***
Ненависть чувствовалась в каждом взгляде сельчан на Кирилла и Валю. Будто разборки молодежи донеслись и до взрослых, но Гришка клятвенно заверил, что его друзья хоть и отморозки, раз своих дубасят, но выносить сор из избы не будут. Но что-то было не так, когда мужчины отплёвывались, завидев их с Валей. Кто-то точно врал. Правда вскрылась довольно скоро: однажды драки приобрели более серьёзный характер. Когда садилось солнце, а Гришка так и не появился дома, Кирилл с Валей отправились на поиски потеряшки, повинуясь гниленькому предчувствию Кирилла о чём-то дерьмовом. И нашли. На плечах у Марины, помогающей избитому Гришке едва волочить ноги. Внутри с резью что-то разбилось от вида кровавых подтеков на лице любимого, его ослабших ног и уставшего измученного взгляда. Как бы Кирилл хотел перенять всю боль на себя, чтобы хоть как-то облегчить жизнь Грише, помочь ему. Но оставалось лишь с едким привкусом горечи помогать Вале поаккуратнее подхватить Гришу, чтобы дотащить до дома. — Это были трактористы, — призналась Марина, — они увидели, что Гришку чморят наши, и решили, что тот заслужил. Тупые мужланы. Скинули его у магазина, как мусор какой-то. Разъедающее чувство тревоги сжимало внутренние органы, сковывало, нарочно сушило влажность во рту, чтобы голос звучал сипло, неуверенно. Чтобы дрожью выдать весь страх, накрывающий с головой. — Что мне, блять, делать?! Как мне ему помочь? — он прошептал это так тихо, что сам не поверил — и вот это его решимость? Марина ласково обняла его и крепко сжала ладошки, помогая пережить сказанное: — Пока вы тут, он будет страдать. К вам они не сунутся, боятся, что подключите полицию, а Гришка свой, он воспитан защищаться своими силами. Прости, но правда такова. Не зная, что больнее: услышать правду или понять, что бросить Гришу он не способен. Лёжа на кровати, Гриша молча позволял Кириллу обрабатывать разбитые бровь и губу, едва морщился от щипающего спирта, но стойко терпел все издевательства. Никто не решался заговорить. Откинув одеяло, чтобы смазать все ссадины мазью, что ему прописала врач со скорой, Кирилл не выдержал, заметив огромный ушиб на ноге, причиняющий неимоверную боль владельцу. Какой же Кирилл слабак. — Так и знал, что ты расплачешься, — прошептал Гриша, поглаживая отросшие тёмные волосы уткнувшегося ему в ногу лбом Кира. Его спина подрагивала от всхлипов, хотя сам он не издавал ни звука. — Всё хорошо, слышишь? Моя главная цель — защитить тебя. Хотелось уже заткнуть его силой и вдолбить в голову, что защищать он должен только себя, что Кирилл скоро уедет, а ему здесь жить. Но язык не поворачивался озвучить единственно верное решение. От чувств скручивало живот, сжимало лёгкие, заставляя шумно хватать воздух неравными глотками и вновь погружаться в собственную трусость. — Я так в тебя влюбился, — неожиданное признание Гришки заставило Кирилла смолкнуть и оторвать голову, чтобы взглянуть в глаза, — в такого слабого, неуклюжего. Помню, как страшно было осознавать, что я хочу заботиться о каком-то городском придурке, который ещё и выше меня. Как же тогда меня ломало! Но я уже не мог без этого неуверенного взгляда, скрытого за надменностью. Я так рад, что ты цел. Гришка всегда был гораздо сильнее его. Всегда спасал: от куриц ли, лошадей или гомофобов. Но главное — спас от одиночества. Настал момент расплачиваться по счетам. — Спокойной ночи, родной, — поцеловал он его в щеку, чтобы не задеть саднящую трещину, и пошёл к себе, — тебе нужно отдохнуть. На дрожащих ногах Кирилл добежал до дома, от напряжения перескочив через забор, тут же ринулся в летнюю кухню, чтобы предупредить бабушку. Она как раз не спала, раскладывая свежеприготовленный творог по банкам. — Ба… — Я давно заметила, что у вас какие-то проблемы. То бочку опрокинут, то Гриша побитый ходит. Да и люди нехорошее поговаривают. — Прости, я поэтому и пришёл, — Кирилл почувствовал груз вины, — я всё исправлю. — И как же это? — Я звоню отцу.***
