Девушка из Берлина: Любовница Группенфюрера

Они не пришли за мной тем вечером. Они не приходили за мной в течение двух последующих дней, и я уже начала надеяться, что может быть всё ещё обойдётся. Но когда они остановились у моего стола в РСХА, и как только я подняла на них глаза, я знала, что надежды мои не оправдались. - Фрау Фридманн, вам придётся пройти с нами. Барбара смотрела на наших коллег из шестого отдела (или просто Гестапо) глазами, широко распахнутыми в изумлении. Не каждый день они приходили для того, чтобы арестовать кого-то из своих сотрудников. Я вздохнула, отложила ручку и поднялась со стула. Что ж, всё-таки это произошло. Я проследовала за ними сквозь знакомые коридоры Главного Имперского Управления Безопасности, размышляя попутно, что у них, интересно, на меня было. Если кто-то опознал меня по фотографии, то это одно дело. Они могут ошибаться, и я вполне могу это оспорить. Но вот если они сняли мои отпечатки пальцев с чемодана, где находилось радио, который я по неосторожности схватила, или же отследили мои номера, то тут дело было плохо. Я зажала в ладони крест с цианидом внутри, надеясь, что они оставили бы меня хотя бы на пару секунд одну, чтобы я могла положить капсулу себе в рот - на всякий случай. Так, если бы что-то пошло не так, всё, что мне оставалось бы, так это раскусить её. Они привели меня в подвал, и я поймала себя на том, что испытывала совсем даже не приятное дежавю: несколько лет назад меня вели по этому же самому подвалу, но тогда мои обвинения в сокрытии моего происхождения были прогулкой в парке по сравнению с обвинениями в государственной измене и международном шпионаже. Они сопроводили меня в уже знакомый холл с несколькими допросными камерами и, после того как один из охранников открыл перед нами дверь, они завели меня в одну из этих камер, прямиком в руки к моему премерзко ухмыляющемуся дознавателю - Ульриху Райнхарту. Я, по правде говоря, не удивилась, увидев его: скорее всего, он вцепился в моё дело, как только увидел его. В конце концов, он же поклялся убить меня. Я села на один из железных стульев и скрестила руки на груди, ожидая, чтобы он заговорил первым. По сравнению с моим первым разом в такой же допросной камере Гестапо, я чувствовала себя немного более уверенно. Райнхарт нарочито неспешно прошёлся вдоль стола, листая страницы в моём файле. - Что ж, приятно тебя снова видеть. Особенно здесь. - Он бросил на меня колючий взгляд своих ледяных голубых глаз. Он напоминал мне Гейдриха, только ростом поменьше; можно и не объяснять, насколько они мне оба стояли поперёк горла. - И почему именно я здесь? - Я решила играть невинно-осуждённую жертву до конца, пока не выясню всех фактов. Он рассмеялся. - Прикидываться дурочкой тебе в этот раз не поможет, евреечка. Мы нашли твои пальчики на радио, принадлежавшем одному из членов сопротивления. У тебя теперь один путь из этой камеры - прямиком на виселицу. Дьявол. У них было наше радио. Но он также сказал "членов сопротивления," что означает, что Адам не сказал им, на кого он работает. Надеюсь, они ничего с ним не сделали! - Я не понимаю, о чем вы. И я требую присутствия адвоката при моём допросе. Я член СС, а не какой-то уличный преступник, и заслуживаю подобающего моей должности отношения. - Адвоката? - Райнхарт расхохотался ещё громче. - А что, это вполне даже можно устроить. И знаешь что, я тебе самого лучшего позову. Как насчёт доктора юриспруденции Группенфюрера Кальтенбруннера, которого так расстроила наша последняя встреча? Мне будет вдвойне приятно посмотреть, что он с тобой сделает, когда узнает, что ты работала на сопротивление всё это время. - Доктор Кальтенбруннер