Рассинхрон

      — Габриэль, вы хорошо меня слышите? — мягкий и вкрадчивый голос прорывается сквозь мою задумчивость, и я отрываю взгляд от старой истёршейся крышки стола.       Мужчина в белом халате сидит напротив и внимательно смотрит на мой лоб, будто пытается проникнуть взглядом в мозг. И улыбочка ещё такая доброжелательная... С такими зубами не в психушке работать, а моделью. Или людей грызть, тоже пойдет.       — Габриэль? — мужчина повторяет моё имя, думая, что я снова потерялся.       — Я хорошо слышу вас, мистер Кеннет, — киваю ему с абсолютно спокойным видом. Будто не бился вчера в истерике.       — Как сильно отстаёт звук от «картинки»? Или на сколько опережает?       — Я слышу вас секунда в секунду, движения губ тоже совпадают.       — Отлично, если так, начнем наш разговор, пока всё в порядке. Он здесь?       — Конечно, как и всегда.       — И где же Он сейчас?       Вместо ответа я просто веду взглядом по помещению, больше напоминавшему комнату для допроса заключённых, чем чей-то кабинет. Возможно, это всё потому, что здесь, в этой самой комнате, частенько пытались работать с буйными. Иногда не пытались, а просто пытали. Все тех же буйных.       Я таковым не был, но обстановка давила на меня. Серый потолок с жёлтыми пятнами, выеденными сигаретным дымом; такие же серые стены с полосами расцарапанной кем-то краски; тёмное звуконепроницаемое стекло, за которым обычно собираются доктора; и серый, опять же, кафельный пол, заляпанный чем-то бурым и неприятным, похожим то ли на высохшую кровь, то ли на подсохшие следы чьей-то рвоты.       И посреди этого серого мрака — обычный стол. Конечно же, серый. Этот стол давно стал для меня чем-то настолько привычным, что я, даже закрыв глаза, могу с точностью описать все те трещинки, что покрывают его крышку. Все. Потому что я всегда смотрю на этот стол, только чтобы не видеть Его. Старый, с облупившейся краской и бесчисленными кругами от грязных кружек, в которых всегда кофе, спасающий уставших докторов от сонливости. Всегда черный кофе, горький даже на вид. Он и сейчас ровной гладью поблескивает из серой врачебной кружки. Но взгляд приходится сместить, надсмотрщик не любит долгого ожидания. Я смотрю в Его сторону.       Врач тоже смотрит. Правда, ему для этого приходится обернуться, ведь Он сидит прямо за его спиной, на узенькой деревянной раме тёмного окна. Но доктор Его не видит, поэтому взгляд лишь рассеянно скользит по периметру рамы, не в силах разглядеть того, что для меня реальнее реальности.       — Он снова говорит с тобой?       Я мотаю головой. Незачем ему знать о том, что Он всегда со мной говорит. Даже сейчас, ехидно посмеиваясь над врачом, щурит свои жёлтые глаза и рассказывает. Пока что тихо, не заставляя прислушиваться к себе, давая возможность изобразить перед доктором почти нормального. Почти — ключевое слово.       — Итак, как вы себя чувствуете после нового препарата?       — Намного лучше, спасибо.       — Голова не болит?       — Нет, даже побочных не наблюдаю.       — Это славно. Шансов на ваше выздоровление всё больше и больше.       Я едва сдерживаю смешок. Мне подобные фразы говорил едва ли не каждый первый доктор в этой больнице. Но голоса в моей голове считали иначе. Особенно Его голос. И вот Ему я склонен верить больше, чем всем этим врачам. Потому что Он ещё ни разу не ошибался. Ни когда говорил о том, в какие моменты лучше молчать, ни когда я...       — Так как же все началось?       Голос врача застает меня врасплох. Я смотрю на него и слегка хмурюсь. Кажется, пропустил что-то из того, что он говорил.       — Простите?       — Я спросил вас о том, как вы с Ним познакомились. Мы ведь с вами работаем уже неделю, но я до сих пор не имел возможности этого узнать.       — Признаться, вы первый, кто об этом спрашивает, — хмыкаю, задумчиво ероша короткие волосы на затылке. Постричься — тоже было Его идеей.       — Расскажете мне?       — Почему бы и нет? — мне это кажется даже интересным. Смогу ли я сейчас вспомнить всё? И смогу ли вспомнить правильно? — Все началось с того злополучного утра...

