***
Тёма лежал, свернувшись калачиком у Ивана в ногах, несколько раз он делал попытки улечься Ожогину на шею, но тот сгонял его. Конечно, кот всего лишь хотел полечить хозяина, но вдыхать его шерсть Ивану не доставляло никакого удовольствия. Он достал телефон и от скуки читал многочисленные пожелания здоровья, сопровождаемые картинками с чаем, медом и лимоном. Чего-чего, а меда у него дома хватало вполне, ибо поклонники очень любили дарить именно его. Почему, Иван не знал, но запасы любимого лакомства Винни-Пуха были у всей его семьи в огромных количествах. Жаль, что вылечиться настолько быстро, насколько это было нужно Ивану, никакой мед не мог помочь. Пройдя еще по паре ссылок, Иван наткнулся на дифирамбы в адрес Колпакова: днем играет «Хиты», вечером «Джекилла», какой молодец, потрясающая трудоспособность. Прочтя это, Ожогин стиснул зубы так, что они аж заскрипели от напряжения. По традиции повышенная степень трудоголизма наряду с привычкой играть по два сложных спектакля в день желательно в разных городах были прерогативой исключительно Ивана. Вот и сейчас на месте Колпакова должен был быть он, и если бы не эта треклятая болезнь, он бы сейчас грелся в лучах всеобщих восторгов. Иван раздраженно швырнул телефон на подушку и, натянув одеяло под самый подбородок, попытался заснуть до самого возвращения Ани. Она обычно приходила поздно, в начале двенадцатого, но толку от нее особенного не было. Готовила Аня плохо, вид капельницы, которую Ивану два раза в день ставила приходящая медсестра, вгонял девушку в ужас, а болезненный кашель и хрипы, мучившие Ивана, каждый раз вызывали у нее слезы, и ему приходилось ее успокаивать. Однако когда она ложилась рядом с ним, легонько целовала в шершавую небритую щеку и гладила по волосам, ему казалось, что он снова вернулся в детство, и мама укладывает его совсем больного спать. Он не мог вспомнить, чтобы кто-то раньше заботился о нем так. Аня делала все это весьма неумело и неловко, но рядом с ней ему становилось спокойно. Он даже забывал о том, что завидовал Колпакову, забывал о работе и обо всем том, что нервировало или расстраивало его, стоило ей лишь обнять его и прижаться всем телом. Когда он заболел, от былой напряженности в Анином поведении не осталось и следа, и Иван подумал, что, что бы ее там не мучило, она скоро забудет об этом, отвлекшись на другие насущные проблемы. Однако радовался он рано, ибо вскоре ему стало ясно, что вопрос просто так не разрешится. Он все еще прозябал дома, валяясь в постели с неразлучным другом телефоном, когда ему совершенно неожиданно позвонила Оксана. Иван даже вздрогнул, когда аппарат в руках резко завибрировал. Тёма в его ногах недовольно замурчал и, спрыгнув с дивана, покинул комнату. – Ванечка, привет! Как здоровье? – прощебетала Оксана, на заднем фоне шумно ревела несущаяся на скорости машина. – Здравствуй, – прикрыв микрофон рукой, Иван прокашлялся и постарался говорить как можно бодрее. – Уже лучше. – Я по делу, – продолжила Оксана, принимая образ очень важной бизнес-леди. – Тебе твоя директор передала про концерт? – Какой? – Иван судорожно рылся в ящиках своей памяти, стараясь понять, что она имеет в виду. Во время болезни он как-то позволил себе немного выпасть из жизни, отдав бразды правления своему директору. – Что значит какой? – он почти представил, как, говоря это, Оксана нервно барабанит по рулю своими кроваво-красными ногтями и недовольно кривит губы, словно избалованный ребенок. – Двадцать пятого мая. Она сказала, что передаст тебе. – А, этот, – Иван что-то припоминал. Он, кажется, даже видел пост в своей группе. – Да, и что? – Хотела спросить, твоя Анна не хочет тоже поучаствовать? – как бы невзначай бросила Оксана. – О ком ты? – Ивана всего передернуло, будто его пробил особенно сильный озноб. Он не мог не отметить слегка