Бесконечное путешествие

Мы проехали множество различных мест после той встречи с веселыми ребятами и жизненно необходимого мне разговора, но нигде не останавливались дольше двух-трех часов. Погода за окном автомобиля становилась прохладней с каждым днем. Через несколько дней нашего путешествия, наполненного разговорами, шутками и, в целом, приятным времяпрепровождением, мы снова заехали в незнакомый лес, обнаружив на карте небольшое озеро недалеко от дороги и заинтересовавшись им. — Как-то здесь мрачновато, — говорит Гермиона, когда мы проезжаем по извилистой дороге, задевая машиной ветки, корни и первые опавшие листья. Внезапно Гермиона вскрикивает, и я слышу, как что-то огромное (скорее всего, ветвь старого дерева) бьется о стекло машины, протаскивая свои тяжелые листья за собой по периметру машины. Широкая и громоздкая, судя по звукам, конечность дерева зацепляется за крышу автомобиля. Гермиона в считанные секунды тормозит. Невольно подаюсь вперед. Резким движением ветка отцепляется от машины, с громким и трескучим звуком возвращаясь в свое исходное положение. — Все хорошо? — я поворачиваюсь на пассажирском сиденье, пытаясь схватиться за Гермиону, которая обеими руками вцепилась в руль и словно оцепенела. — Гермиона! — уши как будто закладывает, и я слышу каждый удар своего сердца, отзывающийся пульсацией во всех частях моего тела. После многочисленных неудачных попыток схватиться за девушку, задевая при этом все, что находится рядом, я все же нащупываю ее руку и крепко хватаю ее. — Все хорошо? — повторяю свой вопрос, тяжело дыша. — Я, — запинаясь, говорит Гермиона, медленно отпуская руль и держась за мою руку, — я просто испугалась. Так… неожиданно. Я опускаюсь обратно на сиденье, отпуская руку Гермионы и шумно выдыхая. Тревога и чувство паники постепенно рассеиваются в воздухе, как дым. — Что с машиной? — спрашиваю я, а Гермиона открывает окно и, вероятно, высовывает голову из окна. — Ни царапины, — говорит девушка, — только несколько сухих листьев. Слышу, как машина снова продолжает движение. Пару мгновений назад, когда по звукам я представил самую страшную картину происходящего, я схватился за руку Гермионы. Касание, будто молния в пасмурную погоду, поразило меня. Словно через меня пропустили электрический ток. Встряхиваю головой. Мысли о соприкосновении рук в напряженный и угрожающий жизни момент не поддаются и не собираются исчезать после попытки разогнать их движением головы. Или я не хочу, чтобы они исчезли? — Вот и озеро, — тихо произносит Гермиона, останавливая машину. — Тут деревянный домик около него. — Серьезно? Можем остановиться здесь, — говорю я, представляя бревенчатый дом, окруженный древними елями и небольшим озером. — Можем, — Гермиона выходит из машины и выводит меня. — Если хозяева не будут против. Мы идем, как я понимаю, по направлению к дому, обходя кустарники и наступая на сухие ветки, которые разламываются с громким треском. Наши шаги кажутся невероятно шумными не только потому, что мы ступаем по лесной земле, но и потому, что в лесу довольно тихо. Птицы здесь не насвистывают протяжные мелодии, а мелкие насекомые лишь изредка пролетают над ухом. — Старые ели обступили этот домик со всех сторон, — говорит Гермиона, держа меня за локоть. — Через густые кроны темно-зеленых деревьев проглядывает небольшой кусочек пасмурного неба. Возможно, будет дождь. Мы подходим к дому, и Гермиона стучит по старой, ветхой двери. Эхо от стука разносится по лесу, теряясь в его чащах. Пока я рисую в голове картину хмурой погоды и обветшалого домика, Гермиона стучит еще раз и дверь скрипит. — Фред, — тихо говорит девушка, и я достаю палочку из кармана. За это путешествие