Добро пожаловать на Игры, Энни Креста

      ЭННИ       Шпиль на заводе по производству стеклянных безделушек и витражей для богачей действительно был в форме полумесяца. Его обрамляло несколько десятков маленьких звёздочек величиной со сливу. Разноцветные кусочки металла старательно отражали лучи восходящего солнца, хотя из-за матовой поверхности это было практически невозможно. Поезд стоял на дозаправке, и я, сидя на горе подушек у изголовья кровати и припав ладонями к окну, наблюдала за шпилем, торчащем из-за высокого бетонного забора в паре метров от нашего застывшего поезда.       Я думала о посыпке для кексов. Во втором классе Мэриам, моя одноклассница не из приютских, рассказывала, что лишилась первого молочного зуба, обломав его о грильяжную звёздочку со своего восьмого деньрожденного кекса. Она раздувалась от гордости, когда рассказывала о своём приключении, и деловито вынимала из нагрудного кармана пиджака зуб со следами запекшейся крови, когда хотя бы кто-то был готов слушать, а я завидовала, завидовала, завидовала. У меня никогда не было дней рождений и уж тем более кексов.       В соседнем купе чихнул Финник. Поразительно, что в моей комнате есть личная ванная; гардероб со среднестатистическим за последние двадцать лет для трибуток из Четвёртого размером; экран для управления температурой комнаты и затемнением оконного стекла; стерео со звуками природы для сна и успокоения и маленький холодильник с соком и печеньем, но нет приличной шумоизоляции стен. Они сделали это специально. Чтобы мы следили друг за другом и ябедничали.       Спит ли Аспен? Если нет, то наверняка сидит, припав стаканом к стене, как мы делали это в детстве, когда в кабинете коменданта решался вопрос о наших наказаниях, и слушает. Его купе находится слева от меня, так что когда я вернулась к себе, сразу закрыла дверь в уже прибранную ванную, радуясь, что Финнику не пришлось ломать замок.       На самого ментора я злилась, поэтому когда чих повторился, тихо, но вслух пожелала ему задохнуться соплями. Хитрый лис поймал меня в тот самый момент, когда я окончательно расслабилась и успокоилась, и сбросил груз собственного чувства вины и долга:       — Слушай, нам стоит обсудить кое-что важное. Вообще-то мы с Мэгз решили, что она зайдёт к тебе перед завтраком, и вы всё обсудите, ведь она лучше разбирается в людях и может подобрать для всех правильные слова, но думаю, мы должны это решить сейчас, когда уровень нашего взаимопонимания и доверия так высок. Чем раньше, тем лучше, верно?       Я не была из тех людей, которым нравится, когда пропитанную засохшей кровью вату отрывают от раны. Вариант с замачиванием в тёплой воде наиболее гуманный, но обычно в экстремальных условиях не бывает возможности согреть воду или даже просто её найти, так что Финник нежно приподнял край повязки и резко дёрнул:       — Твой друг Аспен… Он здесь. Едет в качестве второго трибута, как доброволец. На секунду в моём расслабленном успокоительным препаратом и неспешной беседой мозгу вспыхнула радость, а потом и надежда на то, что Аспен сделал это ради меня, чтобы помочь выбраться из поезда и избежать смерти. Это бы означало, что все мои детские сны наконец-то сбываются, и мы вместе, взявшись за руки, бежим в закат от всего мира. Но потом я впала в ступор, сопоставив все факты. Он не зашёл ко мне, не ожидал, когда я очнусь, хотя, чёрт побери, наверняка слышал, как я разрушала свою ванную комнату, которая, судя по стандартной планировке вагона, прилегает прямо к его спальне. Он не был здесь ради меня. Аспен сделал то, чем пугал нас столько лет — увидел лазейку и протиснулся на сцену.       Я не была шокирована, потому что всегда в глубине души понимала, что Аспен воспринимал меня скорее как бесплатное дополнение к сестре, но, тем не менее, не смогла подавить чувство растерянности и страха, наступившее после осознания эгоистичности и безразличия друга:       — И что Аспен сказал? Только что мы дружим?       