***

      Утра, в которое я посмотрел в зеркало и замер. Не сразу понял, что было не так. Ещё вчера вечером я смотрел точно так же, как и сейчас, видел абсолютно то же.       Но нет, что-то не давало мне покоя, заставляло задуматься. Я стоял перед этим зеркалом, не в силах понять, что же случилось и почему странное чувство не хочет меня покидать, разрастаясь где-то внутри напряжением и предчувствием скорых неприятностей.       Бряк...       С тумбочки, задетые котом, упали ключи. Я опустился, поднимая их и возвращая обратно. С этим движением исчезло и чувство неправильности.       Действительно, что могло быть не так? Всё неизменно, всё в порядке, просто померещилось что-то.       С такими мыслями я и вернулся к делам насущным, выбирая галстук, который наилучшим образом подошёл бы к новой серой рубашке, не сделав из меня совсем уж скучного клерка, но и не разрушив образ серьёзного вдумчивого работника. И лишь потом понял смущающее меня обстоятельство: у меня нет кота.       Но животное было рядом, словно так и должно быть, сидело на тумбочке, смотрело на меня внимательно-изучающе, иногда разевая пасть в зевке и обнажая ряд острых зубов, охраняющих нежное розовое нёбо.       — Кис-кис... — позвал я его и подошёл ближе, желая выгнать на балкон, откуда, вероятнее всего, он и пришёл, пробравшись по перилам от соседей.       Кот смешливо прищурился, будто я сморозил невообразимую глупость, решив обратиться к нему, как к обычному дворовому животному.       Не собираясь опаздывать на работу, я сделал к нему шаг, наблюдая за реакцией. Кот прищурился сильнее, дёрнув кончиком гладкого хвоста.       Шаг, ещё шаг, ещё парочка. Стереотипный друг всех одиноких дамочек решил, что я слишком скучен и не стою внимания, а потому, принялся самозабвенно вылизывать заднюю лапу. Оказавшись около стереотипного друга всех одиноких дамочек, я осторожно подхватил его под живот, надеясь, что тот не будет сильно сопротивляться. Но кот, кажется, даже не думал брыкаться, повисая безвольной материей в руках, позволяя выпроводить себя на мокрый от ночного дождя балкон и закрыть дверь.       Совесть не мучила меня ни секунды. Зверей я не любил, а этот черный братец, сверливший меня взглядом своих нереально жёлтых глаз, вообще доверия не внушал.       Словом, об утреннем инциденте я забыл уже через пару часов, погрузившись в работу с головой, привычно забывая так же про обед и ужин.       Но вечером кот снова был в квартире. Я понял это не сразу, он попался мне на глаза лишь через несколько часов свернувшимся на моей кровати чёрным комком. Нахмурившись, попытался его выпроводить снова. И вновь это мне удалось, животное послушно позволило донести себя до балкона.       Почему-то я не удивился тому, что утром обнаружил его на тумбочке. Меня разбудил его взгляд, направленный куда-то в лоб. Снова такой же внимательный.       «Странно, — подумалось мне, — я ведь специально закрыл все двери и окна».       — Ну, приятель, пора на улицу, — мой голос звучал практически бодро, не выдавая внутреннего напряжения. Но что-то мне подсказывало, что этот зверь видел меня насквозь и забавлялся, прикидываясь безвольной тушкой в моих руках по пути к балкону.       За следующий месяц я убедился в этом окончательно. День ото дня он неизменно появлялся у меня в квартире. Если утром я выпроваживал его, то вечером он приветствовал меня ехидным мяуканьем откуда-то из глубины квартиры. А если оставлял за дверью ночью, то за пару минут до будильника просыпался от его взгляда. Не зная, как этот кот сюда попадает, я постепенно смирился, выгоняя его всё реже и реже. В общем, всё встало на свои места: я забыл про напряжение, вынужденно привыкая к новому обитателю дома.       Кот не провожал меня на работу, не встречал, как обычно делают это домашние питомцы. Что уж там, он ни разу не притронулся к мискам с едой и водой, сооружённым из треснувших когда-то тарелок, которые жаль было выкидывать. Да и запаха от этого кота не было, что говорило о том, что он совершенно точно не справляет свою нужду в квартире. Если не считать этого его внимательного взгляда и слежку, начинавшуюся как только я оказывался в поле зрения, я бы вообще не замечал странный комок шерсти.       Но этот его взгляд пронизывал до костей. Он будто расщеплял меня на атомы и собирал обратно, узнавая самые страшные секреты, скрытые в глубине памяти и души. От этого взгляда становилось очень не по себе, хотелось прятаться и бежать. Правда, бежать из своей собственной квартиры я не собирался.       Ещё в детстве, когда мне поставили диагноз «шизофрения», врачи сказали, что мания преследования, появившаяся у меня, может проявляться самым непредсказуемым образом. Вот и сейчас, кажется, началась такая же история.       Шёл день, второй, тридцатый, я постепенно начал успокаиваться, всё было как всегда. Но вот снова появилось это чувство неправильности, напряжения. Оно появилось в тот момент, когда я пришёл на работу и расположился за своим столом, начиная просматривать отчёты. Что-то терзало меня, но я не мог понять, что именно.