я практически забыл, что являюсь волшебником. — Тут никого нет, — произносит Гермиона, растягивая слова. Мы медленно заходим внутрь домика. Гермиона шепчет: «Люмос», я делаю то же самое, и продолжаю идти с девушкой под руку, освещая ей путь. — Никого, — произносит Гермиона. Я убираю палочку, как и Гермиона. Неожиданно входная дверь, оставшаяся позади нас, скрипит, и я слышу чьи-то тяжелые шаги. Мы резко поворачиваемся. — Кто здесь? — слышу хриплый старческий голос. — Простите, — отрывисто говорит Гермиона, не смея достать палочку и, скорее всего, вглядываясь в темноту. — Мы стучали, но никто не ответил и… — Возьми на столе спички, зажги свечу, — говорит старик, кашляя и, видимо, не слушая Гермиону. Слышу, как старик кладет что-то на пол, скорее всего, ветки, которые набрал в лесу. Девушка отходит от меня, оставляя одного. Слышу, как Гермиона чиркает спичкой и зажигает свечу. Снова берет меня за руку, подводит к столу и сажает на лавочку. Напротив, видимо, садится старик и тут же вскакивает. — Чая бы вам предложить, — слышу медленные шаги, потом старик останавливается и будто вспоминает, зачем он встал, — чая, да. — Фред, — шепчет Гермиона, вероятно, следя за действиями старика. — Он слепой, Фред. Я сглатываю подступивший к горлу ком. — Слепой? — заикаясь, спрашиваю я. — Странники вы, так ведь? — спрашивает старик, покашливая и возясь с чем-то недалеко от нас. — Да, путешествуем, — говорит Гермиона и прибавляет вполголоса мне на ухо, — здесь одна комната, что-то наподобие кухни рядом с выходом. Стол напротив окна, печь чуть дальше… — Ну, хватит ему обстановку рассказывать, — перебивает ее старик и подходит к столу, — сам, поди, увидит. — Не увижу, — отрывисто говорю я, чувствуя, как старик ставит на стол тяжелые кружки. — Разбирай, молодежь, — кряхтит старик, не обращая на меня никакого внимания. Гермиона берет одну кружку и другую подает мне. — Один я живу, — говорит старик, а я отпиваю что-то горячее из кружки. На маггловский чай, который Гермиона давала мне пробовать в одном из кафе, попавшихся нам по пути сюда, этот напиток не был похож. — Травы сам собирал, травянистый чай пьете, полезный. — К вам часто путешественники заходят? — спрашивает Гермиона после долгого молчания, ставя кружку на стол. Я неспешно делаю глоток за глотком, поставив локти на стол (скорее всего, дубовый) и обхватив теплую кружку руками. — Всех к озеру тянет, — усмехается старик и начинает кашлять. Кашляет он долго, а потом продолжает. — Небось, и в лесу хотели погулять? А я бы не советовал ни к озеру близко подходить, ни к лесу. — Это почему же? — говорю я. — Мало ли кто там водится, — загадочно проговаривает старик, делает большой глоток из своей кружки и ставит ее на стол. — В каком смысле? — спрашивает Гермиона, садясь ко мне поближе. — Ну, твой слепой помочь тебе вряд ли сможет, — говорит старик, а я издаю легкий смешок. Не потому что мне смешно, а потому что он прав. Прав, и этой правдой задевает меня за живое. — Гласит легенда, что и русалки в озере обитают, и леший в лесу живет, лес защищает. Я поворачиваюсь к Гермионе, надеясь, что она смотрит на меня в ответ. — Вы верите в легенды? — лишь говорит она. — На старости лет-то и не верить, — усмехается старик, — русалок я сам видел, а леший-то перед вами сидит. — Но как же вы видели… — начинает Гермиона, но старик ее перебивает. — Если слепой я? Так ведь вон, твой спутник тоже слепой. Ничего же, и природу увидел, и знакомых ваших новых, и все-все нарисовал… — В своей голове, — заканчиваю я, потрясенный всем тем, что говорит старик. — Это только воображение. — А воображение есть наша самая истинная правда, которая в то же время и ложь. — Как… Как