пренебрежительный тон своей собеседницы, но предпочел смолчать. – Ванечка, не дури, все о ней знают, – пропела Оксана. – Поговори с ней, не трать мое время на глупости. – Откуда ты ее знаешь? – в его тоне звучала претензия. Вряд ли Оксана встретила Аню случайно, наверняка, давно желала с ней познакомиться, как только начала что-то подозревать. – Познакомилась, когда заходила в Музком, – Оксана отвечала сухо и недовольно. – Да не трясись ты так, Ванечка. Ты поговоришь? – Хорошо, – Иван сглотнул. Отпираться не было ни смысла, ни желания. Если уже и Оксана говорит так уверенно, то, наверное, следует прекратить играть с Аней в милых коллег. Секреты провоцируют сплетни, а так все пообсуждают пару недель, а потом и забудут. Иван положил трубку и задумался. Теперь причина Аниной напряженности была ему понятна, и как только она умудрялась столько времени держать все в себе. Он предпочел бы, чтобы Аня и Оксана не находились вместе даже в одном здании, а тут такое предложение, в котором Иван, хорошо знавший Оксану, чуял подвох. Хотелось просто сказать ей, что Ани не будет, а самой Ане вообще ничего об этом не сказать. Но если Аня каким-то образом узнает, что он ей наврал, то она сможет истолковать это превратно и устроить сцену. Значит, придется поговорить. Иван вздохнул, он ненавидел подобные неприятные и тяжелые разговоры и всегда старался избегать их при наличии малейшей возможности, однако, сейчас, похоже, никакой лазейки не было. Весь вечер он раздумывал, с чего бы начать, словно собирался делать предложение руки и сердца, и, наконец, перед тем, как они оба уснули, изложил Ане суть вопроса в общих чертах, стремясь как можно быстрее покончить с этим. Аня выглядела недовольной, закусила губу, долго теребила край одеяла, но вслух сказала лишь, что согласна. Иван слегка удивился, но ничего не спросил. Он подумал, что она не хочет оставлять его с Оксаной без присмотра, и это его немного расстраивало. Эта женская привычка держать его на поводке, будто собачку, раздражала, и он радовался, что за Аней подобного не замечал. Разубеждать он ее, тем не менее, не стал, ибо это возымело бы обратный эффект. Она бы обиделась, расплакалась, а женские слезы, которые требовали немедленной реакции с его стороны, заставляли его теряться и выглядеть идиотом, потому что он всегда понятия не имел, что ему делать. Он хотел бы еще что-то у нее спросить, но Аня всем видом показала, что не хочет больше обсуждать эту тему. – Как ты себя чувствуешь? – спросила она, натягивая на себя одеяло. – Лучше, утром приходил врач, завтра можно играть, – Иван покосился на Аню, ожидая протеста и требований остаться дома и лечиться, но она только лишь молча кивнула. – Увидимся завтра в театре, тогда, – Аня рассеянно поцеловала его в щеку и повернулась к нему спиной. Иван вздохнул, лег на спину и уставился в потолок. Сейчас он подумал, что болеть ему все-таки нравится, тогда, во всяком случае, Аня скакала вокруг него, выполняя все его желания, не дулась и всегда была в хорошем настроении. Хотя, может, дело было и не только в его болезни. Когда они ездили в Москву, у них тоже было все хорошо, даже слишком. Возможно, причина крылась в том, что они оставались одни, и никто со стороны не влиял на их отношения и на них самих, не давал советов и не ставил перед выбором. Кажется, им обоим меньше следовало слушать других и больше себя. Он положил себе обязательно обдумать это позже, сейчас и без того настроение было паршивое. Надо отдохнуть и съездить в отпуск, а то сил уже почти не осталось. Махнуть в Европу, показать Ане Берлин, или познакомить ее, наконец, с мамой. Нет, с мамой рано, лучше все-таки в Европу. Нужно спросить, есть ли у нее виза. С этими мыслями Иван провалился в сон.***
