Пистолеты и розы

«Iʼve got a gun for a mouth And a bullet with your name on it But a trigger for a heart Beating blood from an empty pocket» Royal Blood — Out Of The Black

      В помещении было настолько тихо, что муха, летавшая где-то в углу, издавала до неприличия громкое жужжание. Небольшая каморка была погружена в легкий полумрак, лишь настольная лампа, стоявшая в том же углу, где жужжала муха, отбрасывала на пол и ближайшую к ней стену тусклый красноватый свет. Стены были оклеены разномастными плакатами с изображениями всевозможных групп и исполнителей. К примеру, над лампой висел плакат с AC/DC, жутковато подсвечиваемый красным светом, как будто весь состав действительно вот-вот собирается отправиться в ад.       Из самого темного угла послышалась какая-то возня, шуршание одежды и совсем тихий шепот. За ним последовал смешок и такой же тихий ответ. Внезапно тишину разрушил громкий звук упавшей жестяной банки. Банка покатилась по полу, издавая характерный звук и, ударившись о что-то, остановилась.       На секунду в комнате вновь повисла гробовая тишина. Но повиснуть надолго ей не удалось, так как ее разрушил скрипящий звук открывающейся двери. Комнату озарила яркая вспышка солнечного света, а через секунду естественный свет сменился электрическим. Загорелись верхние лампы.       Вместе с пришедшим светом изменились размеры комнаты. Теперь, когда по углам уже не ютилась тьма, каморкой помещение назвать нельзя было. Оно было довольно просторным, хотя и большая часть была загромождена колонками, барабанной установкой, гитарами и микрофонной стойкой.       — Воркуете? — насмешливо спросил тот, кто впустил свет в эту обитель тьмы. Высокий парень с пепельными волосами стоял на пороге комнаты, уставившись прямо перед собой. Хотя, куда именно он смотрел, понять было сложно, так как глаза парня были скрыты за темными солнцезащитными очками. Властелин света снял с себя кожаную куртку и повесил ее на небольшой крючок,торчащий из стены. Черная футболка с вежливейшей надписью «F*ck you» просторно свисала с парня.       — Нам тебя очень не хватало. Не присоединишься? — улыбчиво ответил довольный светловолосый парень с лазурно-голубыми и безумно красивыми глазами. Парень сидел на полу, по-турецки скрестив ноги. Рубашка цвета кармина отлично смотрелась с темными джинсами и темно-бардовыми ботинками.       — О нет, увольте! — парень снял очки и нацепил их на голову, убирая при этом волосы со лба. Вишневые глаза были прищурены, тем самым выражая то ли усмешку, то ли хитрость.       — Он еще слишком мал для этого, — рассмеялся третий парень с темно-каштановыми волосами и зелеными, как листва ранним летом, глазами. Парень поднялся с пола, отряхивая синие джинсы и поправляя, от чего-то поехавший светло-серый свитер.       — Ты почти задел мои детские чувства, — прыснул пепельный блондин, подходя к барабанной установке. Палочка сделала сальто в пальцах ударника и быстро врезалась в натянутый пластик бочки; породив пару ритмичных стуков, она прошлась по ряду тарелок, а издав последний трещащий звук, затихла. — Папочка вернулся, дорогая, — барабанщик ласково погладил бочку-дочку и улыбнулся.       — Извращенец, — покачал головой голубоглазый, улыбаясь.       — Где этого черта носит? Франц, позвони ему! — ударник откинулся спиной на одну из колонок.       — Сам ему звони, я уже устал с ним говорить по поводу опозданий, — нахмурил светлые брови Франциск, откидывая назад волнистую прядь волос.       — Я не могу ему звонить, я начинаю бесится, а когда я злой, я не могу нормально играть!       — Тише вы, я позвоню, — улыбнулся темноволосый парень.       — Мой герой, — Франц чмокнул парня в макушку каштановых волос.       — Тони, ты само очарование, — оскалился ударник. Пошарив в карманах джинсов, парень извлек оттуда пачку сигарет и быстро закурил.       Антонио ждал ответа от вызываемого абонента. Но абонент не хотел выходить на связь.       В конце концов, после трех попыток дозвониться, на том конце все же приняли входящий вызов.       — Ал, ты где? Мы тут все только тебя ждем, — состроив недовольную гримасу, задал вопрос Тони абоненту. — Скоро это когда? У тебя это растяжимое понятие.       — Скоро, значит скоро! — дверь распахнулась, впуская в помещение свежего осеннего воздуха. На пороге появился запыхавшийся парень в спортивной ветровке и кепке. — Не так уж и сильно я опаздываю, — парень скинул с себя куртку и бросил ее на одну из колонок. Светлые волосы в свете ламп отдавали золотом. — Это вы слишком рано начинаете, — улыбчиво отвечает парень, но его хорошее настроение натыкается на недовольные взгляды собравшихся.       — Ты опаздываешь не сильно, но регулярно. При чем не только на репетиции, — ударник стряхнул пепел в пустую банку из-под колы.       — Гил, давай не будет начинать репетицию с нравоучений, — недовольным тоном отвечает только прибывший, проходя в глубь комнаты.       — Не опаздывай и тебе слова никто не скажет, — отворачиваясь, нервно отвечает Гилберт.       — Да ладно! Ты всегда найдешь к чему придраться, — бросает в сторону ударника Альфред, доставая из чехла гитару.       — Я придираюсь? — удивляется Гилберт, поворачиваясь к бас-гитаристу. — А ты не прихерел, мальчик?       — Хватит вам, только время зря теряем, — начинающуюся перепалку прервал Франц, подходя к микрофону. Он знал, что этим двоим хватает двух слов, чтобы выйти из себя, а репетировать с раздраженным басом и злым ударником было просто невозможно.       Парни замолчали, каждый занимаясь своим делом. Гилберт стал разминать кисти рук, Ал подключал бас к колонкам, Тони настраивал свою гитару, а Франц распевался. Группа «Пистолеты и розы» усердно готовилась к репетиции и предстоящему завтрашнему концерту, посвященному вечеринке ко дню первокурсников.       — С чего начнем? — спросил Тони, настроив гитару.       — Предлагаю с Royal Blood, они всегда хорошо заходят, — ответил Гилберт, выстукивая ритмичную дробь.       — Может что-нибудь инструментальное? Фламенко? Или Tiko-Tiko? Я все равно скрипку захватил, — Франц открыл бутылку минералки, чтобы прочистить горло.       — Можно, — пожал плечами Тони. — Может тогда совсем с акустики? Либертанго тоже хорошо заходит.       — Согласен, — кивнул Гил, — начнем с Пьяццолы. Тони, доставай свою любимицу.       Антонио довольно хмыкнул и достал из чехла акустическую гитару, отложив в сторону электро. Пальцы быстро прошлись по струнам и гитара нежно запела.       Франц расчехлил скрипку и прошелся смычком по струнам, наполняя комнату тонким пением инструмента.       — Начинай, любовь моя, — мило улыбнулся Франциск, посылая Антонио воздушный поцелуй. Тони подмигнул Франциску и завел тихую ритмичную мелодию, наполняя репетиционное помещение сладкими гитарными переборами. Комната перестала быть просто репетиционной точкой, она будто превратилась в вечерние улочки Аргентины, где повсюду плясали пары, отдаваясь страстному танго. Вступили первые аккорды скрипки и мелодия еще больше стала уносить в те далекие жаркие страны, где даже зимой не прекращаются жаркие танцы и горячие поцелуи под луной.       Гилберт начал щелкать пальцами, добавляя мелодии такта. Ал отбивал ритм ногой. Все погрузились в пленительные объятия музыки, отдаваясь ей до конца. Иногда, музыка лучше, чем алкоголь, чем наркотики, чем секс. Иногда она приносит больше кайфа, чем все это вместе взятое.       Звуки инструментов стали постепенно затихать, оставляя позади и вечернюю Аргентину и танцующие пары, возвращая ребят обратно, в осенний туманный город.       — Еще немного, и я бы кончил, — хрипло смеется Гилберт, аплодируя ребятам. — А теперь вернемся к программе. Роялы?       — Роялы, — кивает Франц, убирая скрипку и возвращаясь к микрофону.       Взмах палочек и комнату разносит четкий ритм барабанов, к нему быстро подстраивается соло и бас. Из колонок рвется громкий и резкий звук, заставляя покачиваться в такт музыке и полностью отдаваться гитарным раскатам. Сейчас они не в Аргентине, а на стадионе, наполненном до отказа влюбленными фанатками. Начинается вокальная партия Франциска. Обычно тихий и почти мурлычущий голос Франца преображается в громкий и резкий, под стать самой мелодии.       Концерт должен пройти на ура.       Трек звучал за треком. На лицах музыкантов появилась испарина, волосы липли ко лбу, а в горле пересохло. Но они продолжали отдаваться любимой музыке.       