Нахмуренный мужчина появился в селе на следующее же утро. Раздраженно хлопнул дверью арендованной машины, поднял очки на голову, пальцами размяв переносицу, и наконец зашёл в дом под радостные крики Марии Захаровны. Она тут же помчалась в кухню накрывать стол, пока Валя, Кир и его отец остались во дворе выяснять отношения. — Сердишься? — первым начал Кирилл, подмечая все знаки этого. — Сержусь. — Прости, что так неожиданно попросил, — Кир опустил голову и скривился, — проблемы нарисовались, вот я и… — Я сержусь, что вы мне не рассказали! — отрезал он. Подойдя ближе, чем напугал ребят, он, превращая их в шокированные статуи, крепко обнял сначала Кирилла, потом и Валю, похлопав его по плечу. — Я понимаю, что мы не так хорошо общались в последнее время, но я бы хотел узнать о ваших вкусах не из разговора твоего отца, — Виктор Александрович кивнул Вале, — значит, ты гей? Получив утвердительный кивок, продолжил: — А ты?.. — Бисексуал. Было странным озвучивать собственные мысли перед отцом, признаваться ему в вещах, которые всегда неприятно говорить родителям, тем более с такими плохими отношениями, как у них. Но он нисколько не скривился, даже не нахмурился от услышанного, а вновь расстроено вздохнул, сетуя на то, что предпочёл бы узнать это пораньше, чем в панический звонок сына и криками «нас задрали гофобомы, забери, пожалуйста». А что? Кроме как правду Кирилл не нашёл что сказать. — Слушай, я знаю, что у нас отношения не очень последние лет пять. И знаю, что уже слишком поздно что-то понять, но будь уверен: то, какой ты и что выбираешь по жизни, не делает тебя хуже, — он повернулся к Вале, — когда Серёга мне позвонил и вылил всё это, я сказал, что раз ему не нужен такой сын, то он нужен нам, поэтому все твои вещи в нашем доме. Думаю, ты не будешь против? С неверием посматривая на благодарное рукопожатие Вали и лёгкую одобряющую улыбку, застывшую на губах отца, Кирилл всё думал о том, а так ли плохи его родители? Бесконечно выручавшие своего сына, готовые отдать последнее, чтобы ему ничего не угрожало. И отец, да, занятый только работой, а после проводящий с Кириллом в больнице весь день, когда выяснилось, что очередная любовница была заразной. Юношеский максимализм и обида, что, может, недолюбливали, помнили лишь плохое. Но сейчас всё расставилось по местам: папа сделал то, о чём Кир не мог и мечтать, — принял их с Валей такими, какие они есть. — Спасибо тебе, — крепко обнял, — и за Глубокое тоже — спасибо. Когда с разбором полётов и нежностями покончили, а Мария Захаровна утащила своего «тощего сыночку» на кухню обедать, Кирилл, выклянчив у Вальки, всё ещё не одобряющего задуманного, номер Марины и набрал её, спрятавшись в сарае. Если бы Валя узнал детали, не допустил бы. — Можешь через три часа сделать так, чтобы вся компания была свидетелями нашего отъезда? — вывалил он всё сразу после короткого «Алло». — Могу. Решился всё-таки? — громкий шелестящий звук в трубку. — Мы с Дашкой будем по вам скучать. Проглотив подступающую горечь, Кир лишь угукнул в ответ. Теперь оставалось лишь собрать вещи и уехать, забрав вместе с футболками все проблемы. В доме у Гришки было темно и прохладно. Измученный ноющей болью, он дремал на кровати, но чутко слышал каждый шаг Кирилла в свою сторону. — Изнасиловать задумал? — усмехнулся он, когда Кир оказался у самой кровати. — Я хоть и побитый, но сопротивляться буду. — Дурак. Огладив его щёки, едва касаясь пальцами, чтобы не причинить и толики боли, Кирилл нагнулся и нежно поцеловал его, зализывая ранку языком и лаская сухие губы, с жадностью принимавшие каждую ласку. — Всё нормально? Гришкино предчувствие поражало: взволнованный взгляд застал врасплох, выбивая из-под ног твёрдую уверенность в собственных планах. Но отец уже укладывал в багажник гостинцы, вещи были собраны, а Марина активно собирала ребят по всему селу по какой-то выдуманной «ну очень веской» причине. — Да, бабушка просто ждет, — соврал Кирилл и чуть ли не бегом пошёл вон из дома, задерживая