в Вене. - А вот тут ты ошибаешься. У него только что состоялась встреча в этом самом здании с Рейхсфюрером Гиммлером, Обергруппенфюрером Гейдрихом и Группенфюрером Мюллером. Я уверен, что он с удовольствием уделит двадцать минут своего времени такой хорошенькой шпионке. Я пожала плечами как можно безразличнее. - Вот и прекрасно. Позовите его сюда в таком случае. Я уверена, что с ним мы проясним ситуацию меньше, чем за пять минут. На самом деле я просто хотела, чтобы Райнхарт вышел из камеры, чтобы я смогла положить цианид себе в рот. - Ты до сих пор не понимаешь, во что ты влезла, да? - Райнхарт наклонился ко мне. - Не знаю, спишь ты с ним или нет, но когда он увидит эти бумаги, он тебя собственными руками придушит. - Я не собираюсь с вами спорить о чем бы то ни было, пока здесь не появится доктор Кальтенбруннер или же мой адвокат. - Ну что ж, дело твоё. Сама напросилась. Как только Райнхарт покинул камеру, я тут же отщёлкнула потайную секцию в кресте на моём запястье и вынула маленькую прозрачную капсулу. Я видела её раньше только однажды, когда клала её внутрь. Эта маленькая капсулка содержала настолько летальную дозу цианида, что убила бы меня за секунды после того, как я раскусила бы её между зубов. Рука моя слегка дрогнула, пока я осторожно помещала её за щёку, у самого края коренных зубов. Я дотронулась до лица, чтобы убедиться, что капсулу не было видно снаружи. Только вот теперь если кто-то во время допроса вдруг решит ударить меня по щеке с той стороны, конец мне. Я даже усмехнулась от этой мысли: у них были мои отпечатки, снятые с радио, и как Райнхарт правильно указал, мне отсюда был один путь - прямиком на виселицу. Так какая была разница, как умирать? Я привела крест в порядок, сняла чётки с запястья, зажала их между переплетёнными пальцами и закрыла глаза, молча произнося знакомые молитвы, заученные с детства. Это, правда, были христианские молитвы, потому что из понятных соображений на идише меня никто молиться не научил. Я не просила толком ни о чем, просто говорить с кем-то, хоть этот кто-то и не мог мне ответить, успокаивало нервы. Шум за дверью заставил меня выпрямиться на стуле. Я положила обе руки на колени в терпеливом ожидании, но хоть внешне я и оставалась абсолютно спокойной, сердце всё равно колотилось в груди. Я вполне ожидала увидеть Райнхарта, вошедшего первым и даже доктора Кальтенбруннера, проследовавшего за ним с весьма нахмуренным видом. Но третьего человека, закрывшего за собой дверь, я ожидала увидеть меньше всего. Это был шеф Гестапо собственной персоной, Группенфюрер Мюллер. - Она требует адвоката, - с издёвкой проговорил Райнхарт, кивнув вошедшим на меня. - Адвоката? - Шеф Гестапо совсем не выглядел устрашающим, особенно стоя рядом с двухметровым лидером австрийских СС; Генрих Мюллер был больше похож на типичного баварского фермера, в дом которого детей отправляли на лето. Только вот я-то знала, насколько обманчивой была его внешность. - Вполне резонная просьба. Мы же здесь в конце концов не какие-нибудь варвары, верно? Группенфюрер, вы не будете так любезны взглянуть на обвинения этой юной леди? - Я до сих пор не понимаю, что происходит, - слегка раздражённым тоном отозвался доктор Кальтенбруннер, не сводя с меня глаз. - Я тоже, - твёрдо добавила я. Тем временем Мюллер отодвинул стул для доктора Кальтенбруннера. - Прошу вас, Группенфюрер, присаживайтесь, а агент Райнхарт нам пока объяснит все детали этого весьма занятного дела. Как я понимаю, юную леди обвиняют в шпионаже и государственной измене? - Всё верно, герр Группенфюрер, - ответил Райнхарт с плохо скрытым удовольствием. - Она работала в связке с членами сопротивления