Финник сглотнул:       — Что вы дружили и росли вместе. Так что, не сочти за грубость, но ты очень чувствительная и ранимая, так что мы втроём решили, что должны предупредить тебя заранее обо всём, — последнее предложение Финник произнёс, уставившись в свою тарелку, то ли стыдясь своей оценки моего характера, то ли переживая, что я впаду в истерику и забрызгаю его пеной изо рта.       Финнику не хотелось заниматься неблагодарной работой и возиться с моими чувствами, и я была этому рада. Разглядывая тарелку, он упустил, как бледность на моём лице сменилась ярко-красным оттенком, а рот изобразил подобие улыбки смертника на эшафоте.       Как бы я поступила, если бы завтра утром увидела Аспена, сидящего над тарелкой овсянки в столовой? Наверное, застыла бы в шоке, обрадовалась, а потом поняла всю суть и… Что и? Я абсолютно не знала, что бы чувствовала тогда, поскольку даже сейчас мне было абсолютно не ясно, что чувствовать и как поступить. Возможно, мне стоило заплакать, закричать, забиться в истерике или пойти и вытащить Аспена из уютной кровати, откусить половину лица и яростно сожрать, чтобы навсегда избавить от самоуверенной улыбки. Но мне было просто больно, и я не знала, как защитить себя от этой ранящей правды, в которой принцу Аспену было действительно плевать на меня, свою принцессу в башне, поэтому он пошёл к драконам, поджидающим у стен замка, чтобы вместе развести огонь и зажарить мой труп. Если понадобится, он растолкает профи и нападёт на меня первым. Если бы для него имели хоть какое-то значение все эти сказки о том, как мы были дружны, пока росли вместе, проданные менторам, Аспен не пошёл бы добровольцем вместе со мной.       Я не была ранимой и чувствительной, как посчитал Финник. Это банальная трусость. Аспен, как никто другой, знал это с того самого момента, как я начала таскаться за ним, воображая, что он и мой старший брат, а потом краснела каждый раз в его присутствии, потому что детская привязанность превратилась во влюблённость. Он знал, что я слабая и пугливая, но всё равно сделал то, что обещал все шесть лет с момента, когда ему исполнилось двенадцать.       Он был прав. Это действительно его последний шанс вытащить Марлин из нищеты, и думаю, она сама его поддержала, учитывая то, что ко мне она даже не решилась заглянуть, когда нам дали время для прощаний. Я была практически в отключке, но хорошо запомнила директрису и её худые руки у воротника блузки, где она копошилась, пытаясь отцепить брошку, так что не сохранить в памяти шумную и заполняющую собой всё пространство комнаты подругу я просто не могла.       Да, он был прав. Но лишь в том, что предпочёл мне возможность не жить в нищете. Я не могу его в этом упрекать, да и пытаться помешать не стану, ведь что есть «я»? Трусливая подружка его младшей сестры, так что он мне ничего не должен. Равно как и я ему.       Я снова грызу ногти. Прямо как в семь лет, когда меня пытались заставить бросить эту гадкую привычку, обмазывая пальцы то луком, то чесноком. Я любила и лук, и чеснок.       Ментор чихнул в третий раз, словно ручная собачонка, засунувшая нос в цветочную клумбу. Благослови тебя господь, Финник Одэйр, живи долго и процветай. Нам ещё предстоит немного поработать вместе, так что не вздумай загнуться раньше времени от простуды.       ФИННИК       У меня было ощущение, словно я выплюну лёгкие после очередного «апчхи». Вентиляционная система в застывшем на техосмотр и дозаправку поезде работала плохо, так что я медленно умирал, проклиная эту традиционную многочасовую остановку. Я ненавидел Первый дистрикт. Не столько за стекающих в столицу богачей, жаждущих заполучить кусок сочного молодого «мяса», более подготовленных трибутов, которые рвали моих на куски, не моргнув, и даже не за пособничество Капитолию в изматывании более бедных дистриктов, сколько за огромные, просто бесконечные цветочные поля, находящиеся на границе с Третьим.       