Расчет

– Слизерин! – сказала Шляпа без раздумий. Жизнь пошла своим чередом. Он почти забыл неприятный инцидент конца лета. Учиться было нетрудно. Навык был выработан и отточен годами домашнего обучения. Некоторые преподаватели, обучавшие его дома, были более требовательны, чем сам отец, являвшийся мерилом для мальчика во всех вопросах. Почту он получал довольно скудную. Развлечений в замке никаких особенных не предвиделось. Полеты на метле были разрешены первокурсникам только в рамках занятий, где ничему новому его научить не могли. Кувыркнувшись пару раз в мертвой петле, он попросил немного свободы. Преподаватель затребовала письменного разрешения. Отец не возражал и даже прислал домашнюю метлу, которую половина полукровных волшебников разглядывали, как будто перед ними был задумчивый фестрал. Представление о том, как выглядят фестралы, доступное немногим, он почерпнул как раз не от хорошей жизни. Люциус видел смерть матери, не отходя от нее ни на шаг. Благодаря своему обаянию и развитому дару убеждения он завоевал доверие и авторитет в глазах преподавателей, декан автоматически записал его в свой клуб избранных учеников, состоявший в основном из чистокровных юных волшебников, из семей, имеющих авторитет и вес в обществе. Посвятивший довольно много не впустую потраченного времени изучению основных чистокровных домов, их ветвей и родства, Люциус без труда вычислил тех, кто оказался за бортом интереса декана (фамилии, обедневшие или ушедшие с политической арены). Таким образом, усвоив основные слизеринские постулаты поведения, которым, собственно, его и учить не надо было, юноша сделался звездой. Думать при данных обстоятельствах о «любви», было бы крайне странным времяпрепровождением для заносчивого, самовлюбленного подростка, окунувшегося в сияние славы. Но девочка Блэков иногда портила настроение, как заноза, особенно когда в памяти воскресали факты их знакомства. Могли они ничего не говорить?! Тогда возникающий образ можно было принять за интерес и привязанность, а не за священный ужас понимания неизбежного. На Рождество он вернулся домой, в страхе предвкушая, что ему навяжут кое-какое общество. Но на деле оказалось, что можно было вдоволь выспаться на любимой кровати, по которой он с удовольствием лазил во сне из угла в угол. Налетаться на метле, чуть не отморозив нос. Отец остался доволен промежуточными оценками. А и придираться-то было не к чему. Превосходно по всем предметам. Письмо от Нарциссы пришло, приуроченное к празднику. «Поздравляю тебя с Рождеством! Желаю здоровья и успехов в учебе!» Затем шло несколько густо зачеркнутых строчек, что натолкнуло его на мысль подарить девочке волшебное перо, раз она не могла с помощью магии искоренить неудачный участок писанины. «Спасибо, за удачную идею с песчаной дорожкой. Ела песок примерно с неделю, пока не приноровилась. И сестры меня просто извели, дорвались. Когда родители не видят (а когда они видят?) обе дразнят меня. Белла сама помолвлена, а туда же. А Меда, та вообще коза! Каждый раз делает вид, что разнимает нас, а сама смеется… Смеется! Прости! Вот видишь, и пожаловаться больше некому». Этот придушенный цыплячий писк души способен был выбить из колеи кого угодно. И он уже рвался защищать ее, что не вполне соответствовало общему настрою. Следовало поразмыслить на досуге, что же такое с ними сотворили, что он пыхтел и рвался в бой незнамо за кого. А мелкая нашла возможным пожаловаться ему в обход старших родственников, что должны были воспитывать своих девиц. Но наваждение очень скоро схлынуло. Буквально на следующий день он состряпал ответ в двух словах. «Не переживай! Что взять с дур, если они до сих пор не повзрослели. Скоро уедешь на учебу, и будут у вас одни заботы. Некогда будет на каникулах подначивать друг друга! Веселых праздников»! Остаток года, день рождения весной, отпразднованный довольно шумно в компании многочисленных друзей и просто подпевал, на который ему надарили уйму небезопасных шуточных игрушек, прошли незаметно. А лето так и вовсе пролетело кувырком. Полюбовавшись на отличный аттестат, отец сообщил, что они проведут все три месяца во Франции, инспектируя состояние некоторых дел, а заодно и два родовых поместья. Недаром фамилия имела французские корни и восходила к тем временам, когда вассал французского короля стал королем Англии, примерно к середине одиннадцатого века. Они сохранили свои исконные территории, процветающие под умелым руководством рачительного хозяина. Отец был весьма занятым