и, учитывая её позицию SS-Helferin здесь, в СД, она скорее всего делилась всей засекреченной информацией с её друзьями по подполью. - Это ничто иное, как обычные пустые обвинения, никоим образом не подтверждённые фактами. Я ничего общего с сопротивлением не имею. - Дай сюда, - Группенфюрер Кальтенбруннер бесцеремонно забрал моё дело из рук Райнхарта, что заставило последнего невольно отступить назад. Похоже, свежи ещё были в его памяти воспоминания о последней его встрече с лидером австрийских СС. Только, как не хотелось это признавать, на этот раз мой спаситель скорее всего примет его сторону вместо моей. - А что там за история с отпечатками? - Мюллер снова обратился к Райнхарту. - Мы сняли её отпечатки с радио, от которого пытался избавиться один из её дружков-подпольщиков. Он в данный момент также находится под следствием, и наши лучшие люди с ним работают вот уже который день. - Это он вам сказал, что это её радио? - продолжил Мюллер. - Нет. - Райнхарт слегка нахмурился. - Он настаивает, что какая-то другая женщина ему в этом помогала. Но это вполне очевидная ложь. - Фрау Фридманн, - в этот раз Мюллер обратился ко мне. - Как вы можете объяснить наличие ваших отпечатков на радиоаппаратуре? - Моих отпечатков не может быть ни на какой радиоаппаратуре, герр Группенфюрер. Единственные радио, к которым я прикасалась, находятся в стенах здания РСХА, и если никто не выкрал одно из них прямо отсюда, то шанс того, что мои отпечатки могут оказаться на каком-то другом радио, равны нулю. - Что ж, вы, похоже, очень уверены в своей правоте, фрау Фридманн. - Мюллер слегка улыбнулся мне. - Но что это за фото с отпечатками, которые доктор Кальтенбруннер держит сейчас в руках? Это ведь её отпечатки, Группенфюрер? - Да. Частичные, но всё же легко опознаваемые. - Он не смотрел на Мюллера, он смотрел на меня, и глаза его казались почти чёрными от едва сдерживаемого гнева. - Ваши агенты никак не могли снять их с радио. Я жизнью вам своей готова ручаться. - Мне очень нужно было заставить его мне поверить. - Я никогда не касалась никаких радио, кроме официальных устройств здесь, в СД. Он ещё какое-то время не сводил с меня тяжёлого взгляда, но затем всё же вернулся к изучению бумаг в моём деле. - Ну? Что там говорится? - Группенфюрер Мюллер заглянул в бумаги через плечо доктора Кальтенбруннера с явным интересом. - Вообще-то, она права. Отпечатки были сняты с ручки чемодана, а не с самого радио. И частичный, смазанный отпечаток на одном из замков. Либо кто-то пытался их стереть, или же они уже там были до того, как кто-то начал использовать радио. - Так это полностью меняет дело, разве нет? - Я скрестила руки на груди. Цианид во рту придал мне уверенность человека, который мог умереть в любую минуту, а поэтому ничего уже больше не боялся. - И каким же это образом это меняет дело? - доктор Кальтенбруннер откинулся на стуле, дублируя мою позу. - Я могла где угодно дотронуться до этого чемодана. Совершенно случайно. Райнхарт рассмеялся, а Мюллер только улыбнулся. - И часто вы трогаете чужие чемоданы? - снова спросил меня доктор Кальтенбруннер с явным сарказмом в голосе. - Нарочно я ничьих чемоданов не трогала. Но вы должны признать возможность, что такое могло случиться. - Это уже смешно, - фыркнул Райнхарт. - Да она над нами просто издевается. Разрешите направить к ней пару моих людей, она вам мигом всё расскажет. - Я не помню, чтобы кто-то тебя спрашивал! - рявкнул на него Группенфюрер Кальтенбруннер. - Убирайся к чёртям собачьим отсюда со своими советами, пока я к тебе людей не послал! Добавив к этому пару весьма нецензурных выражений, он всё же не выдержал и долбанул кулаком по