Ожогин поправил солнечные очки, бодро вышагивая по брусчатке на пути к Мюзик-Холлу. Сейчас можно было не делать крюк и пройти через главный вход, театр был совершенно пустым и безлюдным и, казалось, если крикнуть что-нибудь, то эхо разлетится по всему зданию, отражаясь от старых ветхих стен, с которых вот-вот начнет сыпаться штукатурка. – Ваня? Он повернул голову и увидел Аню, сидящую у стены на скамейке, такой же старой и очень советской, как и все здание театра. Девушка сжимала в руках свой убогий телефон и озиралась по сторонам как-то затравленно, и при взгляде на Ивана ее выражение ничуть не изменилось, отчего его кольнула обида. – Ты чего тут? – спросил он, подходя к ней и садясь рядом. – Не хочу без тебя идти, – Аня пожала плечами. – Мне что-то не по себе. – Ну, пойдем, – Иван взял ее за руку и потянул дальше за собой. Верхнюю одежду они оставили в одной из гримерок, очки Иван надвинул на лоб, они ему чрезвычайно нравились, и он не хотел с ними расставаться даже в помещении, где они были совершенно ни к чему. Остальные артисты уже, кажется, все собрались. Оставались только они двое. – А вот и они! – Оксана порхала к ним через весь огромный зал Мюзик-Холла, словно бабочка. Ивана это забавляло, но Аня рядом с ним злилась так, что он почти физически ощущал это и всерьез опасался, как бы она не прикончила Оксану одним только взглядом. – Привет-привет! – она чмокнула в щеку сначала Ивана, потом Аню. Иван уже привык и не обращал внимания, а Аня зажмурилась, видимо, от отвращения, хорошо, что не стала тут же показательно вытирать щеку. – Здравствуйте, – буркнула она. – Ну, сколько можно называть меня на вы, дорогая?! – Оксана сложила руки перед собой. – Я же говорила, у нас здесь непринужденное общение. – Вы гораздо старше меня, мне неудобно, – возразила Аня, и Иван еле сдержал смех. Вообще эта милая женская пикировка весьма его веселила. Оксана, казалось, вовсе не заметила завуалированной колкости, или предпочла в данный момент не обращать на нее внимания, однако к этой теме больше не возвращалась, предоставив Ане называть себя, как той вздумается. – Вы как раз вовремя, – продолжила щебетать Оксана, как ни в чем не бывало, и повела их в центр зала, где уже сидели другие артисты, что-то обсуждали звуковики, и раздавала указания Афанасьева. – Смотри, что у меня есть! – Оксана взяла со стула вешалку, на которой болталась некая одежда в чехле. Женщина тут же сняла чехол, и, сияя, словно начищенный до блеска самовар, явила Ивану темно-синий концертный костюм из какой-то блестящей и, по-видимому, дорогой ткани. – Это тебе для первого номера, наденешь сюда светло-голубую рубашку, надеюсь, у тебя есть? А то я могу купить. – Есть, спасибо, – буркнул Иван. – Ты можешь оставить его себе, – Оксана расплылась в улыбке. – А то ходишь все в своем мохнатом пиджаке, над тобой уже люди смеются, бедный. Этот костюм все равно потом девать некуда, – добавила она будто бы невзначай и испытующе уставилась на Ожогина. – Спасибо, – повторил Иван. С одной стороны, ему не следовало принимать столь дорогие подарки, по крайней мере, от этой женщины, с другой, костюм ему действительно нравился, и франтить он чрезвычайно любил. Ладно, один раз можно, но больше, пожалуй, нет. Он обернулся в поисках Ани, она уже стояла в нескольких шагах от него и болтала о чем-то с Антоном. Иван тоже подошел поздороваться, ему хотелось отвести Аню в сторону, но она, кажется, намеренно продолжала вести диалог с коллегой, чтобы не дать Ивану возможности заговорить с ней. По тому, как хмурятся ее брови, и как она демонстративно не смотрит на него, Иван понял, что она недовольна. Пытаться выяснить отношения сейчас было бесполезно, поэтому Ивану оставалось только вздохнуть и пойти искать себе место среди рассредоточившихся по залу артистов. Репетиция еще не началась, по сцене бродили рабочие, устанавливая оборудование, Иван повертел вокруг головой, кивая