человеком. Люциус с благодарностью относился к любой возможности пообщаться и приобщиться к семейным делам. А за летом, когда он получил возможность практиковаться и отточить свой французский, последовали осень и второй курс Хогвартса. Он увидел девчонку в обществе ее сестриц почти сразу. Зубы свело от предвкушения неприятностей. Сделав вид, что ему и дела нет, он принялся преувеличенно оживленно беседовать с отцом, получая последние наставления, сводящиеся как всегда к одному. Нарцисса не чувствовала себя потерянной и одинокой. Все-таки у нее были две сестры, окружившие ее всевозможным вниманием. Они объяснили, как происходит погрузка и разгрузка вещей. Что будет с нею перед прибытием в замок. Всегда случалось одно и тоже. Ей оставалось только по-глупому нервничать, теребя косички и стараться не думать, что будет дальше. Она немедленно выработала стратегический план действий, в котором предполагалось сталкиваться с женихом как можно меньше. Это будет нетрудно, учитывая, что он был курсом старше, да и распределение еще не произошло. – Блэк Нарцисса! Она пошла мелкими шажками, ни о чем не думая. Шляпа, по всей видимости, оригинальничать не собиралась. Она закряхтела, заскрипела и заговорила: – Интересно, но выбора мне не оставили! Слизерин! За столом уже сидели сестры. Что там, за столом, блистая ярче, чем свечи на потолке, сидел мальчишка, которого она собиралась игнорировать. Но ее потянуло именно туда, как сомнамбулу. Она просто не могла свернуть. Какой-то мальчик учтиво отстранился, впуская ее на скамью. Вместо приветствия на ухо раздалось невнятное шипение. – Шипишь, как сковородка! – оскорбилась на всякий случай несчастная жертва обстоятельств. – Приплыла, как призрак! Ты бы еще руки вперед вытянула, когда шла. И не смотри даже! Поговорим в общей гостиной. Низенькие столы в окружении глубоких зеленых диванчиков и кресел заполняли всевозможные сладости и атрибуты чаепития. Праздник продолжался. За общим ликованием, в которое ловкие слизеринские старшекурсники вплели контрабандное огневиски, так просто было спрятать легкую перепалку. Мальчишка, будучи достаточно долговязым, нависал над тоненькой девочкой-снежинкой. Ее смешные косички топорщились над плечами форменной мантии с нашивками Слизерина. Какая же из нее была змея? Ледяная фея, морозный узор на окне! Только лопающиеся от волнения губы, почти лиловые. Она дрожала, но старалась всеми силами не выдать своего страха. – Что это ты за представление устроила на ужине? У тебя родственников полон факультет! Надеюсь, ты не собираешься со мной весь год за ручку расхаживать? И провожать я тебя никуда не буду, у меня своих забот хватает. Нарцисса молчала, как воды в рот набрав. – Ответь что-нибудь! От ярости, порожденной ее немым сопротивлением, глаза мальчика потемнели на тон и стали почти графитовыми, радужка вдруг не только изменила цвет, но и приобрела странные свойства туманных колодцев без дна. – Я что, по-твоему, на сумасшедшую похожа? Конечно, не собираюсь! Но у меня есть одна встречная просьба, и тогда я точно отстану… – Ого! Меняемся? Баш на баш? Я тебе что-то, а ты мне мнимую свободу! Вот я и думаю теперь, а оно мне надо, в свете того, что ожидает нас в перспективе? – Люциус!.. Зануда… Я всего лишь хотела попросить у тебя сразу конспект по трансфигурации за первый курс. Пусть твой домовик принесет. – Я не зануда, – оскорбился он, – я всего-то забочусь о своей репутации. А что мне за это будет, если я соглашусь? – Это так просто, не сопряжено вот ни с какими трудностями… Даже не знаю, что тебе посулить? Я тебя поцелую… – Больно надо… – но за последние пару минут подобная мысль несколько раз повергла его в культурный шок. Этого просто не могло быть. Тут точно действовала поганая магия всяческих обетов. Но губы, переставшие лиловеть от страха, стали малиной, сочной, спелой малиной, к которой лезешь сквозь царапающие кусты и не замечаешь ран – так желанна цель. Часть лица, шевелящаяся и посылающая волну дыхания, в непосредственной близости порождала неправильные, совсем ненужные желания. Для чего целовать эту девчонку, если по принуждению все равно придется рано или поздно наводить мосты? Невозможно совсем уж не знать ту, с кем тебя свяжет брак. – Я подумаю, – бросил он холодно. – Сходи на трансфигурацию, может быть, еще и понравится. Заведешь свой конспект и будешь иметь отличные баллы. На том они и расстались. Люциус отправился к своим соседям по комнате, объедающимся вовсю сладким и настолько увлеченным процессом, что целого мира