Последняя песня наконец была сыграна и ребята по хватались за прохладную воду, почти обливаясь ей.       — Что же, это было неплохо, — довольно улыбается Гилберт, снова затягивая сигарету. — Сыграем завтра так же, всех угощаю за свой счет. — Щедро сообщает парень, вытирая лоб ладонью.       — Завтра последний концерт, который я играю, — снимая гитару, неожиданно говорит Альфред. — Вы, ребят, конечно, крутые, но я уже устал от постоянных перепалок. Да и музыка не единственное, что меня интересует в жизни. — Ал пожимает плечами и снова прикладывается к прохладной бутылке с водой.       — Это было ожидаемо, — натянуто отвечает Франц, нервно теребя воротник рубахи. — Что же, это твой выбор. Все-таки ты пришел, когда группа уже была сыграна.       — Ал, у нас через неделю еще два концерта в барах, где мы найдем тебе так быстро замену? — вступается Тони, огорченный данной новостью. Ему уже надоело каждый раз привыкать к новому басисту.       — Мы учимся в институте искусств, думаю, на музыкальном факультете нет недостатка в гитаристах, — нервно улыбается Ал, чувствуя себя немного неловко. — В общем, если мы закончили, я могу идти? У меня еще тренировка сегодня. — Напряженное молчание, повисшее в воздухе, раздражало, поэтому Альфреду не терпелось свалить поскорее, учитывая, что причиной молчания стало его заявление.       — Да, иди. Удачной игры, — кивает Гил, сверля Альфреда злыми вишневыми глазами. — И, Ал, не опаздывай завтра.       — Окей, — кивает парень, накидывая ветровку и выходя из душного помещения на свежий воздух.       — Дерьмово, — откровенно заявляет ударник, затягивая очередную сигарету.       — Привычно, — грустно усмехается Франциск, усаживаясь на пол, рядом с барабанной установкой.       За два года своего существования группа сменила четырех басистов. Так что, действительно, привычно. Само трио познакомилось еще на первом курсе института на какой-то очередной шумной вечеринке. Но, видимо, сама судьба смела их тогда вместе.       Франциск Бонфуа поступил на актерское, надеясь исполнить давнюю мечту детства и сыграть в каком-нибудь нашумевшем фильме. До поступления он подрабатывал моделью, ибо его внешность была буквально создана, чтобы блистать на глянцевых страницах модных изданий. Помимо яркой внешности, у Франциска был незаурядный талант к вокалу, а благодаря семи лет обучения игре на скрипке, он обзавелся еще и прекрасным музыкальным слухом. А в довершение ко всему, Франциск писал отличные тексты песен. В общем и целом, Франциск обладал всеми качествами фронт-мена группы, коим и являлся. И большая часть фанаток, как можно было догадаться, принадлежала ему.       Другой участник группы — Антонио Фернандес Каррьедо был горячим испанским парнем, умевший своим обаянием и улыбкой стрелять в самое сердце дамам, убивая наповал. Родился улыбчивый Тони в семье музыкантов, собственно, именно отец и обучил парня всем прелестям игры на гитаре, и вскоре гитара стала частью самого Антонио. А потому, не удивительно, что Тони поступил на музыкальное отделение по классу гитары и весьма радовал своими успехами преподавателей и родителей. К слову, умением писать романсы мог похвастаться не только Франц, но и Тони. Но он писал реже, в основном полностью отдаваясь любимому инструменту, а чуть позже и полюбившемуся Франциску.       Последним по списку, но не по значимости, был Гилберт Байльдшмидт — главный задира и просто отъявленный мерзавец всея института. Хотя в лицо об этом Гилу говорить не стоит, уйдешь без парочки зубов. С детства парень отличался буйным нравом и постоянным желанием стучать по чему-нибудь, будь то стол, пустая бутылка или чье-нибудь лицо. Родителям советовали отдать мальчишку на бокс, чтобы там он скидывал накопившуюся энергию, но родители поступили иначе и отдали мальчика в музыкальную школу, уповая на то, что музыка его успокоит. Сначала маленький Гил жутко сопротивлялся, учитывая, что отдали его на скрипичное отделение, но как-то, прогуливая очередное занятие, Гилберт услыхал ритмичный и громкий стук, раздававшийся в одном из классов. Заглянув за дверь, мальчишка увидел пожилого мужчину, который выбивал одну из песен группы The Rolling Stones. Так в драчливом мальчугане проснулась тяга к музыке; он даже скрипку сумел полюбить всей душой. А потому выбор будущей профессии для него был очевиден, только вот главной его печалью стало то, что на факультете не было класса барабанов, а потому пришлось идти снова на скрипку, а точнее, на отделение оркестровых инструментов. Но и там нашлось кое-что, разбудившее в нем вновь любовь к скрипичной музыке.       