Девушка из Берлина: Любовница Группенфюрера

Сегодня народ Германии праздновал день рождения фюрера, и начало казаться, что день этот никогда не закончится. Очередной выступающий вот уже более пятнадцати минут нахваливал лидера Рейха, и я начала жалеть, что здесь не подавали напитки. Судя по лицу Генриха, сидящего рядом со мной в огромном зале для приёмов, наполненном до отказа военной и политической элитой Рейха, он думал о том же. Я слегка толкнула его плечом. - Как насчёт бокала шампанского, когда всё это кончится? - Я шепнула ему на ухо. Он хмыкнул. - Я думал начать с двойной порции виски. Я едва сдержала смех, а Генрих тем временем наклонился ко мне и тихонько сказал: - А как насчёт сбежать ото всех незаметно и провести остаток вечера, целуясь в коридоре? - Штандартенфюрер Фридманн, вы совершенно невозможны! - Фрау Фридманн, вы правы. Я пойду первым, а ты иди за мной через пару минут. Я буду ждать тебя в холле. - Хорошо. Как только он вышел, я постаралась незаметно оглядеться, надеясь, что никто не заметит нашего внезапного исчезновения. Рискованно, конечно, было идти на подобные проделки особенно в такой важный день, но я готова была на возможность получить нагоняй от начальства, если они нас поймают за весьма непатриотичными делами снаружи. Мы только начали возвращаться обратно к тому, какими мы были до трагической смерти моего брата и нашего малыша, оставивших нас обоих в глубоком горе. Мы наконец-то сняли траур и стали потихоньку учиться жить заново, вспомнили, как нужно было смеяться, радоваться жизни, и смотреть в будущее с надеждой. В конце концов, мы были друг у друга, и ничто не смогло бы этого изменить. Я взглянула на передний ряд, где все они сидели плечом к плечу: Рейхсфюрер Гиммлер, министр пропаганды Гёббельс со своей женой, Рейхсмаршалл Геринг и сам лидер Рейха - Адольф Гитлер. Обергруппенфюрер Гейдрих сидел позади них со своей беременной женой. Я вдруг мысленно понадеялась, что потолок рухнет и накроет их всех. И когда я начала желать людям смерти с такой завидной регулярностью? Не так меня родители растили, совсем не так. Минуту спустя я тихо поднялась и прошла на выход, стараясь привлечь как можно меньше внимания. Когда я проходила по коридору, где Генрих должен был меня ждать, кто-то схватил меня за талию сзади и потянул внутрь одной из ниш в стене с высокой статуей посередине. Это оказался мой муж. Он закрыл нас бархатной портьерой, закрывающей нишу наполовину, развернул меня к себе и прижал к стене, сделав нас абсолютно невидимыми для посторонних глаз. Я чувствовала себя как школьница, прячущаяся со своим соседом по парте на заднем дворе во время перемены, пока учителя не видят. Меня это вдруг так рассмешило, что я начала хихикать в голос. Генрих тоже начал смеяться, одновременно прижимая палец к губам. - Тише, нас же услышат! - Прости, я не могу сдержаться! Мы двое взрослых людей, работающих в Главном Имперском Управлении Безопасности, и что мы делаем на приёме в честь дня рождения нашего главнокомандующего? Целуемся в коридоре, как два подростка! - Да пошёл он к чёрту, этот главнокомандующий! - Шепнул в ответ Генрих, стараясь не смеяться слишком громко. - Раз уж на то пошло, давай займёмся любовью прямо здесь, просто ему назло! - Генрих! - Я отталкивала руки моего хохочущего мужа, в шутку пытающегося задрать мне юбку. - Ничем подобным мы тут заниматься не будем!!! С ума сошёл? - Ничто не сравнится с тем, чтобы заняться любовью с моей женой-еврейкой на день рождения фюрера! - Генрих, я серьёзно! Прекрати сейчас же! Нас расстреляют обоих! - А знаешь что? Давай-ка выйдем на сцену и сделаем это прямо перед ним! - Генрих!!! Я хохотала уже в голос. Я почти забыла, каково это, смеяться так от души, что слёзы начинали выступать в уголках глаз, а живот начинал болеть от смеха. Я была так благодарна моему мужу за то, что он напомнил мне, как же это было здорово. Мы оба сидели на полу, стиснутые в узком пространстве между статуей и стеной, прижав ноги к груди и касаясь друг друга коленями. Мы больше не смеялись, просто смотрели друг на друга, улыбаясь. Генрих взял мою руку в свою и поцеловал её. - Ты и не знаешь, какую радость мне доставляет видеть тебя такой, Аннализа. Я уже начал думать, что потерял