Simple man

- Ебаное безродное зверье, - Зоро плюет ему в лицо, в благие намерения, в душу, в искренность (хотя какая там, к чертям, искренность) и уходит, просто берет и уходит, не беря в расчет то, что это, между прочим, больно - когда вдоль твоего тела пляшут в безумии ножи и сабли, дорываясь до чего-то внутри, что напоминает клад - вроде вот тебе подробная карта, но конца не веришь, что нашел чужие сокровища. Вот и Зоро не верит, Зоро вообще не верит во что-то, не связанное со смертью. Может, не хочет верить. Он ведь все девять кругов по Данте, все одиннадцать метров Вавилона, все глубины ящика Пандоры, четыре всадника, словом, ходячий ночной кошмар. Как так угораздило ж? Усопп думает об этом, кусая ногти, вот уже пять лет, и ничто не становится проще - он окунается в эту трясину глубже и глубже, не желая выныривать, потому что Зоро не такой, как он. В самом-то деле, кто такой Усопп, что он может? Рисовать. Не так ужасно, как Луффи, но не так хорошо, чтобы много позже рассказывать юным студентам о том, что фишка живописи в том, что каждый мазок должен быть каплей крови. Об этом он может сказать и сейчас, добавляя, что каждый сюжет должен быть вариацией прихода Христа. Он смотрит на свои ладони, ему было б легче, если там были стигматы. Стрелять. Не так ужасно, как Санджи (с третьего раза в жестяную банку? Серьезно?), но отец не выразил бы комплиментов - уж в этом он уверен. Когда дело касается отца, то Усопп уверен, что здесь играет эдипов комплекс, правда, никому не может объяснить факт того, что все пошло наоборот и влюбился он в мужчину, не приобретая при этом феминности характера. Кодировать. Не так плохо, как все эти ребята из класса информатики ( - Монитор не работает! - Включи его), но до уровня тех парней, что щелкают защиту Пентагона на завтрак, ему как до луны верхом на улитке. Вот и получается, что Усопп, храбрый воин тех-мест-из-сказок, может многое, но ничего из себя не представляет. Небезнадежен - все, что можно о нем сказать. А что до Зоро? Усопп думает о загорелых пальцах, что сжимают цуку твердо и уверенно, о том, что земля под ногами может пойти волнами, но оружие Зоро не отпустит, и отразит подлый удар в мгновение волнения, и нанесет смертельный, разрезая руку от плеча. Не поведет и бровью, ухмыльнется совсем незаметно, только для себя, для урчащей где-то в животе довольным котом цели стать величайшим. Те, кто кормят своих демонов, становятся лучшими, ведь все лучшее - цветы зла. У Зоро аж три демона, их зов крови он чувствует нутром и поит, поит, поит. Усопп хочет, чтобы эти загорелые пальцы с той же уверенностью сжимались на его ребрах, делая из него клинок, острый и безупречный, хочет, чтобы он касался его губами так, как касается лезвия, хочет, чтобы он чувствовал его самыми глубинными желаниями, недосказанными пошлостями, непрерывными движениями, уходя все глубже, глубже, глубже. Хочет, чтобы амбивалентность этой связи довела до рвотного позыва вместе с абсолютно нетрезвым желанием отдаваться и брать (в самом деле, это ведь не Прыжок Веры - ты не уверен, будет ли сено внизу), хочет, чтобы головка его члена упиралась ему в глотку, хочет, чтобы он покрывал его тело укусами с более очевидным желанием сожрать, нежели полюбить. У Усоппа нет иллюзий по поводу своих желаний - ему нужна не любовь, а хозяин. Если Фрейд именно это имел в виду под эдиповым комплексом, то, пожалуй, Усопп - это лучший пример. В самом-то деле, он давно хотел отца.