дыхание, чтобы хоть немного успокоить шалящее сердце. Его уже ждали. Небольшой джип мерно порыкивал, нагоняя в салон столь желанную прохладу, и терпеливо ждал, пока его заполнят соленьями, творогом, пирожками, пакетами с домашними овощами и прочими гостинцами. Валя уже вынес сумки и сгрузил их у багажника, прощаясь с Марией Захаровной крепкими объятиями, вслед за ним поспешил и Кирилл, крепко стискивая эту бойкую старушку и молясь всем, кому можно, чтобы следующим летом она была столь же активна. — Кирилл, там, кажется, к тебе, — бросил отец, кивая в сторону дороги. Заметив происходящее, Кир понял, что так просто ему никто не даст сбежать. Гришка вышел на шум двигателя у соседнего участка, когда увидел незнакомую машину, взрослого мужчину, схожего внешностью с Киром, загружающего сумки в багажник, и поспешил к ним разобраться, что происходит. Его подозрение усилилось, когда Валя, заметивший его первым, тут же сел в машину и закрыл дверь, боясь увидеть, что будет дальше. — Кир! — громкий окрик заставил всех оторваться на секунду от дел. — Что здесь происходит?! Побег. Трусливый побег Кирилла от гомофобов, драк и своего парня. Как бы он хотел, чтобы Гриша, такой смелый и мужественный, не видел его позора, а главное — слёз оттого, что всё с минуты на минуту кончится. Но иного выхода просто нет! Пора ставить чужое счастье выше собственного. — Пап, что бы дальше не происходило, не вмешивайся, — прошептал он отцу и пошёл к Грише. Совсем скоро должна подойти Марина, и тогда, тогда… Глубокий вдох. Расслабленные ссутуленные плечи и вальяжная походка. Главное — улыбка на губах и в глазах, полнейшее безразличие к происходящему и не дрожащий голос. Нужно продержаться! Ради него. — Ты уезжаешь? — тихий неверящий голос Гришки ударил по самому болезненному — прямо по сердцу. И разрезал, как тонкое лезвие вспарывает вены: — Бросаешь меня? «Нет!» — душу разрывало от того, как хотелось броситься к нему, прижать к себе до боли в груди и не отпускать! Бросить всё, остаться здесь в счастливой и безмятежной жизни, оградившись от всех остальных, наплевав на придурков и побои. Вдвоём всё выдержали бы. Но нельзя. — Отец предложил нам с Валькой вдвое больше карманных, если мы вернёмся, — небрежным тоном бросил Кирилл, с резью в груди подмечая, как вздрогнул Гришка, как растерянно опустил взгляд, ища подмогу где-то в земле. Сглотнув подступившую желчь и слёзы, продолжил: — Ты это, не сердись, хорошо же развлеклись. Как знал, что в селе найду доступный перепих! Неся абсолютную ересь, Кир смотрел куда угодно, но не на Гришу, не в силах видеть его глаза и сжатые от напряжения губы. Откровенная ложь, созданная специально для Гришки, простого, способного поверить. Оставалось разрушить остальные сомнения, растоптать чувства и получить то, что Кирилл по праву заслужил. — Мы же оба понимали, что «люблю» — это так, декорация, — умышленно отвлекаясь на звук уведомлений на телефоне и тупо тыкая в рабочий стол, чтобы не разреветься, — Валька, конечно, педик ещё тот, но мне эта голубая ваниль на разок. Да и проблемы эти начались, тебя зацепило. Муторно, короче. — Что за хуйню ты несёшь? Ты же первый мне признался! И этот поцелуй… Почему ты сейчас такой равнодушный?! — прорычал Гриша, хватая Кирилла за воротник майки и заставляя смотреть в глаза. В потемневшие океаны боли и тоски. Он был зол до раскрасневшихся щёк и сжатых кулаков. Да, всё шло по плану. — Не еби мне мозги своей ложью! Я не тупой, Кир! Ты не веришь, что я смогу тебя защитить? Что у нас всё будет хорошо? Приближались голоса, из подворотни вместе с Мариной и Дашкой вынырнули все ребята, в отличие от девчонок, весёлые и не растерявшие этого веселья от увиденного. Всё необходимо закончить сейчас. Так, чтобы из всей этой истории Гришка вышел чистым. — Ого, ты чего такой психованный? Недотрах? — чуть приблизившись и улыбнувшись, засунув все свои чувства настолько глубоко, что затошнило от собственной омерзительности, Кирилл зашептал, чтобы