Добро пожаловать на Игры, Энни Креста

       Её улыбка безупречна до безобразия: пухлые губы обнажают неестественно ровные и белоснежные зубы. В Четвёртом дистрикте белый выглядит чужеродно, а самым светлым и чистым оттенком является кремовый: это цвет жемчуга, старых кружев, зефира в местных кондитерских и застарелого пеницилина в госпитале для бедняков. Белый слишком чужероден и вместо чистоты и невинности, который априори был заложен в его трактовку нашими предками, ассоциируется лишь с играми: белозубые чиновники из капитолия, форма миротворцев, белая роза на лацкане президентского костюма.        Интересно, это какая-то краска или всё дело в нормальной зубной пасте? Из-за дороговизны зубного порошка мы делаем её сами, смешивая дешёвый глицерин, сухую глину с местных пляжей и порошок из сушёных мятных листьев. Если втирать эту жижу в зубы раза два-три в день, то годам к тридцати есть шанс сохранить бо́льшую часть зубов.        — Меня зовут Цимбелин, я рада приветствовать вас здесь!        Говорит так, будто пригласила нас в гости, типичная капитолийка с их стандартными имперскими амбициями.        — Это очень радостный и важный для всех нас момент! К дню великого единения и искупления грехов мы шли вместе, рука об руку, долгие годы теряя и приобретая уверенность в завтрашнем дне и укрепляя дух. Сегодня мы сильны и смелы. Вместе.        Капитолийка стиснула микрофон со всей силы своих маленьких ладошек и опустила лицо. Театральная пауза. Одна, две, три секунды… И, наконец, кульминация — резко вздёрнутый к небу нос.        — Воображала! — Марлин незаметно дёрнула меня за юбку.        Я улыбнулась:        — Кого-то она мне напоминает.        Марлин закатывает глаза, но улыбается — из нас двоих она более артистичная, что с удовольствием использует для, как она выражается, всеобщего блага. Обычно это благо было более простой работой на заводе или лишней рыбной котлетой на обеде: «Но как же так, кто-то съел мою котлетку, я совсем оголодаю! Ах, мои тонкие косточки и бледные щёчки, да вы моей смерти хотите! Вот умру прямо сейчас! Да, прямо сейчас, уже чувствую, как кишки сворачиваются от недостатка еды в жгут!».        Поразительно, но обычно повариха ей верила. Ну, или делала вид, что верит, а сама просто не хотела слушать заунывный вой о какой-то пропавшей лососёвой котлетке. Справедливости ради — мы не голодали. Наш дистрикт богаче большинства остальных: у нас есть выход к морю, благоприятный для большинства овощных и фруктовых культур климат, постоянные поставки хлопка и зерна. Капитолий богато награждал нас за повиновение и щедрые дары моря, в свою очередь мэры не отстают и всячески угождают Капитолию, создавая академии по подготовке трибутов, тренировочные площадки и праздники в честь Голодных игр. К сожалению, большинство жителей не видят никакого выхлопа от этого богатства — бо́льшая часть ресурсов уходит на поддержание комфортной жизни семей миротворцев, финансирование академии, праздников и балов в усадьбе мера, а также покупку оборудования для добычи рыбы.        Да, мы действительно баснословно богаты, но лично твоё благосостояние зависит от того, как широко ты интерпретируешь слово «мы».        — Итак, — Цимбелин вытирает щеку, словно пытается смахнуть слезу, — великий день. Я привезла в вам в дистрикт праздник, но приехала не одна.        Изящный пальчик в перчатке указал на новенький экран на стене мерии, где в это время прыгали какие-то помехи.        Я уже знаю, что это будет: очередной фильм о величии Капитолия и его огромной роли в равновесии и мирном существовании.        Помехи сходят на нет, и экран постепенно озаряют нежные оттенки голубого, ассоциированные, разумеется, с водой и богатыми рыбными промыслами. Лазурный и совершенно несвойственный нашему дистрикту цвет трансформируется в пляж с белоснежными лодочками, новеньким пирсом и счастливыми рыбаками. Загорелые и голые по пояс мужчины смеялись и улыбались, подтверждая слова закадрового голоса о счастье и богатстве Капитолия благодаря нашему труду и заботе. Звучит слишком пошло и глупо, даже для капитолийских режиссёров. Интересно, они хотя бы видели реальные пляжи Четвёртого?        Девочка, стоящая спереди меня, икает, выдавая свою нервозность. Я улыбаюсь, не без удовольствия отмечая, что обыденность её икоты выдаёт всю реальность ситуации без напускной пыли в глаза от капитолийской красотки.        Сама же красотка прикрыла глаза и покачивается в такт музыки, шёпотом повторяя слова, произносимые в видео: «Доблестные, традиционные, щедрые жители дистрикта всегда славились своим трудолюбием и лояльностью к политическим решениям Капитолия…».        Ощущения такие, будто меня погладили против шерсти — нас хвалят за покорность. Ну не бред ли? Какой дурак будет гордиться своей податливостью. Мы все просто тру́сы, и это вовсе не достижение.        