столу, да так, что Райнхарт решил ретироваться, пока второй удар не пришёлся по нему. Даже я инстинктивно дёрнулась на стуле, впервые видя доктора Кальтенбруннера в таком состоянии. Но я была рада, что он хотя бы решил выпустить пар на неживом объекте, вместо того, чтобы стукнуть меня по голове, а мне почему-то казалось, что он был очень к этому близок. Я бы тоже была, если бы вдруг выяснила, что кто-то, ради кого я фактически рисковала жизнью (а он именно это и делал, планируя для меня покушение на Гейдриха), всё это время нагло лгал мне в лицо. Даже Группенфюрер Мюллер почувствовал себя весьма некомфортно в присутствии своего австрийского коллеги, склонного к весьма резким и неконтролируемым приступам гнева, и решил также покинуть камеру под предлогом того, что забыл сигареты у себя в кабинете. Тем временем доктор Кальтенбруннер сделал глубокий вдох, явно пытаясь взять свои эмоции под контроль, и снова сосредоточил свой пристальный взгляд на мне. - Хорошо. Давайте представим на секунду, что есть такая крайне невообразимая возможность. И где же вы могли по весьма невероятному стечению обстоятельств "случайно" взяться за ручку чемодана, в котором по ещё более невероятному совпадению находилось радио, принадлежащее одному из членов сопротивления? - Я не могу просто так взять и вспомнить это сейчас. Мне нужно немного времени, чтобы подумать. - У вас есть пять минут. Время пошло. У меня всё сжалось внутри от одной только мысли о том, что он собирался сделать со мной по истечении этих пяти минут. Я прикрыла глаза рукой, потому что под его немигающим взглядом сосредоточиться было совершенно невозможно. Где я могла дотронуться до чемодана? Просто какую-нибудь историю придумать с ним бы не прошло, это должен был быть настоящий случай, который кто-нибудь мог бы для меня подтвердить. "Чемоданы. Где их больше всего? На станциях, так? Я много куда ездила за последнее время, но точно ничего не трогала во время своих путешествий. К тому же, это должно было случиться в недавнем времени, потому что мои отпечатки были ещё свежими на нём. В последнее время я только ездила в Вену, на встречу с доктором Кальтенбруннером." Я чувствовала, как его взгляд прожигает дырку у меня в голове. "О Боже, он точно меня убьёт!" "Так, ну-ка прекрати. Сосредоточься. Вена. Поезда. Станции." И тут меня вдруг осенило. "Поезд до Вены!!! Поезд, который чуть не сошёл с рельс, и где я помогла женщине с её чемоданом! Макс был со мной, он сможет всё подтвердить! Ну конечно!" Я подняла голову, едва скрывая победную улыбку. - Герр Группенфюрер, я вспомнила. Он выпрямился на стуле и слегка подался ко мне. - Я вас слушаю, фрау Фридманн. Прежде чем сказать что-то, что могло скомпрометировать нас обоих, я наклонилась к нему через стол и шепнула: - Этот разговор ведь не записывается? Я знала, что Гестапо частенько такое делали - записывали допрос, чтобы потом преступнику было уже не отвертеться от своих слов, пусть и сказанных под пытками. Доктор Кальтенбруннер слегка пожал плечом. Это было берлинское Гестапо, а не его австрийское, и он не знал. Я на всякий случай решила говорить как можно более осторожно, учитывая ситуацию. - Когда я ехала в Вену около месяца назад, по пути случился небольшой инцидент. Наш поезд чуть не сошёл с рельс, когда я шла к моему купе, и весь багаж попадал с полок. Там была одна женщина с малышом, которая не могла управиться с её сумками, и я решила ей помочь, потому как у неё руки были заняты ребёнком. Я попробовала поднять её чемодан обратно на верхнюю полку, но он оказался очень тяжёлым. И тогда Хауптштурмфюрер Максимилиан Штерн - он также работает здесь, в СД - он по случайности