знакомым, а потом по привычке уткнулся в телефон. Его так часто видели за этим занятием, что коллеги начали посмеиваться над его «зависимостью» от гаджетов и обещали отправить на лечение, а Света грозилась отбирать телефон на время репетиций и спектаклей. Он успел уже просмотреть всю ленту, когда Аня села рядом с ним, и Иван тихонько выдохнул от облегчения. – Она показала мне эскиз моего костюма, – сообщила Аня. – Какая-то розовая белиберда. Но разве меня спрашивают? – Потерпи, – Иван незаметно взял ее за руку. – Я терплю, – Аня хмыкнула. – Разве не видно? – Ты молодец, – Иван перебирал ее пальцы, нежно поглаживая каждый. – Она тебя очень бесит? – Очень, – Аня кивнула. – Постарайся с ней не ссориться, – Иван перешел на шепот. – Сейчас она стала очень влиятельной, к тому же с Афанасьевой дружит… – Ты знаешь, как я отношусь к этому всему, – пожала плечами Аня. – Знаю, поэтому и прошу тебя постараться. Договорить им не дали, началась репетиция. У Ивана было две арии из «Мастера» и один дуэт с Аней, где она пела за Маргариту, потому что Макеева от концерта отказалась из-за занятости на каких-то съемках. Помимо этого были еще номера из европейских мюзиклов, и Иван всерьез опасался, озаботилась ли Афанасьева вопросом авторских прав. Ведь фанаты наверняка опять наснимают подпольного видео, наставят хэштегов, а потом по их душу придут правообладатели. Успокаивал Ожогин себя тем, что он, во всяком случае, за это не отвечает, и если что, у него есть на кого перевести стрелки. У концерта был режиссер, но этот тихий, почти незаметный человек за все время сказал лишь пару реплик. Говорила в основном Афанасьева, эхом ей вторила Оксана. К Ивану они сильно не цеплялись, позволяя ему делать все так, как он считает нужным, а вот Ане доставалось, причем часто незаслуженно. Девушка держалась спокойно, но смотрела на них так, будто бы целилась из ружья, и это было видно невооруженным глазом. Иван боялся, как бы Аня не сорвалась и все не испортила. После очередного разбора полетов девушка спускалась со сцены с лицом серийного убийцы, выбирающего очередную жертву, она села на свое место подле Ивана и изо всех сил вцепилась ему в руку, до боли сжимая его пальцы. – Я не могу, – прошептала она. – Как ты терпишь, не представляю? – Я вспоминаю те времена, когда я сидел на дошираках без всякой работы, и думаю, что уж лучше такая работа, чем никакой, – Иван пожал плечами. – Ох, – Аня вздохнула. – На меня, кажется, уже ничего не подействует. Еще чуть-чуть и взорвусь. Лучше уж дошираки. – Побереги взрыв до дома, – Иван наклонился к самому ее уху, а его рука погладила ее по ноге. – Направишь энергию в мирное русло. – Да ты только об одном и думаешь, – Аня изобразила возмущение, но зеленые глаза лукаво поблескивали. – Я всегда знала, что ты – извращенец. – А я этого и не скрываю. И вообще, я почти две недели терпел, пока болел, – рука Ивана скользнула выше по бедру и нырнула в пах, продолжая легкие, поглаживающие движения. – Ваня! – шикнула девушка. – Тссс, – Иван приложил палец к губам. – Все равно никто не видит. – Дотерпи уж до дома, развратник, – Аня хихикнула. Она могла сколько угодно изображать святую невинность, но Иван знал, что стоило ему затеять игру, девушка тут же с энтузиазмом в нее вовлекалась и сама просила продолжения. Оба они стоили друг друга, Аня хотела его не меньше и не реже, чем Иван ее, только почему-то стеснялась в этом сознаться. – Ваня! Ты там уснул что ли? – Иван услышал крик Оксаны и встрепенулся. – Давай еще раз ариозо, мы придумали новую сценическую концепцию. Мысленно проклиная все эти бесконечные концепции, меняющиеся раз в час, Иван нехотя поднялся и направился на сцену. Сейчас он больше всего напоминал себе офисного сотрудника, который мечтал, чтобы рабочий день поскорее закончился, и можно было, наконец, поехать