тебя после всего, что случилось. - Любимый, не говори так! - Я прижала его руку к груди, а затем притянула его ближе за шею, крепко обнимая. - Ты никогда меня не потеряешь. Я - твоя жена, и люблю тебя больше всего на свете. - Я знаю. Я тоже тебя люблю. - Он гладил мне спину, покрывая лёгкими поцелуями моё плечо, шею и лицо. - Я люблю тебя больше жизни, Аннализа. Я не знаю, что бы я делал, если бы ты ушла от меня. Его слова отозвались больным уколом в сердце. Так вот что он думал, пока я была настолько погружена в свои планы мести, что ничего вокруг больше не замечала; вот что он думал каждый раз, как я ездила в Вену. В своём эгоистичном желании отомстить, я даже и не заметила, как невольно ранила самого дорогого мне человека. Какая же я была ужасная жена! - Генрих, любимый, прости меня пожалуйста! - Я обняла его лицо ладонями и начала покрывать его поцелуями. - Прости, что была такой эгоисткой! Прости, что ничего не сказала с самого начала. Но ты бы всё равно не смог мне с этим помочь, да и втягивать я тебя в это тоже не хотела. - Аннализа, что ты такое сделала? - Попросила доктора Кальтенбруннера помочь мне убить Гейдриха, - наконец прошептала я после паузы. - Что?! - Генрих смотрел на меня почти в ужасе. - Что ты натворила?! Ты с ума сошла! Ты вот так просто пошла и спросила его об этом?! - Генрих, у меня не было выбора. Ты же помнишь, я была сама не своя после смерти Норберта и...нашего ребёнка. Я поклялась на их могиле, что я его убью. Я не думала тогда совсем, я была настолько зла на весь мир, на него, я всё вокруг ненавидела. Мне ничего не было страшно, поэтому да, я пошла и напрямую его об этом спросила. Я только хотела, чтобы Гейдрих за всё заплатил. - Ты хоть понимаешь, насколько это серьёзно? Если вы попытаетесь организовать покушение на политическую фигуру его ранга? Да он сейчас обладает почти таким же влиянием, как сам Гиммлер! Если он действительно умрёт, и выяснится, что это вы двое в ответе за его смерть, вас повесят рядышком на первых же воротах! Господи, как я только не догадался обо всём сразу? Я знал, что ты что-то затевала, но такое! - Генрих покачал головой и положил обе руки мне на плечи. - Ты в эти же выходные поедешь в Вену и скажешь ему, что ты передумала. Скажи ему, чтобы ничего не делал. - Слишком поздно. - Что значит, слишком поздно? - Поздно что-либо делать. Человек, который готовит всю операцию, уже в Чехословакии, а я даже не знаю, как он выглядит. Генрих молча сидел и смотрел на меня. Я взяла его руки в свои. - Не волнуйся, любимый. Доктор Кальтенбруннер всё очень хорошо продумал. Он никогда бы не стал брать на себя такой риск, если бы не был на сто процентов уверен в успехе. - Пообещай мне, что в будущем будешь обо всём мне рассказывать. Обо всём, без исключения. Я твой муж, не он. Я кивнула. - Обещаю, любимый. Больше никаких секретов. Прости меня, пожалуйста. Он снова покачал головой и нежно погладил меня по щеке. - Ты ни в чем не виновата. Ты была расстроена и не думала, что делаешь. Это ты меня прости, что не разглядел вовремя, что с тобой творится, не помог, как надо было. Подумать только, я заставил тебя пойти и спросить шефа австрийского Гестапо о помощи. Хороший же из меня муж! Я улыбнулась, вспомнив, что всего несколько минут назад винила себя в том, что была ужасной женой. После трёх лет брака мы с Генрихом так сблизились, что даже думать начали одинаково. - Кальтенбруннер же не пытался...воспользоваться ситуацией с тобой? - Вдруг спросил он. - Боже, нет, конечно. По правде говоря, он всё это время был сама любезность и почтительность. - Вот уж не ожидал, что такие положительные слова могут стоять рядом с его именем, - Генрих подавил смешок. - Он всегда ведёт себя со мной исключительно как джентльмен. Я бы не стала иметь с ним дела, если бы было иначе. - Не забывай только, что он не занимается благотворительностью, Аннализа. В один прекрасный день он что-нибудь потребует назад. - Тогда придётся найти кого-то ещё, чтобы убить его, - отшутилась я. - Пойдём-ка назад, пока нас не хватились. Прежде чем встать, Генрих наклонился и поцеловал меня в последний раз. Я испытала огромное облегчение, всё ему рассказав. Больше никаких секретов между нами, пообещала я себе. Никаких и никогда.