никто этого не слышал: — Так давай я помогу! Тебе же так нравится на моем члене скакать! Не зря мне говорили, что в этом плане лучше натурала развести! А как ты стонал классно, лучше всяких проституток, вот уж точно талант с рождения — задницу свою мужикам подставлять. Того и глядишь, после меня в разгул пойдешь, деньжат накопишь. Ой, мне бы стоило тебе и правда что-то оставить. В селе же за деньги каждый готов… — Хватит! От резкого бокового Кирилл, всё ещё придерживаемый за воротник, покачнулся, как кукла, и хватанул ртом воздух, только усиливая пожар на щеке и скуле. Было не настолько больно, сколько противно от того, что он всё же это сделал — довёл Гришу. Отцепив от своего воротника руку, Кир, вытерев кровь от разбитой губы, в последний раз взглянул на Гришу, со слезами на глазах качающего головой, и усмехнулся. Ему так и не поверили. Под гогот компашки, приближающейся к ним, Кирилл пошёл к машине, из последних сил сдерживая рвущиеся наружу эмоции, но не выдержал, стоило ему оказаться за закрытой дверью, а папе — крикнуть бабушке, что они поехали. — Пока, бабуль, — махнул он рукой Марии Захаровне, вытирающей слёзы, и обессиленно опустился на Валькины колени и зарыдал, прижимая рукой ноющее место удара. Арендованная машина отца плавно катилась по пыльному асфальту, иногда съезжая на просёлок, увозя их всё дальше от Глубокого, ставшего точкой невозврата. Слёзы всё собирались в уголках глаз, пощипывая и туманя; большая ладошка Вали, нежно поглаживая по голове, успокаивала недостаточно, наталкивая лишь на приятные воспоминания с Гришкой о том, как они в подобной позе разговаривали о будущем, теперь оказавшемся настоящим. — Пап, — позвал Кирилл, глубоко вдохнув и поднявшись от осознания, что слезами делу не поможешь, — я всегда у тебя многое просил, но это будет последней просьбой. — И чего же ты хочешь? — Виктор Александрович, пусть ему и тяжело было видеть сына в таком состоянии, улыбнулся: что-то в нём изменилось. Что-то очень важное. — Пожалуйста, помоги нам начать всё сначала. Так, как мы должны были сделать всё изначально. Ни Валя, ни Кирилл толком не понимали, чего хотят от этой жизни и где должны оказаться через десять лет. Но они знали главное — с чего стоит начать. И для Виктора Александровича этого знания хватало, чтобы довериться сыну. — О таком мог бы и не просить.***
В двухкомнатной квартире было слишком чисто и многолюдно, отчего Кирилл, вернувшийся с работы, немного офигел, так и застыв в двери с целым пакетом дешёвых полуфабрикатов из соседнего магазина. Пахло сладкими булочками, жареным мясом и девичьим парфюмом. На кухне что-то звякнуло, грохнулось в раковину, под тяжестью спешащих людей заскрипел деревянный пол. — Валя, как ты этих деревенщин в наш дом запустил?! — проворчал он, когда к нему на шею с разбега бросились Дашка с Мариной. — Мы же от них заразимся навозом и землей под ногтями! Но притворные возмущения Кирилла не действовали, и его продолжали настырно душить. То ли от радости, то ли из намерений не слишком положительных. — От тебя так розами пахнет, — Марина посильнее втянула воздух, — да ты прям бутончик! — Духи лучше моих, — надула губки Даша. — Это потому что я флористом работаю, дурочки! И под веселый смех вся четверка переместилась на кухню, где уже вовсю жарился, пекся и нарезался праздничный обед. Как же сложна оказалась жизнь без родительских подачек и безлимитной карточки в кармане. Тогда, по приезду из Глубокого, Кирилл с Валей сразу же взялись за дело: нашли небольшую двухкомнатную квартирку — не в центре, но и не на окраине, — записались на курсы флориста и бармена, чтобы найти работу, написали заявления на отчисление из вуза и под мамины слёзы съехали к себе, взяв денег ровно на оплату жилья и на пропитание до первых зарплат. На этом с родителями и их опекой пришлось распрощаться, искренне признаваясь в том, что их любовь взаимна. Только сейчас Кирилл понял, как же ему всё-таки повезло с семьёй. После деревенских