домой. Уже сидя в машине, Иван откинулся на спинку сиденья, которая начинала нагреваться, даря приятное, расслабляющее тепло. Несмотря на самый конец апреля, на улице все еще было слишком холодно, а по ночам и морозно, поэтому зимняя резина все еще была не поменяна, а в салоне спасал зимний пакет, за который в свое время была отдана куча денег. Аня все еще ежилась, она сидела на пассажирском, засунув руки в рукава куртки, как в муфту, и Иван чувствовал ее дурное настроение. Перспектива на вечер выглядела безнадежной, хотелось отправить ее к ней домой, чтобы успокоилась, наконец, а самому пойти куда-нибудь. – Она тебя хочет, – сообщила Аня, еще больше съеживаясь на сиденье и становясь какой-то совсем маленькой, словно выброшенный на улицу щенок. – Ты о чем? – бросил Иван. Он старался казаться спокойным, но на самом деле уже предвкушал сцену ревности, отчего желание просто отправить Аню домой сменилось желанием высадить ее прямо здесь и уехать к чертям. Он никак не ожидал от нее такого, она никогда не ревновала его ни к коллегам, ни к поклонницам, никогда она не устраивала сцен, если он где-то задерживался или проводил вечера с друзьями, и Иван был за это благодарен, а вот сейчас ее что-то понесло. – Оксана, – пояснила Аня. Она говорила безэмоционально, но по лицу ее было видно, что она расстроена. В отличие от Ивана, она не умела толком скрывать свои эмоции, даже если Аня и пыталась сдерживаться, у нее все всегда было написано на лице большими жирными буквами. Иван мог похвастаться проницательностью, но с Аней этот его талант совершенно не был нужен, ее было видно насквозь. – Она с тебя глаз не сводит. – Ань, – Иван попробовал улыбнуться. – Если ты из-за всех, кто с меня глаз не сводит, будешь так переживать… – Дело не только в этом, – Аня перебила его. – Понимаешь, я… Я знаю, что я могу быть лучше всех остальных, я молодая, красивая, у меня хорошая фигура и в постели я далеко не бревно. Мне есть, что предложить. – Главное, скромная, – Иван усмехнулся. – Поспоришь? – Аня смотрела исподлобья, но, кажется, не сердилась. – Нет. Иначе я бы тебя не выбрал. Одеваться только научись получше. Аня хмыкнула, покачала головой и продолжила: – Но Оксана…. у нее есть деньги, она может полностью тебя содержать, одевать, обувать, возить по всему миру. Тебе даже не понадобится дядя из Америки и его миллионы долларов, когда есть она. Я же никогда не смогу тебе этого дать. И сейчас мне страшно. Иван молчал, уставившись на руль, они так и продолжали сидеть в машине недалеко от Мюзик-Холла, не двигаясь с места. Ему отчаянно не хотелось признавать, что Анино беспокойство имело под собой основу, но он не мог и отрицать этого. Сейчас Аня высказала то, в чем он опасался признаться даже себе, но она не должна была понять, насколько близко она подобралась к правде. К тому же она не знала про одно свое очень важное преимущество, которое выводило ее далеко вперед по сравнению со всеми остальными: он ее… Нет, это он пока боялся произносить даже в мыслях, он еще не был уверен до конца, но где-то в глубине души осознавал, что все именно так. Это осознание пугало его, потому что сейчас он оказался на совершенно незнакомой и опасной территории, где правила игры были ему не известны. – Ань, – Иван, наконец, взглянул на нее. – Сколько можно повторять, если я с тобой, значит, я этого хочу. Иначе меня бы здесь не было, – он надеялся только, что у него получилось достаточно убедительно. – У меня через две недели четыре выходных, поехали в отпуск. – Куда? – Аня, кажется, не до конца поверила ему, но предпочла этого не показывать. – Куда хочешь. – В Уганду? – Я хотел предложить Берлин, – Иван рассмеялся. – Там сейчас тепло. Я бы поводил тебя по местам боевой славы. Ну и вообще, там можно неплохо развлечься. – Хорошо, поехали, – Аня положила руку ему на коленку и погладила. – А сейчас домой, предадимся грехам чревоугодия и прелюбодеяния.***