оказался со мной в одном поезде, помог мне с её багажом. Я так хорошо это запомнила, потому что чемодан был очень тяжёлым, и я даже в шутку спросила её, не везла ли она в нём камни. Она ответила, что там были книги её мужа, и что он был профессором философии, кажется. - Что вы делали в Вене? - осторожно спросил меня он. Я понимала, что ему нужно было это спросить, если разговор действительно записывался. Было бы слишком подозрительно, если бы он не задал мне этого вопроса; но мне всё же нужно было быть крайне осторожной с ответом. - У меня любовник в Вене. Я надеюсь, это останется между нами, и вы не станете докладывать моему мужу. Лёгкая ухмылка наконец появилась у него на лице. - Не стану. Как, ещё раз, имя вашего свидетеля? Максимилиан Штерн? - Да, герр Группенфюрер. Он нажал кнопку под столом, и один из эсесовцев открыл дверь в камеру, ожидая указаний. - Позовите сюда Хауптштурмфюрера Максимилиана Штерна. Он работает в отделе внешней разведки. - Слушаюсь, герр Группенфюрер. Как только эсесовец исчез за дверью, доктор Кальтенбруннер встал, зашёл мне за спину и начал вынимать шпильки у меня из пучка, пока моя коса не упала мне на спину. Он ещё раз запустил пальцы мне в волосы на затылке, проверяя, не осталось ли там других заколок, затем взял чётки у меня из рук, снял с меня ремень и проверил мои карманы. - Что вы делаете? - наконец не выдержала я, весьма сконфуженная таким странным поведением. - Если ваша история не подтвердится, вы не сможете убить себя, прежде чем начнётся настоящий допрос. И чулки тоже снимите. Некоторые женщины умудрялись себя ими задушить. Слава богу, хоть во рту у меня не проверил. - Я не собираюсь себя убивать. Я ни в чем не виновата. Какой я должна быть идиоткой, чтобы стереть свои отпечатки с радио, на котором якобы работала, но оставить их на ручке чемодана? Судя по его виду, он тоже пытался решить для себя эту небольшую дилемму, которая сейчас играла мне на руку. Я уже начала было надеяться, что мне удастся убедить его в своей невиновности, но доктора Кальтенбруннера оказалось не так-то просто провести. - Вы сами чулки снимите, или мне это за вас сделать? Его пренаглая ухмылка и неотрывный взгляд невольно заставили меня покраснеть, пока я отстёгивала чулки от пояса наощупь под юбкой. Конечно же, ему и в голову не пришло смотреть в другую сторону. - И пояс тоже. - Вы шутите?! - Отнюдь. - Он ухмыльнулся ещё шире. - Вы, женщины, как это доказала практика, можете быть весьма изобретательны, когда пытаетесь избежать правосудия. - Хоть отвернитесь в таком случае. - К сожалению, не могу. - Да он точно надо мной издевался. - Согласно правилам, я должен всё время находится к вам лицом. Иначе вы можете напасть на меня со спины. - Я?! Напасть на вас?! - Я ушам поверить не могла. Он явно играл со мной в одну из своих дурацких игр. - Снимайте. - Он шагнул ко мне. - Или я его сам с вас сниму. - Хорошо! - Огрызнулась я в ответ, вскакивая на ноги и отступая назад. Хорошо хоть форменная юбка была достаточно длинной и позволяла мне хоть как-то прикрыться, пока я стягивала из-под неё пояс для чулок. Наконец я сняла его через ноги и швырнула моему дознавателю в руки. - Какое совпадение, я тоже предпочитаю чёрное белье на своих женщинах, - проговорил он, без всякого зазрения совести разглядывая мой пояс. - Какой же вы... - "Грязный извращенец!" Закончила я свою мысль у себя в голове, но вслух всё же решила этого не говорить и только уселась обратно на стул, спиной к нему. Он расхохотался. Наконец дверь открылась, и один из охранников впустил Макса в камеру. Он явно удивился, увидев меня рядом с Группенфюрером Кальтенбруннером; тот тем временем отдал все