***
Нарцисса проснулась от неприятных ощущений, разливающихся и сковывающих низ живота. В страхе она схватилась руками за больное место и уставилась на расплывающееся красное пятнышко на подоле закрытой ночной рубашки. Паника сменилась спокойствием и гордостью. Она позвала домовичку, попросила разбудить мать, принести чистые вещи, гигиенические принадлежности и ромашковый чай. Боль уже не казалась такой сильной. Без обезболивающего зелья можно было обойтись. Зациклившись на переживании своей нагрянувшей женственности, сопряженной с морем самого разного дискомфорта, она пропустила основное – накинутый на ее шею магический поводок, спровоцировавший и приход первых месячных, показавших, как в древности, ее готовность ко вступлению в брак. С мальчиком все обстояло значительно сложнее. Принудить и сломить его было значительно более противоправным действием, убивающим саму суть, привилегию свободного мужского выбора. Люциус спал, свернувшись калачиком на своей несуразно большой постели. Он знал, что отца не будет дома этим вечером, а значит, он останется совсем один в огромном поместье, не считая четырех домовиков, общество которых его совершенно не успокаивало и не развлекало. Старый дом начинал дышать, как живое существо. Ветер стонал в трубах пустых каминов. Скрипели половицы. Портреты особенно шумно переговаривались, а шелест деревьев в саду не убаюкивал, а будил. Он не отличался особенной слабонервностью. Отец очень помог, после смерти мамы стал более предупредителен и отзывчив. Масштабы его требовательности и перфекционистского воспитания нисколько не умалились, но он всегда находил возможным обосновать свои требования, которые сводились в основном к одному, что ты Малфой, а значит, лучший и высший среди равных. Поэтому он лежал, преодолевая чувство мучительного удушья, приписав его панике и слабохарактерности. Наконец, мальчик перевернулся, встал на четвереньки, поупирался головой в подушку и поднялся. Стало немного легче. За окном метались тени ветвей, было ветрено. Люциус взял с тумбочки палочку. Ее уже приобрели у мастера Олливандера. Совсем не та старая, отцовская, с которой он баловался лет с двух. С этой выходило уже самое разное волшебство. – Люмос, – и он отправился на первый этаж. На мальчика со стен взирали заспанные, щурящиеся блондины в одежде разных эпох и зачастую светловолосые женщины. — Поглядите, какой чудный Малфойчик разгуливает во мраке, — усмехнулся какой-то предок рода, заправляя прядь за ухо. — Надеюсь, отец выпорет тебя. — Боюсь вас разочаровать, но я ни разу не был бит, чего о вас не скажешь. В спину ему полетели ругательства. А в гулком холле, стен которого не было видно в тусклом свечении огонька на кончике палочки, открывались двери. — Отец! — он хотел кинуться навстречу, но остановил себя и поклонился. — Почему ты не в постели? Я ничего не велел, но если бы я вернулся еще позже? — Отец, мне было плохо. Я чуть не задохнулся! Абраксас подошел быстро и, ухватив сына за подбородок, задрал голову и рассмотрел шею. Не хватало еще, чтобы какие-то следы волшебства отпечатались. Но все было в порядке. Хрящ, смешно выпирающий из-под белой кожи, шевельнулся: сын сглотнул. — Ешь получше. Ты что-то исхудал. — Нет, я вырос буквально на днях. Эльфам пришлось поправить одежду на целых два дюйма. — Переколдованная одежда?! Люциус, надо было вызвать портного. — Ты был занят. А я неправомочен. Железные, обоснованные доводы малолетнего сына ужаснули Абраксаса. Пожалуй, он перегнул палку с воспитанием и образованием. А теперь детство, кажется, совсем закончилось. Но Люциус никогда не истерил и не жаловался. Чего он требовал сейчас? Расширения полномочий? Дееспособности и возможности принятия решений? — Поговорим утром. Иди к себе. Спокойной ночи! — Спокойной ночи! Мальчик быстрым шагом направился в свою комнату, не обращая внимания на ворчание портретов. «Поговорим» всегда означало что-то важное. Каждый такой разговор отмечал вехи. Лекцию по поводу Хогвартса и того, каких от него ждут успехов, он прослушал, понимая, что трудиться придется много. Но, кажется, сейчас у него хотели не отнять свободу, а добавить. Чего Люциусу по-настоящему хотелось, так это чтобы отец допустил его к какой-нибудь своей деятельности. Простой помощи в разборе бухгалтерских отчетов и сверке цифр ему казалось мало. Мечты у мальчика были совсем не детские. Возможно, дело было в отсутствии друзей. Но друзья — дело наживное. Скоро в школу, а там как раз кроме подобной детворы не будет никакого круга общения. Он знал несколько мальчиков своего возраста, но все они жили в Лондоне. Встречаться приходилось редко.***