Поездка в Берлин действительно пошла на пользу им обоим. Иван развеялся, Аня, кажется, забыла о своих тревогах. Удивительно, но когда они оставались только вдвоем, градус напряженности в их отношениях тут же снижался. Им было весело, Аня, даже немного научилась понимать его шутки, во всяком случае, ей было смешно оттого, что он смеялся. Они много гуляли, приходя в номер, оба валились с ног, но Иван никогда не давал ей заснуть просто так. Его телефон был забит их совершенно дурацкими и нелепыми селфи, а на заставку он поставил ее фотографию в черном платье в пол, которое он купил ей на распродаже в Ka-De-We. Даже со скидкой оно стоило достаточно дорого, но когда Аня вышла в нем из примерочной, Иван немедленно захотел сорвать его с нее. Жаль фотографию по приезде в Питер придется сменить, она ему очень нравилась. Они зашли в магазин по пути в ресторан, на Ане был вечерний макияж, волосы убраны, только пара локонов игриво завивалась вдоль лица. Девушка выглядела немного старше своих лет и напоминала Ивану кинозвезду на ковровой дорожке. Аня, кажется, приняла к сведению его замечание по поводу того, как она одевается, потому что Иван стал замечать в ней некоторые перемены, которые ему, несомненно, нравились. А еще больше, проливаясь сладким бальзамом на самолюбие, нравилось то, что менялась она специально для него. В Питер они оба вернулись отдохнувшими и посвежевшими, даже на очередную репетицию к Оксане Аня шла, кажется, в более благодушном настроении, чем обычно. Ожогин устал уже прятаться от всех, поэтому в театр они поехали вместе. Фанатов там не будет, а коллеги и так уже все знали. Конечно, он не собирался официально ничего объявлять, просто перестать делать вид, что между ними ничего не происходит, это утомляло. Фанаты, конечно же, по-прежнему должны были оставаться в полном неведении. – Как Берлин? – спросила Оксана, присаживаясь на кресло рядом с Иваном. – Откуда…? – начал было он, но тут же вспомнил. – Ах да, Инстаграм. Берлин стоит на месте. – Хороший город, – Оксана хитро улыбнулась. – Помню, как мы с девочками ездили туда смотреть твоего Кролока, веселые были деньки. – Мне и сейчас не грустно, – парировал Иван. Ему и смотреть на Аню не надо было, чтобы понять: она внимательно слушает, не пропуская ни единого слова. Это бесило, но приходилось выкручиваться. – То наше кафе еще работает? – продолжала Оксана, как ни в чем не бывало. – Не знаю, мы там не были, – поскорей бы она уже заткнулась и перестала задавать свои вопросы, и без нее хватает сложностей. Спасла его, как ни странно, Афанасьева, которая зачем-то позвала Оксану к себе. Та положила руку ему на плечо и улыбнулась: – Ну, потом договорим, – она встала с кресла, демонстрируя ему свои накаченные ягодицы, затянутые в узкую юбку карандаш, и поцокала прочь. Ожогин накрыл рукой Анины пальцы, сжимавшие отчаянно ручку кресла. Погладил их, расслабляя, аккуратно отцепил и, поднеся к губам, незаметно поцеловал, пока на них никто не смотрел. Аня тихонько выдохнула. – Я хочу тебя поцеловать, – прошептал Иван ей на ухо. – Нельзя, – она покачала головой. – Я знаю, – Иван хотел сказать еще несколько томных фраз, чтобы Аня немного успокоилась, но его позвали на пробу грима и он, вновь сжав с силой ее пальцы, ушел, надеясь, что за время его отсутствия ничего не произойдет. Иван сидел в кресле, прикрыв глаза, и даже не смотрел в зеркало. Пусть рисуют, что хотят, какая ему разница, лишь бы сделали красивыми брови и глаза и сильно не красили губы, а то над ним опять будут смеяться. Скорей бы уже прошел этот концерт, и можно было бы расслабиться, а там, на горизонте, маячило лето, спектаклей будет меньше, по сути, останется только «Призрак», а у Ани будут каникулы. Он отвезет ее