Игры бессмертных

* По лесной тропе, скрываясь в тени деревьев от палящего солнца, бодро шагал путник. Одного взгляда на этого человека было достаточно, чтобы понять, что он либо непобедимый разбойник, либо великий герой: могучее сложение и тяжёлая палица придавали ему устрашающий вид, а шкура огромного льва, наброшенная на его широкие плечи, недвусмысленно свидетельствовала о недюжинной храбрости своего обладателя. В самом деле, такая шкура могла быть добыта только в рукопашном бою со свирепым зверем: на ней не было ни единого следа от стрелы или копья, а её лоснящийся, «здоровый» вид говорил о том, что лев скончался, увы, не от старости. Путник пребывал в приподнятом настроении и даже напевал распространённую микенскую песенку: Эврисфей царём зовётся, Но труслив и жалок он. Вошь увидит — и трясётся, Бежит к Гере на поклон. Его Горгас** утешает, Словно глупого юнца, Дальше мысль ему внушает: Шли на подвиг храбреца! И герой приказ исполнит И придёт с добычей в срок: Только к городу подходит — Царь наш прыгает в мешок. Вот вам лев, а вот и гидра, Вот и медное перо, Вот и лань — с трудом, но всё же Бромия*** дала добро. Люди гимны воспевают: Правды ведь не утаишь. Зевсу — храм, герою — слава, Эврисфею — жирный шиш. Кто из микенцев сочинил эту песенку, так и осталось тайной, но куплеты очень быстро разнеслись по всему городу. Когда слова песни дошли до царя, он в страшной ярости приказал найти «недостойного сочинителя» и немедленно казнить. Однако поиски ни к чему не привели. Те же, кто уже знал слова, позабыть их не могли — да и не хотели. Микенский народ смеялся над Эврисфеем, даже царские стражники тихонько напевали злополучные частушки (разумеется, когда их никто не видел и не слышал). Так, передаваясь из уст в уста, песня долетела и до Геракла, который, хотя и не страдал излишним самомнением, пришёл от неё в восторг. Теперь же, отправляясь по новому поручению Эврисфея — на поимку эриманфского вепря, — великий герой напевал куплеты, чтобы не позабыть их. По пути Геракл решил заглянуть в гости к своему старому приятелю — кентавру Фолу, который жил неподалёку в пещере. Геракл выкрикнул имя друга, но ответа не получил. — Да, вот незадача, — протянул герой, заходя внутрь, — а я надеялся здесь передохнуть. Да и подкрепиться не помешало бы — какой же подвиг на пустое брюхо? — и вдруг застыл, разглядев, наконец, что творилось вокруг. Очаг был разрушен, угли давно погасли. Да и сама пещера словно дышала холодом: её мрачные стены ничем не напоминали уютное жилище радушного кентавра. В потолке зияла огромная дыра, земляной пол был изрыт копытами, немногочисленная хозяйственная утварь перебита. — Что же здесь случилось? — задумался Геракл. — На Фола напали? Но когда? Встревоженный судьбой друга, герой стремительно выбежал из пещеры. — Если здесь была битва, должны остаться её следы, — решил Геракл. — Странно: ничего не видно. Можно подумать, его застигли в пещере. Вполне может быть. Но куда он делся? Если его выволокли из пещеры — неважно, живого или мёртвого, — это было бы заметно. На земле ничего нет. Странно. Геракл ещё раз обошёл вокруг пещеры, обшаривая кусты и пытаясь найти хоть какие-то следы кентавра, но тщетно. — И как его искать, если нет никаких следов? — задумался Геракл. — Спросить у других кентавров, что ли? Кажется, они здесь недалеко живут. Великий герой направился к племени диких кентавров. Они были не такие благодушные, как Фол или Хирон, но попытаться поговорить с ними стоило. Однако, добравшись до селения, Геракл обнаружил, что и оно пустует. — Я ничего не слышал о том, что кентавры объявили кому-то войну, — сказал себе герой, — но другие мысли мне на ум не приходят. Хм, а деревня-то разрушена. Вокруг неё чисто, словно нарочно следы замели. Где же мне искать их? Остаётся последняя надежда: Хирон. В тот момент тревожная мысль мелькнула у Геракла. А что, если Хирон так же пропал, как и другие кентавры? Сын Зевса бросился бегом к пещере своего старого учителя, ворвался в неё и… Пусто. Всё те же разрушения, а хозяина нет. У героя защемило сердце: впервые он почувствовал своё бессилие что-либо изменить. Геракл уже не сомневался в том, что кентавры погибли, но от чьих рук? И куда делись их тела? Герой в растерянности бродил по пещере Хирона и вдруг запнулся обо что-то холодное. Нагнувшись, он поднял небольшой кусок какого-то металла и тщательно осмотрел его. — Ничего подобного я никогда не видел, — пробормотал Геракл. — Как будто обломок какого-то оружия. Тяжёлый какой! Даже я чувствую его тяжесть. Надо бы Гефесту показать, что ли. В такую даль идти… Хорошо бы поймать Пегаса и на нём добраться до Лемноса. А меня ведь ещё Эврисфей ждёт. Что же мне сейчас делать? Геракл присел на камень и задумался. Где бы сейчас ни находились кентавры, их поиски займут время. Хотя герой всей душой рвался на помощь кентаврам, он должен был спасти от вепря окрестных крестьян — или хотя бы снарядить на его поиски местных молодцов. Эврисфей, в конце концов, придумает ещё множество подвигов — Гера ему в этом поможет. А разбираться с тем, что случилось с кентаврами, придётся ему как сыну Зевса. С другой стороны, он уже почти пришёл к горе Эриманф, а поимка кабана много времени не займёт.