— Девочка моя, — мать расчесывала влажные после душа волосы дочери, — надеюсь, ты не испугалась?! — Мам, у меня две старшие сестры, и ты все мне рассказывала не так давно. Испугаться можно. Я не думала, что будет так неожиданно. Думала, можно как-то подготовиться, поймать. — Нельзя, и, если честно, я сама не ожидала так рано! Ты такая тонкая, нежная, пару лет точно можно было не волноваться. Ложись спать. Точно не болит? — Все хорошо! — отмахнулась девочка, демонстрируя усталость. Тонка, но как пружина: можно сжать, а, когда распрямится, щелкнет до крови. Друэлла уже знала о заключенном семейном договоре. — О чем ты думал?! И с кем? С Малфоями? А что из него вырастет, из этого мальчика? Очередное малахольное, бледное чудовище, моль ходячая со сверлящими глазками? — упрекала она мужа. — Друэлла, не разочаровывай меня! Я — мужчина. И поэтому я лучше тебя знаю, откуда исходит конкуренция. Абраксас... Да если бы я не уважал этого волшебника, не имел с ним дел, я бы предпочел не пускать его на порог. И не смотри на меня так. — Я не смотрю. Что вы задумали? Ведь заручение не главный сюрприз? — Представим их друг другу на дне рождения Цисси, чтобы меньше было слухов. Заодно и глянем на реакцию. — А? Это игра такая! — Не кипятись, а то выброс будет, как у трехлетней. Он поцеловал жену несколько раз и лег первым, наблюдая, как она снимает домашнее платье. И все-таки замечательные у них получались девочки. Такие разные, но похожие, и все с фамильными чертами Блэков, а значит, товар непорченый. Это Вальбурга пусть мальчиков плодит. А у него жена — красавица. Сколько бы раз ни вложила свои черты, все хорошо. Тем временем чертовка успела снять нижнюю сорочку, кружевные шортики и остаться в одних чулочках. Она взяла с прикроватной тумбочки палочку, но не чтобы потушить свет — слишком просто. Чулки нехотя, будто напитываясь красным снизу вверх, изменили цвет. — Ведьма! — И не устаю удивляться, как правильно я заложила душу!***
Нарцисса посмотрела список гостей. Она задумчиво пробежалась по детям — негусто. Две девочки пятнадцати лет, дуэньями при своих малолетних братьях. И кавалеры им под стать имелись. Одному вообще семнадцать. Не поймешь, кто его пригласил, взрослые или дети. Еще девочка совсем крошка — четыре года. Ага, и... как их там... Малфои. Мальчика она никогда не видела, а вот его отца пару раз имела счастье. Глаза у дяди Абраксаса были страшными. Они прожигали болезненные дыры. Казалось, что ее выворачивают наизнанку. Долго находиться рядом она не сумела. Но, даже будучи маленькой девочкой, которой возраст родителей виделся без малого дряхлостью, она задохнулась от ледяной, высокомерной красоты. Он напоминал эльфа, безвозрастный мужчина, снисходительно наблюдающий за копошением под своими ногами. Помнится, он потрепал ее по голове. От простого прикосновения его руки исходила напряженная сила. Она прокляла свою белокожесть и светловолосость. Не могла уродиться как Бэлла, с черными кудрями! Он и взгляда не бросил в сторону старшей мисс Блэк. Нарцисса оделась просто, без тени кокетства. Она отвергла варианты розовых пышных платьиц и выбрала простое бежевое с зеленой накидкой. Волосы просто заколола красивой заколкой с зелеными камнями и посчитала себя готовой. Праздник был детским, малолюдным, гости начали собираться к десяти. Стол предполагался сладким. Домовиков следить за малышней нагнали столько, что было не протолкнуться между тощеньких большеухих существ. Правда они быстро по-домовицки растворились, чтобы не мешать.***