мои вещи охраннику и махнул ему, чтобы тот закрыл дверь. - Ваше имя Максимилиан Штерн, верно? - Так точно, герр Группенфюрер. - Вы знакомы с этой женщиной? - Да, герр Группенфюрер. Аннализа и её муж наши близкие друзья. - Наши? - Мои и моей жены, Урсулы. - Вы недавно ездили вместе с ней в Вену? - Да, только... Не совсем вместе. Мы случайно встретились на вокзале и разошлись по прибытии в Австрию. Мне нужно было доставить кое-какую документацию в офис в Вене, а у Аннализы было какое-то личное дело, как она мне сказала. Я предложил её подвезти - меня у вокзала ждала служебная машина - но она сказала, что её забирал её друг. "Другом" был доктор Кальтенбруннер. Он коротко взглянул на меня. Пока всё шло гладко. - И что случилось на поезде? Макс слегка нахмурился. - Я не совсем понимаю вопрос, герр Группенфюрер. - Что-то необычное? Что-то, что привлекло ваше внимание? - Ах, да. Наш поезд чуть не сошёл с рельс, когда мы отъезжали от Берлина. Кто-то забыл перевести стрелку, и поезд вынужден был совершить экстренную остановку. Это всё. - Что случилось, когда поезд остановился? Поминутно, пожалуйста. Макс, казалось, был весьма удивлён такому странному вопросу, но тем не менее продолжил говорить: - Как только поезд остановился, все пассажиры чуть не попадали друг на друга. Мы тоже едва удержались на ногах. Багаж упал сверху, и я помог нескольким людям вернуть его на место. Затем мы заняли наше купе. - А фрау Фридманн трогала какие-либо чемоданы? - Да, вообще-то, да. Она пыталась помочь какой-то даме с ребёнком, но чемодан оказался для неё слишком тяжёл, и я помог ей вернуть его на верхнюю полку. - Что было в чемодане? - Я не знаю, герр Группенфюрер, я не просил её его открыть. Она, кажется, сказала, что это были книги её мужа. - Женщина путешествует одна с чемоданом, полным книгами мужа, и это не вызвало у вас никаких подозрений? Да вы же работаете в СД! Это ваша прямая обязанность, проверять все подозрительные чемоданы! - Я прошу прощения за свою оплошность, герр Группенфюрер. Я об этом не подумал. Я на секунду задержала дыхание; кажется, доктор Кальтенбруннер начинал принимать мою версию. - Ещё кое-что. На вас были перчатки? - Я не уверен, по правде сказать... То есть, они были у меня при себе, но... Ах, да, точно, они были на мне! Я надел их как только закончил курить на платформе. Теперь я вспомнил. - А на фрау Фридманн были перчатки? - Нет, не было. Я с такой уверенностью это говорю, потому что помню, как подшутил над её крестом, что она всегда носит на запястье. Я сказал ей, что её муж обратил её в католичество быстрее, чем он смог бы обратить еврея перед Kristallnacht. Доктор Кальтенбруннер хмыкнул над расистской шуткой. Казалось, он теперь был в немного лучшем настроении. - Это всё, Хауптштурмфюрер Штерн. Вы можете вернуться на своё рабочее место. Благодарю вас, вы нам очень помогли. Макс щёлкнул каблуками и салютовал Группенфюреру, но в дверях всё же замялся. - У Аннализы какие-то неприятности? - Пока ещё трудно сказать. Макс бросил на меня ещё один взгляд и вышел из камеры. Я снова осталась наедине с Группенфюрером Кальтенбруннером. Я ждала, что он скажет дальше. - Ну что ж, это было весьма неплохо, фрау Фридманн. Я впечатлён. Подозрительная незнакомка с ещё более подозрительным чемоданом. И ваши слова подтверждены сотрудником СД. Не знаю, как вам такое удаётся, но это достойно восхищения. - В его голосе всё ещё слышался сарказм. - Я невиновна, вот и всё. - Правда? - Я не могу доказать это больше, чем я уже это сделала, герр Группенфюрер. - О, позвольте мне с вами не согласиться. Есть один очень простой тест, который развязывает языки даже у самых упрямых людей. Я