это – не умилиться, глядя на такую мордашку, было невозможно. - И все же, почему? - Потому что «потому», - отговорился Акира, лукаво поглядывая в мою сторону, а я вспомнил нашу первую встречу с ним. Как только хлопнула дверь, класс заполнила тишина. Казалось, её можно было ощутить. Словно ураган, в аудиторию вошел учитель, и я понял, почему его называют Эйнштейном: светлые всклокоченные волосы, эксцентричная манера, сам себе на уме. Эдакая творческая личность, душой живущая где-то в параллельной реальности, а тело которой по недоразумению находится здесь. По сравнению с тем Эйнштейном, мой Така сейчас сильно одомашнился, я бы сказал, но как только он с головой погружается в творчество, то я вновь начинаю вспоминать этот момент. Иногда встречи с прошлым, конечно же, приятны, но надо двигаться вперед, жить настоящим и ради будущего. Глубоко вдохнув, я, опершись руками о колени, встал с дивана и подал руку Матсумото. - Идем домой, Руки. Надо посмотреть, не изгадил ли чего Корон-чан из моего гардероба, он любит это делать. - Да-да, - проворчал он, хватаясь за мою руку. - Не «да-да», а если что – будешь мне покупать новую одежду! - Да ладно тебе, Кою, это же всего лишь собака! Он милый! - Эта мелкая пакость может быть милой? Ха, не верю! Шутливо переругиваясь, мы вышли из гримерки, оставляя Уке и Сузуки наедине. - И все-таки они идеальная пара, - улыбнулся Юта в своей привычной манере. - О да, ворчливая женушка и муж-пофигист. - Кою же до сих пор не знает, как его окрестил Юу? - Мне кажется, нет, но все тайное всегда становится явным. - Это точно.