вы узнали? — запинаясь, спрашивает Гермиона после некоторого молчания. — Мне еще много веток собрать надо, вечера предвещают быть холодными, — говорит старик, не отвечая Гермионе и начиная кашлять. Он встает из-за стола, и я слышу отдаляющиеся шаги. — Дождь можете переждать, на окне радио найдете, послушаете, — старик открывает скрипучую дверь и в конце прибавляет, — а потом поедете, ночь в наших краях очень красивая. Я знаю, мне странники рассказывали. Дверь захлопывается с громким стуком, и с этим стуком содрогается весь дом. Мы еще долго сидим в тишине, пока наше молчание не нарушает звук дождя. Капли стучат по оконным стеклам, по земле. Тихо воет ветер, когда я решаюсь заговорить. — Как думаешь, он один из нас? — Волшебник? — Гермиона говорит тихо, вставая из-за стола и подходя к окну, — он же сказал, что он леший. В мире магглов нет леших. И русалки в озерах не водятся. Но то, что он знает, кто мы такие, это точно. — Все, что он сказал, смахивает на бред сумасшедшего, — усмехаюсь я. — Не все, — утверждает Гермиона и, взяв радио с подоконника, садится обратно на лавочку, пытаясь настроить его. — «Воображение есть наша самая истинная правда… — …которая в то же время и ложь», — договариваю я слова старика, которые прочно застряли в моей голове. — Он слепой, Фред! — восклицает Гермиона. — Я знаю, что ты хочешь сказать, — я мотаю головой в разные стороны, — не надо, Герм. Слепой старик, который непонятно откуда знает обо мне и о Гермионе, вероятнее всего, все, и который живет один в лесу. Безусловно, это кажется каким-то ключом к разгадке. Я не могу пропустить его слова о воображении мимо ушей. Ведь все, что говорит мне Гермиона, я воспринимаю и отображаю в своей голове как правду, в полном смысле этого слова. Значит, воображение действительно является правдой, но в то же время оно искажено нашими догадками и в корне отличается от реальности, что делает ее ложью. Встряхиваю головой. Мысли путаются, заплетаясь во множество сложных узлов, которые, на мой взгляд, невозможно распутать. Сделать это может только… — Здесь ловит лишь одна волна, — вздыхает Гермиона и ставит радио на стол. — Но это очаровательная песня. Слышу тихую мелодию и красивый голос, поднимаясь с лавочки. Нащупываю плечо Гермионы, и чувствую прохладный ветерок, когда она резко поворачивает голову. Протягиваю ей руку. — Серьезно, Фред? — усмехается Гермиона. — Абсолютно, — она поднимается и ведет меня за руку в центр домика. За окном не прекращается дождь. Представляю, как капли медленно стекают по стеклу, а мы медленно танцуем в такт музыки в темноте маленького домика. Поднимаю руку, ладонью вверх, слегка касаясь руки Гермионы. С чувством, будто в замедленной съемке, мы танцуем на фоне окна, разговаривая и смеясь. Окно распахивается, в комнату влетает прохладный ветер, принося за собой пыль и редкие капли дождя. Я обнимаю Гермиону, чувствуя запах ее духов и касаясь ее волос, заплетенных в тугой хвостик. Несмотря на ветер, вовсю гуляющий по дому, на дождь, холодные капли которого пытаются достать до нас из раскрытого окна, рядом с ней погода и вся действительность в целом мне безразличны. Я ощущаю мягкую и нежную теплоту от ее руки, которую крепче сжимаю в своей. Мы продолжаем танцевать в медленном темпе, пока песня не заканчивается небольшими помехами, и радио окончательно перестает работать. Я отхожу от Гермионы, нащупываю лавочку, затем стол, следом рукой ощущаю холодный подоконник и, наконец, само окно и закрываю его. — Вдруг ты заболеешь, — тихо говорю я, когда Гермиона подходит ко мне и берет меня за руку. Снова чувствую тепло, которое помогает согреться нам обоим. Мы еще долго держались за руки.