забот, бесконечных строек и вёдер с водой кромсание цветочков и выпроваживание особо неадекватных клиентов из небольшой цветочной лавочки у набережной казались вполне себе несложными. Тяжесть состояла лишь в двенадцатичасовой смене и отсутствии чего поудобнее старого кресла с промятой сидушкой. Но начальник, молодой бизнесмен, платил щедро и каждую неделю, награждая за перевыполнение плана, да и свободу давал полнейшую: выбор цветов, ленточек и прочей упаковочной ерунды целиком лежал на Кирилле. И за это задница быстро привыкла к торчащим пружинкам, а ноги — к бесконечной пляске с букетами и клиентами. Валька так вообще стал местной звездой одного гей-бара, когда со своими габаритами разместился за барной стойкой, сбрил бороду и гелем закрутил усы, подобно Дали. По такому случаю ему разрешили чаевые в общак не скидывать: привлеченные его персоной папики вдоволь покрывали такие мелочи. Вот и жили: без роскоши, долгих выходных, но достойно. Правда, женской руки квартирке не хватало от слова совсем. — Мы у вас два часа убирались! — ругалась Даша, кромсая оливье. — Вы вообще как в зеркало смотрелись? Оно же всё в пятнах было! — Такую рожу пару пятнышек не перекроет, — Валя усмехнулся, — да и что нам в зеркало смотреть? Мы ж мужики — плюнул, волосы пригладил, и красавец! Запихивая в себя третью куриную отбивную, заботливо приготовленную Мариной, Кирилл лишь жевал, кивал и просил добавки. Ещё бы! Картофельное пюре не порошочного происхождения он не ел с дома, а это полгода, на минуточку! А какая хрустящая корочка была у отбивных… — Лопнешь, деточка! Выхватив очередной кусок мяса из лап вечно голодного Кирилла, Марина спрятала его в контейнер, доверху наполненный такими же, и убрала в холодильник, строго-настрого запретив есть их вместо перекуса. — Это вам на несколько дней! Завтра ещё овощное рагу сделаем, пирог, вон, почти готов, и вы хотя бы на немного свои пельмени забудете. Это же ужас какой-то — только заморозку жрать. — Но-но! — втянув залпом пол бокала вина, Кир покачал пальцем. — Это не ужас, это холостяцкая берлога! — Нашлись тут холостяки! Вслед за прыснувшей Дашей засмеялись и все остальные, раскрепощенные бутылочкой какого-то дорогущего вина, что стащил Валька с работы как раз к их приезду. Как всё же хорошо, что девчонки приехали сюда на день открытых дверей в один из крупнейших вузов, а летом будут поступать! Вместе со смехом, вином и сырной нарезкой они переползли в комнату Кирилла, в простонародье — гостиную, и уже там, на огромном диване, продолжили свои посиделки. К трем часам ночи, когда Даша отрубилась от количества вина, а Валя — от двух суток работы без сна, Марина с Кириллом устроились в лоджии. — Будешь? — Кир протянул пачку сигарет. — Ментоловые. — Снова куришь? Вспыхнул огонёк зажигалки, на секунду освещая усталое напряженное лицо Кирилла, тут же погас, уступая тлеющей сигарете, испускающей белёсые струйки с нотками ментола. Затянувшись с каким-то наслаждением и спокойствием, облегчением, он приоткрыл губы, чтобы дым медленно вылился в прохладу весенней ночи, и улыбнулся: — Снова схожу с ума. Вопросы назойливой стайкой повисли в воздухе. Нерешительные. Любопытные. Пропитанные чёртовыми воспоминаниями. — Кир. Её вкрадчивый голос, с заботливой мягкостью и страхом ранить, как камень в успокоенную гладь воды: поднимает сполохи брызг, шумные волны. Затяг. Дым во рту, едкая горечь повсюду. Шумный выдох в никуда, щиплющее послевкусие на кончике языка. Спокойно. — Ты не сможешь постоянно делать вид, что в твоей жизни не было Гриши. Пора пережить это и двигаться дальше. Имя отозвалось резью в левом боку, где-то глубоко под ребрами. То ли сердце шалило, то ли желудок сжимался от очередного приступа паники. Душа штормила, нарастающими волнами выкидывая из себя всё, что с ним связано, ударяя всё сильнее, с издевкой подкидывая картинки: голубые глаза ярче неба, а порой и самого океана, потемневшие, смотрящие на него с разрушающей обидой и злостью от показного