Итак, троих, с первого взгляда, совершенно разных парней, объединила одна цель: создание наикрутейшей рок-группы во всем мире. Чем, собственно, они занимаются и по сей день. Только вот с басистами не везет, это факт.       — Ладно, погнал я на репетицию оркестра, — Гилберт поднялся с места и потянулся, похрустев костями. Размяв затекшую шею, Байльдшмидт накинул куртку. — До завтра, народ. Не забудьте закрыть, как будете уходить. И да, приберитесь потом, — хмыкнул Гил, опуская очки на глаза.       — Вали, — цокнул Франциск, обвивая руками шею Тони.       Гилберт показал на прощанье язык и вышел на улицу. Свежий осенний воздух, пахнущий мокрой листвой и сырым асфальтом приятно порадовал обоняние, особенно после затхлого воздуха репетиционной. Вздохнув полной грудью, Байльдшмидт быстрыми шагами направился в сторону консерватории. Впереди его ждала еще одна репетиция, только не такая зажигательная, как эта.       Ботинки шлепали по свежим лужам, тоже создавая своеобразную музыку. Музыку осени. Гилберт сначала хотел надеть наушники, но эта музыка привлекла его слух, и он не хотел с ней расставаться. Увлеченно шлепая по лужам, Байльдшмидт и не заметил, как со спины к нему кто-то быстро приближался.       — Не ходи по лужам, простудишься, — послышался знакомый голос из-за спины. Зная наверняка, кому он принадлежит, Гилберт обернулся с широкой улыбкой на губах.       — Браааагиснкий, — растягивая знакомую фамилию, прищурил вишневые глаза Байльдшмидт. — Тебя какой черт принес сюда?       — Так репетиция же, — пожал плечами высокий парень. Он был выше Гилберта на пол головы точно. Волосы цвета первого снега трепал легкий ветерок, а аметистовые глаза с какой-то тайной грустью смотрели на Гила. — Я солирую сегодня.       — Пфф, — усмехнулся Байльдшмидт, — тоже мне. Вы, пианисты, много на себя берете.       — Ну, не больше чем вы, скрипачи, — улыбнулся парень, пряча руки в карманы.       — Ты завтра придешь нас послушать? — парни продолжили путь, уже вдвоем шлепая по лужам.       — Не знаю, у меня тоже завтра выступление.       — Вот как, — теперь улыбка Гилберта была больше расстроенной, чем довольной. — Ну и хрен с тобой, там будет полно первокурсниц, — рассмеялся Байльдшмидт, отмахиваясь рукой от парня.       — По-моему, у тебя и без первокурсниц поклонниц хватает, — улыбается Брагинский, глядя куда-то вперед.       — Поклонниц не бывает много, — растягивается в довольной улыбке чеширского кота Гилберт.       — Наверно, — кивает парень, опуская глаза вниз, на мокрый асфальт и лужи.       А между тем, оставшись наедине, Антонио и Франциск наслаждались обществом друг друга, пока идиллию не разрушил звук пришедшей смс.       — Твой телефон никогда не даст нам покоя, — разочаровано выдыхает Тони, откидывая голову на одну из колонок. Оголенный торс подсвечивался красным светом, добавляя всей ситуации еще большей эротичности.       — Любовь моя, ты же знаешь, это все работа, — что-то быстро набирая в телефоне, сладко-мурлычущим голосом отвечал Бонфуа.       — Я-то знаю, что не работа, — выдыхает Каррьедо, оглядывая своего парня. Растрепанные русые волосы и расстегнутая рубашка делали Франциска еще желаннее.       — Не надо, — резко одергивает его Бонфуа, стреляя в Тони серьезным взглядом. — Сколько можно обсуждать эту тему? Один раз ведь было.       — Да-да, — грустно ухмыляется Тони, натягивая свитер обратно. — Нужно найти басиста до следующего концерта. Пойду займусь этим.       — А продолжать мы не будем?       — У тебя есть с кем продолжить, так что без меня, — кидает на прощание Каррьедо, закрывая за собой дверь.       Франциск нервно поджимает губы и глубоко вздыхает. Черт бы побрал этого испанца с его неуемной страстью и южной красотой. Если бы не это, давно бы с ним расстался. Но где он еще найдет такого?