Завтраки в доме Малфоев были хорошей традицией. Подавались они всегда на фамильном фарфоре с вензелями в церемониальном обеденном зале. Накрывались раньше, при жизни матери, как и положено, по разные концы стола. Но при этом все равно умудрялись дарить удивительное чувство сплоченности. Никто не перекусывал на ходу, одевались прилично и обсуждали насущные вопросы. Голос никогда не приходилось повышать, акустика в зале была отменной. Потому и чавкать, облизывать пальцы, отрыгивать нельзя было под страхом смерти. Сейчас традиция претерпела изменения. Они сидели бок о бок. Люциус сосредоточенно мазал маслом четвертый тост, готовясь очистить яйца бытовым заклинанием. Он не любил грязь, которая неизменно получалась при срезании верхушки ножом. Внезапно отец взял его за руку. От его прикосновения мальчик чуть не подпрыгнул. Не то чтобы отец никогда до него не дотрагивался, но всегда это что-нибудь да значило. — Сегодня мы идем в гости. — Ты говорил. Я помню. — Там тебе представят будущую жену. Несколько секунд они поиграли в напряженные гляделки, в которых никто не выиграл. Отвести взгляд от глаз сына, если он не хотел, невозможно было уже сейчас. — А моих детей, внуков и могилу мне там не представят? — Не дерзи! — Больше не буду, папа, — он опустил плечи и уткнулся носом в тарелку. Помусолив яйца, тосты, половинку апельсина, все еще ощущая грозу в воздухе, он вновь обернулся в сторону отца. — Изменить ничего нельзя? — Договор магический… — Что мы дарим? — он оскалил ровные белоснежные зубы в улыбке. — Никак, меня! От стен многократно отразилось эхо смеха Абраксаса. Он бросил ложечку на стол со звоном. — Самодовольное ты чудовище! Так и надо! Ты — подарок судьбы, желанный подарок, но с них причитается! Это что же такое! Люциус был зол, взбешен. Внутреннее кипение на высоком градусе негодования проявлялось только легкой тенью румянца. С розовым подкожным свечением, послушно, красиво колышущимися платиново-белыми волосами длиною до плеч, он заслужил уже пару трепок за щеки от особенно развязных тетушек. Худощавый, затянутый в черное с серебряной отделкой, совсем еще маленький мальчик вызывал слишком много лишнего ажиотажа. Да потому что он был красив. Природа и неистребимые семейные гены сыграли злую шутку. Он концентрировал на себе внимание, превосходя по миловидности подавляющее большинство девочек и девиц. Но назвать его женственным язык бы ни у кого не повернулся. Они подошли к виновнице торжества. И — бумс! Сейчас должна была возникнуть высоковольтная дуга, сносящая все вокруг. Дети уставились друг другу в глаза. Мелкая лупала своими большими серыми, как сова, а он не мигал, как змея, которая от природы не мигает. У девочки под кожей сложенных на животе ручек можно было проследить ниточки голубоватых сосудов, то же самое на шее, румянца на ее щеках не было совсем. Весь цвет сосредоточивался в ее губах, вызывающе малиновых, в них была как будто вся ее жизненная сила. Волосы светлые, веки тяжеловатые, но и глаза огромные. Интересная, необычная, может быть, еще вырастет в красавицу, да не все ли равно. Такие договоры не нарушаются. Волочишь потом по жизни неизменные вериги. Он знал, чтó она думает о нем. «Да, что же ты смотришь! Убери, убери, спрячь! Пошел вон! Что мне сейчас с тобой делать? А надо вообще что-то делать? О Господи, он похож на отца, похож, только лучше». Мысли сумбурно закружились. Он подумал, что мелкая будет в обморок падать, но она стала просто бессвязно скакать думками с одного на другое. Уцепилась за края юбки и присела в вышколенном реверансе, таком глубоком, что чуть не попой на пятки. В ответ, ерничая, он отвесил поясной поклон. Дети были так поглощены рассматриванием друг друга, что пропустили, как их представляли и не слышали своих дежурных ответов, произнесенных на автомате. Люциус занял выжидательную позицию немного в стороне. Старшие маялись в ожидании сладкого и танцев. Нарцисса пыталась играть с малышами. Но у нее совершенно не было компании. Ее лицо, такое эмоциональное до этого, поблекло. Люциус принял решение за доли секунды. Он подошел и обратился к девочке без церемоний, спокойным тоном, по имени. Она встрепенулась и ответила настороженной улыбкой. — Нарцисса, собери всех детей, нуждающихся в няньках. Я тут видел поначалу толпу домовиков. Вот пусть они и отдуваются. Есть у тебя безопасная детская, игровая комната, танцкласс? — Фехтовальный и дуэльный залы, — он не поверил своим ушам. — Почему? — Чтобы зеркала не побили. А там два подиума, и оба хорошо пружинят, чтобы шишки не набивать. — Это интересно. А на песчаной дорожке не пробовала, чтобы в жизни не спотыкаться. Попроси наставника, пусть трансфигурирует. Дети были мгновенно собраны, вверены