Наконец экран темнеет. Я чувствую, как в районе кишечника зарождается волна паники и начинаю выстукивать подошвой ботинка ритм, который сама же придумала пару секунд назад: «Та-да, та-да-да-да, та-да, та-да, та-да-да-да…».        — Ах, это просто прекрасно! Ценность доверия, оказанного нам Капитолием сложно описать! — Цимбелин поджимает губы и покрепче обхватывает микрофон, — Пришло время и нам отдать должное его щедрости. По традиции, окажем честь дамам!        Вытираю вспотевшую то ли от жары, то ли от ужаса ладонь о юбку и беру Марлен за руку.        Капитолийка придирчиво перебирает бумажки с именами. Их там около двух тысяч, если не меньше, каков шанс, что вытянут моё имя? Микроскопический?        Бумажки шуршат и проскальзывают между пальцев, словно маленькие змейки. Моих там всего-то шесть, а это значит, шанс, что попадётся именно моя, меньше одного процента.        Цимбелин вытягивает имя, но в последний момент зацепляется браслетом за край куба и роняет листик с именем.        Если меня не выберут, на следующую Жатву обязательно сплету браслет из шалфея на удачу: пару месяцев назад Марлин подслушала разговор двух дочерей миротворцев, которые обсуждали новую капитолийскую моду - обереги из шалфея. С тех пор Марлин постоянно таскает из огорода шалфей и плетёт себе венки и ожерелья, чтобы притянуть богатство, удачливость, хорошие оценки и прекрасного принца из Капитолия, а я всегда посмеивалась над ней, не верила. Если выживу, обвешаюсь ими с ног до головы, никто и глаз не увидит.        Посланница капитолия наконец справляется с браслетом, успешно вытянув имя, и улыбается в камеру - первая задача решена. Вскинув руку с бумажкой к небу, она шепчет в микрофон:        — Наша будущая победительница — это Энни Крезто.        Долбаный карась, это я. Сердце пропускает удар, а ком тревоги взрывается в кишечнике. Я уже знаю, что будет дальше — никто не выйдет, и капитолийка поймёт, насколько сильно облажалась.        — Мне показалось, она назвала твоё имя. Какая-то Кризто, ты не знаешь её? — Марлин хмурится и начинает озираться, в поисках движения.        Разумеется, никто не выходит, и по рядам начинают шептаться. Капитолийка мнётся с ноги на ногу, продолжая держать на лице нервную улыбку        — Энни Кризто, может я неправильно ставлю ударение? Может Кризтооооо? Кризтоооо, Энни Кризтооооооо?        Шалфей. Я соберу весь шалфей, который найду. Нет, лучше убегу и спрячусь в огромном ивовом дупле. Они ни за что меня не найдут. Ни за что и никогда!        Мне не хватает воздуха. Вырываю руку из ладони Марлин и разворачиваюсь в сторону выхода с площади, сама не осознавая, что собираюсь сделать. Впрочем, почти сразу я врезаюсь в стоящую позади девочку, оттаптывая ей обе ноги сразу. Она шипит от боли и хватает меня за локоть:        — Энни, какого чёрта ты творишь? Это новые ботинки. Свои мне отдашь, если испортила!        — Да, я, конечно, забирай, да, забирай всё, я… — нужно уйти, немедленно!        — Что происходит? Энни, ты с ума сошла? — Марлин хватает меня за руку и шепчет девочке в оттоптанных ботинках:        — Кати́на, помоги, у неё истерика.        Та неохотно берёт меня за вторую руку и шепчет:        — Дыши, дурёха, и ни шагу больше, а то нас накажут из-за тебя.        Со сцены не видно нашей потасовки, да и есть ли кому-то дело до детской истерики, когда потеряно пушечное мясо? Мэр переговаривается с помощником и семенит к капитолийке, ставшей от стресса практически такой же белой, как её собственный парик:        — Давайте перетянем имя, не можем же мы искать мифическую девочку!        — Нельзя перетягивать, это рушит всю концепцию! Капитолий не ошибается, это ваша вина! Найдите девчонку, сейчас же! — и добавляет уже в микрофон, состроив миролюбивую улыбку:        — Малышка, хватит прятаться, мы ждём! — Цимбелин кладёт листик с именем на столик у чаш и, прикрыв ладонью микрофон на сцене, ображается к меру: «Вы ещё здесь? А где же девчонка?».        Тем временем из группки взволнованных менторов выходит Финник Одэйр. Как истинный король сцены, он плавно пересёк помост, даже не вынув рук из карманов пальто, и, не обращаясь к кому-то конкретно, произнёс:        — Разрешите уточнить? — не дожидаясь разрешения, он разворачивает потрёпанный листик прямо на столе.        — Мистер Одэйр, это государственная тайна, а вы совершаете преступление! Президент вас не простит! — капитолийка сменяет окрас с белоснежного на пунцовый и пытается выхватить мою субьду из-под загорелой ладони ментора.        В свою очередь он очаровательно улыбается, сминает бумагу и, спрятав её в карман, шепчет: «Уже простил».        Когда ментор плавно наклоняется к микрофону и произносит «Имя девушки — Энни Креста», с крыши ближайшей пекарни взлетает парочка колибри.