Шёл жаркий и засушливый май, и раскалённые до предела за какие-то два часа после восхода солнца поля изрыгали из себя тонну пыльцы и ароматов, от которых я не мог спастись даже в ванной комнате. Моя зашторенная спальня, напоминающая берлогу, словно наслаждалась моими мучениями и отвечала щебетом колибри, охотницей за цветочными нектарами. Я включил стереосистему около часа назад, когда попрощался с Энни и полностью вымотанный вернулся в своё купе. Я надеялся успокоить нервы в теплой ванне, а потом проспать и остановку, и её убийственный эффект, пока в комнате шумят водопады и стрекочут цикады, но вместо режима расслабления и убаюкивания мой мозг, перепутав кнопки, нажал на «сомнения», «идеи» и «страхи» по очереди.       Подушка была горячая, словно у меня был жар, хотя я выкрутил кондиционер до семнадцати градусов тепла. Я лёг минут сорок назад, когда высушил волосы и начеркал Мэгз записку, чтобы утром она не беспокоила ни себя, ни Энни «большим разговором».       Пожалуй, Мэгз будет мной гордиться. В конце концов, я сделал половину всего, что мы запланировали на завтрашний, а точнее уже на сегодняшний, день. Энни была в курсе второго трибута, так что осталось лишь разобраться с незадачливой парочкой и разграничить их интересы. Я не знал, есть ли у Аспена заинтересованность в Энни, как в ком-то большем, нежели воспоминании о беззаботном детстве, но вот сама Энни явно ждала другого поступка от соперника.       Возможно, нам стоит обсудить завтра, что в нашу стратегию не входит разыгрывание спектакля с несчастными влюблёнными. Зрителям нравятся подобные драмы на арене, поэтому каждый год появляются намеки на сблизившихся в процессе совместной подготовки трибутов. Правда, долго сидеть на золотой жиле не получается — кого-то из любовников быстро убивают, порой это совершает даже их так называемая вторая половинка. Чем больше крови и зрелищности, чем лучше тебя снабжают спонсоры, поэтому парочки — хорошая мишень, привлекающая к себе больше внимания. Как бы капитолийцы не пищали о прелестях любви, родственных душах и несчастных любовниках, больше они всё же предпочитают хорошее убийство. Не могу их в этом упрекать — мне, как и всем нам, разрушать проще, чем строить.       Надеюсь, Энни не питает каких-то надежд относительно их с Аспеном совместного образа. Тащить эту заранее проигрышную идею разделенной жестокими обстоятельствами парочки — самоубийство и, если она будет настаивать или снова впадать в истерики, то мне придётся вернуться к изначальному плану, в котором девчонка не играет особой роли. Сноу хочет видеть в победителях девушку, но думаю, я смогу убедить его, что для личного бренда любая победа будет выглядеть выигрышно. Чудес не бывает, так что мисс Креста — живой труп. Если Сноу хочет больше женщин-победительниц, то ему придётся подождать ещё год или вернуться во времени и отменить наказание для Зары.       Энни мне понравилась. Она была наивной и показалась мне не особо сообразительной, но с ней было приятно общаться. Не было таких привычных пафоса и высокомерия, пользоваться которыми я и сам привык за последние годы. Она была человеком и не стеснялась это показать. Что касается Аспена, ему явно не хотелось думать, что он сам нуждается в моей помощи или наставлениях. Заносчивый и самоуверенный, показал слабость лишь раз, когда рассказал об их с Крестой детской дружбе и своих сожалениях и опасениях на этот счёт. Слабое место, но вряд ли это можно как-то использовать, тут скорее вопрос не привязанности, а чувства вины. Мистер Аспен Прюэтт казался твёрдым орешком, но мы оба заинтересованы в его победе, так что я просто обязан найти подходящие щипцы и молоток. Мэгз будет проще, если она в первую очередь займётся Энни. Моя старушка имела слабость к обделённым и несправедливо угнетённым, так что для неё не составит труда получить доверие девушки. Разумеется, я буду на подхвате, но глупо возлагать на эту девочку хоть какие-то надежды. Наша задача — найти парочку сердобольных спонсоров, которые помогут ей продержаться на арене чуть дольше, и правильно выстроить образ леди в беде; от Энни же требуется лишь сносно, хоть и посредственно, выступить на отчётной тренировке и чуть чаще мелькать на страницах газет и журналов в милых нарядах киношных пастушек.       Ещё никогда мой план не был таким жалким.