Say "Hi" to Yellow Flash, Konoha!

Когда я впервые проснулся в чужом мире, то не почувствовал ничего необычного. Может, кровать была чуть жестче. Или выставившаяся из-под одеяла нога не замерзла. Но основное ощущение, которое коротко можно было описать словами: «Всё, чего я хочу от жизни — это выспаться», сохранилось. Наверно, это и сбило меня тогда с толку. Так, или иначе, но первые тридцать минут своей жизни в мире «Наруто», я и не догадывался, где нахожусь. Понимание пришло потом, когда я не смог нащупать на прикроватной тумбочке ни очков, ни телефона. Да и, что таить, самой прикроватной тумбочки тоже не было. И если в первом случае можно было бы подумать, что меня обокрали, пока я спал, то учитывая пропажу неотесанной колченогой деревянной бандуры, стоящей в комнате лишь из-за отсутствия времени на покупку замены, стоило заподозрить что-то более серьёзное. Или, может быть, такие мысли должны были появиться у меня в голове в тот момент, когда я обнаружил огромную трещину прямо поперек обычно целого потолка? Не знаю. Я сам, раз за разом прокручивая в голове тот момент, недоумевал, почему не обратил тогда внимания на все эти странности. И почему окончательно проснуться меня заставили лишь произнесенные звонким мальчишеским голосом слова: — Минато, вставай, а то в Академию опоздаешь! Мы с Икомо уже собрались и тебя не ждем! Нет, всё же, если тебе в квартире, где ты живешь лишь в компании с толстым котом и пожелтевшим кактусом начинают слышаться звонкие мальчишеские голоса, это что-то, да значит. В моем случае это лишь поспособствовало скорейшему просыпанию и разворачиванию головы в сторону источника шума. К несчастью, тот уже успел убежать куда-то, судя по всему — в коридор, и тихо там с кем-то переговаривался. Я же, первым делом, начал осматривать комнату, в которой сейчас находился. Кроме уже упомянутой трещины она включала в себя три кровати, окно и шкаф, поделенный на секции. Также наличествовали две двери, одна из которых была распахнута и вела, судя по тому, что туда убежал разбудивший меня мальчишка, в коридор. Вторая, отчего-то, не смотря на общую европейскую обстановку комнаты, сделанная выдвижной, была закрыта. Решив это досадное недоразумение исправить, я спустил ноги на пол, и, своему глубочайшему разочарованию, не нашел любимых тапок. Впрочем, не то, что они были нужны. Где бы я не оказался, с погодой здесь дела обстояли гораздо лучше, чем на родине. С трудом добравшись до двери — ноги ужасно болели — я рывком открыл её. Представившаяся картина заставила удивленно выпучить глаза. У примостившейся в углу плиты, на табурете, стояла маленькая красноволосая девочка, увлеченно помешивающая что-то в большом чане. Развернувшись на звук открывшейся двери и моих шагов, она вдруг сначала удивленно посмотрела на меня, потом густо покраснела и отвернулась. Не зная, чем вызвано такое странное поведение, я хотел уже было спросить, когда девочка сама нарушила тишину: — Минато, — она явно старалась говорить рассержено, но получалось скорее жалко, — что ты здесь делаешь в таком виде? Через мгновение я понял, что имела ввиду девочка. Спешный осмотр себя показал, что спал, а значит и стоял сейчас, я почти в полном неглиже, прикрытом лишь желтыми боксерами. Спешно ретировавшись, плотно закрыл за собой дверь. Чтобы не попасть больше в подобную дурацкую ситуацию, я спешно достиг шкафа. Определить, какая из трех его секций моя, не составило труда, в ней одной осталась верхняя одежда. Взяв её, а также висевшее на спинке кровати полотенце с собой, я отправился искать ванну. К моему нынешнему состоянию и местоположению есть много вопросов, но большинство из них может решить плоский гладкий стеклянный предмет, отражающий всё, что находится напротив. Соседи уже успели уйти, а ванная, включающая в себя и зеркало, нашлась быстро. Она, в отличие от кухни, общей не была, потому, заперев щеколду, можно было не опасаться случайных гостей. Они мне в этот момент были совсем не нужны. Хватало и собственного отражения, выглядевшего совсем не так, как я привык. Не то, что у меня не закрадывались мысли о попадании, но видеть подобное вживую, а не читать в многочисленных фанфиках, было как минимум очень странно. Нет, ну правда. Ещё вчера я был студентом-востоковедом, наконец закрывшим сессию, а сегодня уже непонятный блондинистый мальчишка, до одури напоминающий Намикадзе