Истерик

Сперва Инверно откровенно растерялся. Несколько томительных мгновений они смотрели — черными глазами в глубину голубой радужки, и наоборот, — друг на друга, а потом Инверно закашлялся, и это было как мольба о помиловании. Зелар довольно хмыкнул: он очень любил выигрывать. — Итак, — врач демонстративно раскрыл дело Инверно, пользуясь тем, что тот стоит достаточно далеко, чтобы не рассмотреть свою историю. — К нам приезжал твой отчим и все нам рассказал. Зелар сделал выигрышную паузу, за которую Инверно успел побледнеть и прикусить губу. «А не такой уж и хороший актер!» — радостно отметил врач. И ошибся. Уже через пару секунд Инверно до конца отрепетировал про себя план дальнейших действий, и алый занавес поднялся. — Он рассказал обо мне? — плаксиво осведомился Инверно, и Зелар дернулся. Вопрос был прямой и сложный, как отвечать на столь открытое и в то же время зашифрованное заявление, Уайт не знал. Потому просто кивнул. На миг на губах Инверно засветилась ядовитая усмешка. И потом он добавил второй словесный удар, сразу же за первым. — И что же он рассказал, доктор? Из уст Инверно «доктор» прозвучало так невинно, что Уайт машинально сдвинул колени и сглотнул слюну, отгоняя воображение, в котором… ох, неважно. Но дальнейшая сцена явно держала Инверно актером первого плана, Уайт же, даже не понявший, как вместо того, чтобы задавать вопросы, стал на них отвечать, был актером второго. — Это неважно, — наконец вымучил врач и быстро контратаковал: — Как тебе на отделении? Этот вопрос был выигрышным. Когда он задавал его, пациенты обычно начинали подробно и путано рассказывать о всех своих мелких делах, параллельно давая поводы написать им в историю что-то наподобие «путаная речь, крайнее возбуждение» и все в таком ключе. Инверно и здесь среагировал не по примеру ему подобных. — Весело, — ухмыльнулся он. — Мне на отделении весело. Зелар машинально закрыл историю Инверно, выдавая крайнюю степень смущения и возмущения заодно. В глазах врача скользнуло раздражение. Да что этот парень — издевается над ним, что ли? Инверно издевался. И дальнейшее шоу разыграл со всем профессионализмом. — Доктор, я понимаю, что у вас есть любовник… — начал Инверно, и уже Зелар растерялся окончательно и от столь явного заявления покрылся краской, как пятиклассница, которую засмеяли за то, что та прилюдно целует в нос любимую игрушку. — Но все же… — продолжил Инверно. — Он же ничего не узнает… — Ты смеешь соблазнять меня? — Зелар поднялся с места и подошел к Инверно, нависая над ним. — Ты? Мой пациент? Неадекватный на всю голову, возомнивший себя великим актером и теперь все свои действия оправдывающий ролями? Творишь что попало и оправдываешь все свои поступки, и даже сейчас не осознаешь до конца, в какие неприятности попал. Зелар выдохнул, и Инверно улыбнулся ему, понуждая говорить дальше. — Ты — просто один из множества, — припечатал Уайт. — Хочешь войны, а не нормального общения: ты ее получишь. И меня не остановит ни твой отчим, ни твоя внешность, я пропишу тебе то, что следует. — Внешность? — хохотнул Инверно. — Так я все-таки тебе нравлюсь, Зелар? — Вон, — указал на дверь врач. Но Инверно никуда не ушел. Напротив, прошел в глубь кабинета и сел в кресло для персонала — по совместительству, любимое кресло Марка. — Ладно, давай поговорим нормально, Зелар, — одобряюще улыбнулся он врачу. Но тот уже был не в силах продолжать сцену. Суфлер не требовался, ню-кадеры не могли спасти положения, каскадер выйти отказался. Зелар сделал глубокий выдох, подошел и вцепился Инверно в плечо, приподнимая его с места. — Не хочешь говорить — иди вон, — все еще красный из-за предложения наглого пациента, Зелар попытался подтолкнуть Инверно к двери. Тот хмыкнул и бросился Уайту в объятия. — Вам понравится, доктор, — на ухо прошептал Инверно, и Зелар растерял остатки стойкости. Целовался Инверно вкусно, жарко и пошло. И за волосы держал почти как Деймон. Вытолкать его после все же удалось. Закрыв дверь, Уайт схватился за лицо, касаясь губ. Что же он творит. Что же этот наглый шизофреник с ним делает. Габриэля им на отделении мало было, теперь еще этот… юный нахал. А он сам хорош, позволил! Не оттолкнул, не воспротивился. Зелар сердито посмотрел на фотографию, словно она была во всем виновата. Потом схватился за волосы, коснулся было телефона, намереваясь снова вызвонить верного Терра, потом представил его дружеский хохот, от которого унижение только усилится, и передумал. Нет, сам он эту кашу заварил, сам и расхлебывать будет. А иначе никак, он взрослый независимый психиатр, что ему какой-то… Нельзя ответственность за свои поступки перекладывать. «А ведь он сейчас всем растреплет, что со мной целовался!» — догадался Уайт и до боли стукнул кулаком по столешнице. «Вот черт. Черт, черт!» — сформулировал мысли Уайт, открыл историю болезни Инверно и сердито прописал ему сильное снотворное, побочным эффектом которого были сонливость и ухудшение памяти. «И я это не из-за поцелуя этого идиотского делаю», — попытался сам себя уверить Уайт, но потом понял, что сам себе врать не умеет, и жалобно захныкал, как школьник, попавший в трудную для его возраста ситуацию. Плюнуть бы на все, и если не воспользоваться предложением навязчивого пациента, то просто забыть о случившемся. «Но его отчим!» — мысленно добил себя Уайт и в крайней степени мрачности поставил чайник, решив на этот раз угостить себя кофе.