замерла, когда он поднялся со своего места, вынул свой кинжал и обошёл мой стул. Я даже дышать перестала, застыв с вспотевшими ладонями на коленях и бешено колотящимся сердцем. Он неспешно наклонился рядом со мной и прижал холодную сталь кинжала мне к горлу. - А теперь попробуем ещё раз. Вы состоите в каких-то связях с сопротивлением? - Нет. - Не верю. - Он начал медленно поворачивать лезвие кинжала с плоской стороны на острую, уже больно царапая мне кожу. - Попытайтесь получше меня убедить. - Я же уже сказала, нет! Говорить в этот раз было трудно из-за приставленного к горлу клинка. Он повернул его ещё немного, и я почувствовала капли крови, выступающие под ножом. - Второй промах, дорогуша. Последний шанс сказать правду. Я уже поняла, как это работало. Сначала допрашиваемые держались своей версии, но вот к третьему разу пугались так, что начинали говорить всё как есть. Я и сама не могла решить, как далеко он мог зайти в своих "допросах," и не перережет ли он мне и вправду горло. Чёрт его знал, что у него было на уме, но как бы то ни было, мне нужно было срочно придумать что-то, что нарушило бы его привычную схему работы. Я осторожно повернула к нему голову и слега подалась вперёд, глядя ему прямо в глаза. Он нахмурился, но кинжал у горла всё же немного ослабил. Я потянулась ещё чуть ближе, медленно подняла руку к его шее и, едва дыша и безумно напуганная внутри, едва коснулась губами его губ. Он не пошевелился. Я придвинулась ещё немного, чуть не порезав сама себя, и прижалась ртом к его, молясь всем богам, чтобы он не оттолкнул меня. Он по-прежнему не двигался. Я сильнее обняла его за шею, только чтобы он не заметил, как дрожали мои пальцы. Сердце билось так громко, что я слышала его бешеный пульс уже у себя в висках. Я закрыла глаза и чуть приоткрыла губы, осторожно проводя языком по его губам, отчаянно надеясь, что это сработает. Вдруг лидер австрийских СС схватил меня за косу и резко дёрнул её, запрокидывая мою голову назад. Он уронил свой кинжал мне на колени и уже сам накрыл мой рот своим, целуя меня уже по-настоящему. Я не сопротивлялась, наоборот, старалась быть как можно более послушной, хоть и хватка его на моих волосах была очень болезненной. Я едва коснулась пальцами кинжала, забытого у меня на коленях, но только на секунду; я снова подняла руки к его шее и притянула его ещё ближе. Он укусил меня, нарочно конечно же, но я только снова прижалась к нему губами; он сильнее потянул меня за волосы, будто проверяя, насколько далеко можно было со мной зайти в этих полу-огрызаниях, но я только осторожно положила обе ладони ему на лицо. Ему вскоре надоело со мной бороться, не встречая абсолютно никакого сопротивления. Он наконец отпустил мои волосы и теперь просто держал меня за шею, не больно, но просто чтобы лицо моё было рядом. Целовал теперь тоже без грубостей, но всё также настойчиво и жадно. Я ему наконец предложила то, чего он так давно от меня хотел, и он с готовностью забирал от меня всё до последней капли. Я уже начала думать, что он и вовсе не остановится со мной; в конце концов, чем я отличалась от остальных женщин, каких он, согласно Генриху, насиловал в таких же допросных камерах? Но к моему удивлению он вдруг отпустил меня, когда я уже было смирилась со своей судьбой. Склонил голову набок, посмотрел чуть ли не с любопытством, затем вдруг облизнул палец, вытер кровь у меня с шеи и подобрал свой кинжал у меня с колен, где он так и лежал, нетронутый. Я ведь запросто могла его им заколоть, и я только теперь поняла, что он нарочно его там оставил. Он ухмыльнулся мне, уже совсем по-другому на этот раз. - Поздравляю, фрау Фридманн. Вы прошли ваш тест.