Минато в детстве. Видимо, упоминание этого имени вызвало цепную реакцию в моем мозгу. Как иначе объяснить то, что перед глазами вдруг замелькали картинки, иллюстрирующие всю короткую жизнь будущей Желтой молнии? В результате, из ванны я выбрался минут через тридцать, с шумящей головой, но зато ясно понимающий, что происходит вокруг. Попасть в жестокий, зачастую лишенный логики мир Наруто? Оказалось, это возможно. Истерики, бесполезных метаний и прочего, что так любят описывать авторы фиков не было. Мозг бывалого анимешника был готов и не к таким вывертам мироздания. Я скорее задался вопросом, как устроится здесь с комфортом. Но, так как варианта, дающего всё сразу и при наименьшем количестве усилий пока не было, решение этой проблемы было временно отложено. На еду времени уже не оставалось. Потому, обувшись, я выскочил за дверь. Благо, общежитие при Академии действительно было «при Академии», а не через пол-города, как обычно, и класса я смог достигнуть почти вовремя, влетев туда прямо перед учителем. Единственное незанятое место было рядом с моей новой знакомой, которая ощутимо покраснела и отвернулась, заметив мой взгляд. И это Кушина? Она же вроде в будущем «настоящая куноичи» и, учитывая специфику работы, должна быть более спокойной? — Привет, — поставив заблаговременно сложенную моим предшественником сумку на стол и достав оттуда пару тетрадей и грифельный карандаш, я сел рядом с девочкой. Как и каждый уважающий себя попаданец, я решил не влипать в истории в первый же день и пока просто понять окружающую действительность. Судя по тому, как взглянула на меня Кушина, получалось откровенно слабо. Или это её обычное состояние? Покопаться в памяти на предмет различий не дал зашедший в класс сенсей. — Доброе утро, дети! — Доброе утро, сенсей! — ответили нестройным хором дети. Я тоже хотел ответить. Где-то глубоко внутри. Пока же колени непроизвольно разогнулись, руки уперлись в парту, и я понял, что одиннадцать лет, которые я посещал школу, не прошли даром. По крайней мере, привычка приветствовать учителя, вставая, въелась на подкорку. — Минато-кун? — упомянутый выше сенсей, которого память услужливо обозвала как некого Киоши-Умебоши*, пристально посмотрел на меня. Решив успокоить сенсея, я воскликнул: — Киоши-Умебоши-сенсей, всё в порядке! — хорошо так воскликнул, что все услышали. И засмеялись. Предательская память напомнила, что «Умебоши» — есть не двойное имя, а дурацкое прозвище, и называть им учителя в лицо — не самая лучшая затея. Сам же «Умебоши» решил скостплеить какой-то неправильный светофор. Как иначе обьяснить, что он сначала позеленел, потом побледнел и уже в самом конце ещё и покраснел? — Минато-кун, останешься после уроков, — прошипел он сквозь зубы. — Садись. Наконец усевшись за парту, я вздохнул. Не привлекать внимания в первый же день? О, мечты! И что же теперь со мной будет? Сбоку кто-то ткнул меня под ребра. Развернувшись, встретился с каким-то восторженным лицом Кушины. Быстро стрельнув взглядом на рассказывающего что-то Киоши-сенсея, она прошептала: — Здорово ты его! А я думала, что ты так, подлиза! Что? Спешно оглядев окружающих детей, я начал соображать. По логике получалось что им лет по двенадцать, что в свою очередь означало пятый-шестой класс обычной общеобразовательной школы или последний курс Академии. Самый шкодливый возраст, когда чрезвычайно весело издеваться над окружающими. Тут только покажи слабину! Что ж, тогда становится понятно, почему Кушина так странно приняла мое заявление. С её точки зрения это — обычный способ доказать свою значимость в коллективе. Неплохо вышло, но расслабляться не стоит. Подумал я, и тут же получил мелом в лоб. Да что за день сегодня такой! — Минато-кун, почему ты не пишешь?! — сенсей навис прямо надо мной, рассматривая пустой разворот тетради. Помнится, в школе всегда работала отговорка «Я только страницу перевернул, там у меня все написано», если учитель не хотел тратить на тебя слишком много времени, мог просто поверить. Но тут мне отчего-то врать не хотелось. Или это из-за того, что в классе резко похолодало и стало как-то неуютно? — Я сейчас всё сделаю! — как можно менее жалобно проронил я, спешно начиная перерисовывать какую-то схему из тетради Кушины. Учитель лишь смерил меня недоверчивым взглядом, пробурчал что-то вроде: «Ещё одна выходка, и мигом окажешься у директора