домовикам. Юноши и девушки с благодарностью отправились танцевать, а Нарцисса остановилась возле столов с остекленевшим взглядом. Она излучала флюиды страха, одиночества и глухого недовольства. Жизнь в тени двух старших сестер давала о себе знать. Девчонка была отнюдь не избалованной младшенькой, хотя бы потому, что отличалась внешне. Можно было уйти с чувством выполненного долга. Танцевать он не хотел. Не танцевалось на фоне «нагрянувшего счастья». Мелкая опомнилась, смерила его странным взглядом и сухо поблагодарила за помощь в организации праздника. — Танцевать хочешь? — спросил он снисходительно. Очевидно, именно этого от них ждали. Она интенсивно замотала головой в отрицательном жесте. Странная девочка… — При доме есть сад? — и снова пантомима. Он терял терпение. У нее не было другой компании. Его общество в данный момент имело весьма странный статус. Но все это не было причиной лезть в бутылку. — Тебе не с кем больше общаться. Не ломайся. Покажи мне сад. Она вспыхнула, глаза сверкнули сталью, но немедленно потухли. С легким, приличествующим случаю поклоном девочка подала руку и вывела гостя из зала. Пройдя несколько узких коридоров, они вышли в расширенный с помощью магии садик. — Что ты обо всем этом думаешь? — спросила она резко. — Ничего не думаю. Мне неприятно было там находиться. Я ушел. Если ты считаешь, что мы творим нечто непристойное, объяснись. — Все хорошо… — отвечала она монотонно, совершенно так не считая. По закону жанра девица просто обязана была зарыдать горючими слезами. Но она напоминала скорее маленького зубастого зверька, загнанного в клетку. — В цирке выступать хорошо обучена, — фыркнул мальчишка. — Есть у вас здесь чем похвастаться? Какое дерево ты любишь больше всего? — Тебе-то, что за дело? Вон ту яблоню, — отвечала она, начав реагировать на болезненные поддевания. Сошедший румянец вновь окрасил белоснежную кожу мальчика. А Нарцисса с ужасом поняла, что чувствует некий эмоциональный отклик. Ощущение зеркала, в котором краем глаза заметил мелькнувшее отражение. Что-то его развеселило. — Яблоки я люблю! Съедим по одному. Покажи. В условиях города приходилось поддерживать слишком много чар. Потому и чары невидимого расширения, примененные к садику, были слабы. На открытых пространствах вокруг Малфой-менора парк был могуч и великолепен, со столетними дубами, естественными и искусственными прудами и протоками, фонтанами, работающими на природном напоре воды. Чарующее, сказочное зрелище! Над детьми возвышалась старая, все еще плодоносящая, но неокультуренная яблоня. Плоды висели и перезревали на самой верхушке. Парочка валялась на земле. Он пнул их носком традиционного сапога, причитающегося к костюму такого кроя даже в летнюю пору. — Червивые и гнилые… Из ваших эльфов садовники как… — он осекся и взглянул на капризничающую особу. Та уже отошла и освоилась, рассматривая его теперь с интересом, который был достоин энтомолога-первооткрывателя. Люциус дотянулся до одной из нижних веток и с ловкостью обезьяны исчез в кроне дерева. Довольно скоро он спрыгнул на землю, держа в руках два приличных не червивых яблока. Протянул яблоко даме. Но Нарцисса не взяла его, а просто наклонилась и откусила кусочек. — Клюешь, как птичка. Никакого удовольствия. С этими словами он отхватил добрую половину и протянул добытый трофей обратно. Девочка вгрызлась в яблоко и, потрепав его, оторвала такой большой кусок, что не могла прожевать. На ее лице отразились досада и победа одновременно. — Осенью ты поедешь в Хогвартс? — спрашивала будущая супруга, бессовестно плюясь яблочной мякотью. — Поступление в Дурмстранг не рассматривалось. Куда мне в тот климат?.. — Говорят, что находившимся на серьезном домашнем обучении делать на первых двух курсах нечего! — Врут. Тебя что же, и астрономии учили, не только этикету, да простейшим заклинаниям? Они вернулись в зал, уже довольно мило болтая о предстоящем обучении всевозможным магическим наукам и их важности в дальнейшей жизни. Вполне себе дееспособная беседа. Утренник подходил к концу. Зарученные раскланялись. Люциус обещал чиркнуть письмишко. Нарцисса отвечала, что будет ждать. Особого энтузиазма в лицах не промелькнуло. А вот в родительских сердцах пышным цветом расцветала гордость за успехи в воспитании подрастающего поколения.