вокруг не было. Белла с Родольфусом заняли самый дальний уголок. Были пары и старше по возрасту, но вели себя куда скромнее. Оказывается, вокруг старшей сестрицы молнии сверкали. Она была прекрасна и недосягаема. А Андромеда ввязалась в какой-то спор. Нарцисса так и присела на большую зеленую подушку в углу. Спалось ей плохо. Всю ночь снились кошмары с глазами, поцелуями и духотой. Несколько раз она просыпалась, силясь сбросить невидимую удавку, но ее шейка оказывалась совершенно свободной. Ни покрывало, ни ночная рубашка, ни цепочка от медальона совершенно не мешались. Утром на завтраке она тщетно поискала место и обреченно поняла, что рассадка закрепилась со вчерашнего дня. Бывший сосед Малфоя по трапезам оказался слишком хорошо воспитан, чтобы драться за место с маленькой первокурсницей, которой, очевидно, было очень надо присесть именно здесь. Она села и уткнулась носом в тарелку, совершенно потеряв аппетит. – Ешь. К часу дня скиснешь. В тарелке материализовалось несколько хрустящих оладий, щедро политых растопленным маслом и медом. Она чуть повернула голову. А Люциус с каменным лицом человека на эшафоте уже резал на кусочки ломтик печеной тыквы. – Э… Кхм… – Ты хотела яичницу? – внезапно он обернулся к малявке всем корпусом. – Я хотела сказать спасибо! – как можно тверже отвечала она. Ах, какой неожиданный подвох! Какое тонкое, завуалированное зверство! И он, похоже, вычислил рецепт спокойствия. Когда он проявлял заботу, становилось хорошо и спокойно. У нее сейчас хлопушку над ухом взорви, а она и бровью не поведет. Решено же, будет тебе тетрадь. Остается надеяться, что этого хватит недели на две. И никаких расплат не надобно! Но вечером понятие о долге и чести заставило ее вытащить сопротивляющегося паренька в коридор. Они стояли в мрачном, сводчатом коридоре подземелья. Нарцисса мяла в руках конспект, сверля его глазищами, в которых свет отражался фосфоресцирующими бликами, как у кошки. – Предупреждаю, целуюсь я впервые! И это не ради чего-то там, а долг чести. – Давай уже сюда свой долг, а то от гордости лопнешь. Я потерплю. Безусловно, любой цветок увянет от такого полива. Но ей и дела не было, если она уперлась. На то ее и звали нарциссом – имя нарицательное. Ничто не могло поколебать ее уверенность в своей исключительности, разве только тот, кого умудрились назвать Люцифером. Она привстала на цыпочки, ухватила его для верности за плечи, хлопнув конспектом по шее. Потянула вниз, сокращая разницу в росте на целую голову, и припечатала губы. Малиновые, надутые, надменные пиявки к бежево-розовому полному мягкому совершенству… Несколько секунд ничего не происходило. Пока они сами по себе не начали липнуть как магнит, спекаться в бесполезный по отдельности конгломерат. Они не двигались и не дышали, удивляясь происходящему. Немыслимым усилием он оторвал ее от себя на расстояние вытянутых рук. Так как казалось, что она все еще сопротивляется, Малфой смешно упирался одной рукой в лоб, а другой совсем не смешно в горло. И это было ужасно, как задушить самого себя. Но произошедшее после ни в какие рамки не лезло. Потому что он просто съел ее, измусолил с жадностью. А она поддаваясь услужливому влиянию магнитов не разу не ошиблась, отвечая на поцелуй. Конечно, такое случалось со многими, кого просто заложили, продали, выменяли на какие-то выгоды в самом детстве. Просто никто не болтает. Или... нет? Он обнимал малявочку в темном коридоре, чувствуя, как она врастает в него, растворяется. Ощущая себя жутко взрослым, ответственным человеком. В дальнейшем так оно и было. Испуганные отцы-молодцы чувствовали, что с руками творится что-то неладное. Сигнус перенесся каминной связью и застал Абраксаса заваленного древней литературой. Тот махнул приветственно беспардонному родственнику: не до церемоний было. Что-то пошло не так и требовало немедленного объяснения. – Вызови сына из школы. Ты же можешь! – Под каким предлогом? Думаешь, он сделал что-нибудь плохое? Он слишком умен, чтобы навредить, и, прости, слишком мал, чтобы… – он осекся и разразился нервным смехом. – Смотри-ка, что тут пишут… Договор, несомненно, подтвержден. Только вот как? То, о чем мы и думать боимся, нанесло бы и нам и детям серьезные увечья. Здесь другое. Подтвержден? Да они влюбились и признались! Один подтвердивший, бессильный двинуться, возлежал на диване в общей гостиной, выставив ноги на пуфик, а другая, свернувшись в маленький комочек, прижималась к его боку. Если бы можно было так уснуть… Но пора была расходиться.