Академии!», после чего ретировался. Схема оказалась чертежом к обычной стереометрической задаче. Предлагалось вычислить длину ребра правильно тетраедра, вписанного в сферу. Сделать это можно было по довольно простой формуле, которую учитель сейчас тщательно выводил на доске, то и дело спрашивая кого-то из учеников, что они думают насчет треугольников, радиусов и прочих неотъемлемых частей геометрии. Для меня завершение задачи не составило труда, так как ту самую формулу я уже некогда учил. Потому и мог себе позволить удивиться программе, по которой учились местные дети. Как уже говорилось, средний возраст класса был равен, примерно, двенадцати годам. По идее, они ещё и слова «стереометрия» знать не должны, не то, что решать задачи, с которыми и в одиннадцатом классе справится не каждый. Но окружающие дети относились к происходящему чрезвычайно спокойно. И это уже наводило на мысли, что спокойных учебных будней, которые я наизмышлял себе, только осознав, где нахожусь, не предвидеться в принципе. И работать на общеобразовательных предметах придется. Грустно, да. Но кто сейчас верит в спокойную жизнь попаданца? — Минато? — Кушина потрясла меня за плечо. Урок, судя по всему, закончился. Дежурный спешно стирал с доски. — Кико-сенсей сказала идти на полигон, будет практический урок, ты как? — Да, я сейчас, не жди, — сказал я и проследил, как девочка убегает. Действительно, надо было уже собираться. Пока закидывал вещи в сумку, понял, что в классе остался один. Как бы не опоздать. А ведь память подсказывала, что ещё в хранилище за метательным оружием надо зайти. А то Кико-сенсей любит устраивать внезапные смотры оружия, объясняя это тем, что шиноби должен быть готов к нападению круглосуточно. К счастью, достигнуть точки сбора я смог вовремя. Высокая женщина с собранными к высоких хвост темными волосами, Митараши Кико, ещё только подходила к полигону. Заметив мои маневры, она демонстративно поморщилась. — С чего это вдруг ты взял моду опаздывать, Намикадзе-тян? — теперь морщиться пришла моя очередь. «Тян» в совокупности с мужским именем — в моем случае, с фамилией, — могло относиться либо к совсем маленькому ребенку, либо к тому, кого ты не уважаешь, даже больше, презираешь. Да и этот взгляд. Так смотрят только на самых бездарных учеников. А если учесть, что это не просто сенсей, а сенсей по ниндзюцу и тайдзюцу… Но не мог же знаменитый Намикадзе Минато, четвертый Хокаге, Желтая молния Конохи, в Академии быть бездарностью? Как оказалось, мог. В моем мире, помнится, каждый второй попаданец воспевал мышечную память как-то, что позволяет им драться. И я, честно говоря, когда Кико-сенсей объявила спарринги и вызвала меня сражаться, понадеялся именно на неё. Действительно, первый удар прошел, заставив противника закрыть подбитый глаз. Только вот потом, когда внезапно ускорившийся противник начал наносить мне удар за ударом, наследство от прошлого владельца тела мне не слишком-то помогло. Да и как могло помочь то, чего не было? Минато в таких случаях обычно предпочитал разорвать дистанцию и сдаться, чем пытаться сразить противника. Скажу честно, после пятого удара, в конец выбившего из меня дух, я и сам начал подумывать о такой возможности. Впрочем, осуществить её я всё равно бы не успел. Кулак противника коснулся головы, перед глазами заплясали круги, появились пятна и наконец потемнело. Предпоследней моей мыслью было, что сегодня на наказание к Умебоши-сенсею я точно не приду, а последней, что единственный путь к счастью в этом мире — это тренировки.

***

— Ну как там наш Сенджу? — спросил крепкий старик в белом хаори, беря со стола трубку. — Да как обычно. Бездельничает, опаздывает и мается дурью. И он не Сенджу, а Намикадзе, — ответил ему другой мужчина, моложе и с длинными черными волосами. — И чего вы все с ним носитесь? — У его отца тоже фамилия не Сенджу, но гены никто не отменял. Ты же сам отлично знаешь, кто он такой! К чему такие глупые вопросы, Орочимару-кун? — укоризненно произнес старший из собеседников. — Лучше скажи, как подействовал тот ритуал? Он стал рассудительней, серьезней? Нет ли побочных эффектов? — Сенсей, слишком мало времени прошло, я не могу говорит точно… — У них обоих, и Сенджу, и джинчурики, через полгода выпуск, к этому времени я должен знать всё точно, — перебил его старик. — Надеюсь, ты понимаешь, что от этого зависит.