равнодушия, от того, что он соврал. Как заевшая киноплёнка — в голове только этот взгляд, только этот момент, и ничего больше. Ни единого воспоминания в наказание за собственный поступок. Подобно осиному улью, мысли жужжали и сбивались в оглушающие рои. И слёзы. Да, девчачьи горячие слёзы как признание собственной беспомощности. — Ну, было и было, — руки палевно подрагивали, сбивая накопившийся пепел, — как будто там что-то серьёзное. Было. Ещё как было! Как смущающе было проснуться с ним утром в одной кровати и видеть нежную неуверенную улыбку вслед после первой ночи вместе. Без пошлостей, с невинными объятиями до самого рассвета, сбивчивым щекочущим уши шёпотом ни о чём и обо всём. Кирилл не забыл его прикосновения. Шершавые подушечки пальцев, крепко сжимавшие запястья. Курортный роман, не значащий больше увлечения и удовольствия, стал в их объятиях чем-то другим, глубинным. Сыграл ли первый опыт однополых отношений, а может, так сложились звёзды и совпали фазы луны, но Кирилл знал точно: за эти два месяца он почувствовал больше, чем за всю жизнь. А за полгода сумел остыть и спрятать это глубоко в себе. Любовь всё ещё тлела в нём и ждала, пока из неё раздуют громадный пожар. — Я не буду ничего делать. И звонить ему тоже, не хочу жизнь портить. История кончилась, «зе энд», как говорится. — Ладно, это твоя жизнь, — Марина выдохнула, зашла обратно в комнату и уже тихо, так, что Кирилл едва различил, проворчала: — Два влюбленных осла! «Скорее уж козла», — усмехнулся он и отправил потушенный окурок в заполненную пепельницу. Спать вчетвером на одном диване было тесновато, но никого, кроме Кирилла, который последним занимал спальное место — оставшийся промежуток между Валиной ногой и Дашиной задницей — это не смущало. Психанув от того, что эти пьянчуги двигаться не собирают, а Марина, упавшая попросту на Валю, так вообще послала «шумного придурка» в места не столь отдалённые, Кир ушёл в комнату Вальки, где и уснул на скрипящей полуторке, видя в своих снах телят, стога сена и куриц, куриц, куриц. — Кому, блять, неймётся?! — закричал он, когда в его сне курицы начали клеваться стучанием в металлическую дверь. Немного логических процессов: Валя вновь на работе, а вот девчонки, если с утра смогли подняться, должны были уже вернуться с месива абитуриентов и лживых обещаний про будущее обучение. Ключей-то им никто не давал: комплекта было всего два. Пришлось подниматься, натягивать на себя сползшие трусы и ковылять с заспанной мордой к двери. — Я вас со своим похмельем изнасилую, — пригрозил он, открывая дверь и активно зевая с закрытыми глазами, — не расплатитесь котлетами. — Можно телом? Кирилл вздрогнул. Вмиг протрезвел, продрал глаза, вытаращившись на гостя, и едва не картинно схватился за сердце: красная шёлковая рубашка и джинсы в обтяжку смотрелись на нём просто отвратительно. — С размерчиком не угадал, — просипел Кирилл, чувствуя, как голос надрывается, а тело сковывает мелкая дрожь, — как тебя сюда занесло?! — Одна певичка мне лещей надавала после того, как ты уехал. А Даша ещё и наорала. В общем, с этими мотиваторами понял, чего в этой жизни хочу. Пока денег заработал семье, пока работу в городе нашёл, короче, полгода и прошли. Ну, а тут они меня позвали, я и приехал. Ты это… не против? Глаза щипало от нахлынувших слёз, медленно застилающих реальность дымкой. Казалось, стоит ему ущипнуть себя, и он проснётся. Один, никогда так и не почувствовав этих безумных чувств, что кипели в нём сейчас. Кирилл и ущипнул. Дорожная сумка тут же отправилась на пол, один шаг — и крепкие родные объятия под первый всхлип Кирилла. — Кто-то всё ещё пассив по жизни, да? Щемящее счастье раздирало изнутри, хотелось закричать, чтобы все знали, что в этой панельной девятиэтажке стало на двоих счастливцев больше. Но больше всего хотелось поцеловать его и как можно скорее восполнить всё, что они потеряли за полгода разлуки. Чёртовы полгода… — Гришка? — Кир? — Кажется, мы Митьке в собратья годимся.