Семь плюс один и еще один

Вслед за гневом, как правило приходит безумие (К. С. Льюис)

Никто не сравнится по силам с настоящим сыном Белого Города. Нет равных ему в воинской доблести, нет тех, кто сумел бы уязвить или же одолеть его в бою. Владение любым оружием, отточенные боевые навыки, искусство ведения боя, многолетний опыт - все это делает Боромира лучшим среди всех воинов Гондора. Именно благодаря своим качествам солдата старший сын Дэнэтора и по праву считается первым стражем Белой Башни, ее достойным защитником и хранителем. Именно он станет наместником и займет принадлежащее ему место у королевского трона, дабы и дальше сохранять честь родного города и передать его свободным и прекрасным в руки короля. Но те, кто сражались с Боромиром плечом к плечу, те, кто знают не понаслышке о его доблести и силе могут тайком, украдкой, воровато оглядываясь по сторонам, поведать, что наследник и воевода Белого Города дик и необуздан нравом, что он безумен в гневе и всех прекословящих ему он в приступе удушающей ярости может убить одним ударом. Сын Дэнэтора не знает пощады к врагам, но и к друзьям и соратникам уважения не имеет ни капли. Никто не смеет перечить воину, все склоняются перед ним, опасаясь пасть жерствой его несдержанности и жестокости. Дэнэтор, стремясь отвратить от вверенного ему города страшную угрозу, грозившую неминуемой гибелью, направил своего старшего сына на совет в Раздол, поручив ему добыть и привезти в Гондор кольцо Всевластья, ошибочно полагая, что Дар Врага сохранит его народ от Мордорских армий. Боромиру не по сердцу пришелся приказ на столь долгий срок оставить свою армию и предаться деятельности совсем другого рода - интригам и хитростям, но он все же повиновался и покинул город. На совете Элронда Боромир дал согласие вступить в Братство Кольца и сопроводить маленького хоббита в Мордор, надеясь, что ему удастся переубедить Фродо и отвезти кольцо в Гондор. Но план воина пошел прахом, Арагорн и Гэндальф отклонили его и запретили даже заикаться о подобном. Гнев медленно закипал в груди Боромира, страж Башни искренне полагал, что поступает он только в интересах своего народа. Он снова и снова убеждал Фродо, доказывая ему преимущества подобного расклада, но хоббит колебался, сомневался и неизменно отвечал отказом. Боромир позабыл о данной им клятве защищать братство, теперь он слышал только проклятый зов кольца, которое своими темными силами постепенно подчинило себе его душу и разум. Тяжкий долгий путь и трудности, подстерегавшие маленький отряд измотали путников, все труднее они преодолевали лиги и лиги пути, получив лишь маленькую передышку в лесах Лориэна. Боромир понял, что получить желанное кольцо можно только силой. Выждав удобный момент, когда Фродо должен пхбыл принять окончательное решение, воин подкараулил хоббита в лесу и снова начал убеждать его. Невысоклик отказывался, горячо спорил и беспомощно оглядывался, будто бы ища помощи среди молчаливых деревьев. Горячая волна ярости ударила Боромиру в голову, воин поддался гневу и уже криком, наступая на Фродо, начал угрожать ему. Его неистовые слова, грозный вид окончательно перепугали хоббита, и малыш бросился прочь. Боромир схватился за меч и заметался среди деревьев, разыскивая хранителя кольца. Гнев душил его, ненависть мучительно искала способ излиться, кулаки туго сжимались на рукояти меча, взор застилала багровая пелена. Злость, обида заполнили разум, изгнав из него все мысли. Фродо давно скрылся, на бегу надев кольцо, но Боромир все еще умирал в лесу, раздираемый своими бурными чувствами изнутри, измученный своим безумием. За деревьями послышались голоса, сперва жалобные крики хоббитов, затем грубые вопли орков. Не отдавая себе отчета в своих действиях, сгорая в пламени своей неутолимой жажды крови и смерти, Боромир бросился на этот звук, и его меч с удовлетворенным треском и скрежетом нашел преграду в виде боевого оркского топора. Сын Дэнэтора кинулся в бой, с невиданным доселе наслаждением кроша щиты и латы, отсекая кривые лапы и лишая мордорских слуг жизни. Он не ставил себе цели защитить хоббитов, а только лишь насытить и пересытить себя чужой кровью, залить и утолить пламяю неистово бущующее в груди. Проявлялась его необузданная жестокость, дикость и . Он не разбирал, кто сейчас рухнул, сраженный его окровавленным дымящимся в холодном воздухе мечом. Теперь его не сдерживало ничего, нет запретов, нет тех кто мог удержать этот неудержимый бурлящий поток злости, есть только гнев и ярость. Земля вокруг стала скользкой и влажной от пролитой крови, кровь брызгала в воздух алым грязным фонтаном из очередного распоротого горла, пятнала одежду Боромира, застывала багровыми подтеками и разводами, она была повсюду. Воин уже давно был ранен, зазубренная стрела засела в кольчуге, другая прошила бок, третья пронзила страшной болью ногу, четвертая была готова найти его чтобы еще сильнее ослабить и дать оркам преимущество, но эта боль только подстегивала Боромира, распаляя его еще больше. Он не чувствовал и тени сомнения, страх за свою жизнь давно оставил его помутившиймя рассудок. Он не помнил, скольких он уже оставил лежать неподвижно среди столетних валунов, не помнил, зачем ему этот жуткий бой, который можно смело именовать кровавой бойней. Само сражение стало необходимым как воздух, обжигающий сейчас легкие. По жилам воина сейчас неритмичными сбившимися толчками струилась не кровь, а расплавленный металл, прожигая тело, сердце бешено стучало и колотилось в груди, мышцы наливались болью, раны саднили и ныли. Жестокая расправа ждала тех, кто только смел приблизиться к Боромиру, он без всякой пощады убивал раз за разом. Никакая сила отныне не смогла бы потушить багровое пламя, поглотившее воина, но у орков были мощные боевые луки... Боромир свалился, сраженный огромной черной стрелой в грудь, поднялся через силу, но новая оперенная смерть отшвырнула его прочь, силы стремительно покидали его, но гнев прододжал рвать и терзать своими острыми когтями. Жизнь оставила обезумевшего стража Гондора, он умер под сенью вековых деревьев священного леса, окруженный злорадно хохочущими орками, задохнувшийся в своей всепоглощающей ненависти. Только лишь жалости достойна такая смерть, пусть она и произошла в неравном бою, что является образцом для каждого доблестного воина, желающего покрыть свое имя неувядающей славой. Нет свидетелей подвига, нет свидетелей и внезапному безумию героя.