на море, а потом все-таки к маме. Маму он уже, черт знает, сколько не видел и успел соскучиться. Будущее сулило приятные перспективы, пережить бы только ближайшие шесть дней. Гример уже делала финальные штрихи, когда дверь приоткрылась, и в щель влезла голова одного из работников сцены. – Иван, вам бы лучше в зал подойти, – произнес он, виновато опуская голову. Ожогин резко подскочил, едва не сбивая гримера с ног, чутье подсказывало ему, что так надолго уходить и оставлять дам в обществе друг друга ему совершенно не следовало. В зал Иван почти влетел и тут же понял, что самые худшие его опасения подтверждаются: Аня стояла на сцене, в руках у нее был комок из розовых перьев, которым она размахивала из стороны в сторону. Под сценой расположились Ирина и Оксана, которые наперебой что-то ей внушали. – Времени нет переделывать костюм, дорогая, – вещала Оксана. – Тебе придется выступать в нем. – Я не буду, – Аня говорила на удивление спокойно, но ее глаза метали молнии. – Мы договаривались, что ткань будет плотная, а не прозрачная. Я вам не стриптизерша. И петь в этой дурацкой тональности я не собираюсь, мне неудобно, я дышать потом не могу. У вас есть вообще музыкальное образование, чтобы такие решения принимать? – она метнула разъяренный взгляд в сторону замершего в яме дирижера, но тот лишь отвел глаза. Спорить с Афанасьевой здесь никто не решался. Очевидно, кроме Ани. – Не можешь, не пой. Я думала, ты более способная. О, Ваня, – Оксана обратила внимание на подошедшего Ивана и отвернулась от Ани, игнорируя остальные ее вопросы. – Уйми свою истеричку. – Истеричку? – возмутилась Аня, готовая запустить в Оксану мягким розовым шаром. – Да помолчи ты, тебя не спрашивают, – махнула на нее рукой Оксана. – Ванечка. – Что происходит? – Иван нахмурился, пытаясь разобраться в том, кто начал эти препирательства. – Аня? – Что Аня? – она вскинула брови. – Ты все слышал. По-моему, я права. – Подожди, – Иван почесал в затылке. – Давай разберемся. Я думаю, здесь можно договориться. – Договариваться не о чем, – вставила Афанасьева. – Или будет так, как я сказала или не будет никак. – Значит, не будет никак, – Аня слезла со сцены, вручила Оксане розовый комок и пошла к выходу, испепелив перед этим Ожогина взглядом. – Господи, Ваня, как ты уживаешься с этой ненормальной? – Оксана произнесла это нарочито громко, чтобы Аня слышала, однако девушка никак не отреагировала на это, продолжая целенаправленно идти к двери под взглядами остальных артистов, ставших невольными свидетелями скандала. Иван молчал, смотря себе под ноги. Когда Анины шаги скрылись в коридоре, он буркнул неясные извинения и кинулся вслед за девушкой. – Аня, остановись! – звал Иван, пытаясь поспеть за ней, но на лестнице у него на это было мало шансов. Она была моложе и легче, он – старше и неповоротливее. Она с легкостью прыгала через ступеньки, он же смотрел под ноги, чтобы не оступиться. Когда Иван, наконец, достиг первого этажа, он увидел только, как хлопнула дверь служебного выхода. Чертыхнувшись, он бросился вслед за беглянкой и благодаря своим длинным ногам все же настиг ее на улице, схватил за запястье и резко дернул на себя. – Пусти! – крикнула Аня и с силой вырвала у него руку. – Оставь меня в покое! Просто уйди! – Успокойся! – шикнул Иван, оглядываясь по сторонам. – Господи, да когда ты уже перестанешь заботиться о том, что о тебе подумают совершенно посторонние люди? – Аня сверлила его взглядом полным ненависти. – Видимо, тебе важнее мнение неизвестно кого, а не твоих близких. Хотя с чего это я взяла, что я твой близкий человек? – она продолжала говорить на повышенных тонах, и их легко могли услышать, отчего Ивану было не по себе. Нужно было успокоить ее хотя бы ненадолго и отвезти скорее домой. – Пожалуйста, прекрати! – взмолился Иван. – Прекратить? – Аня уперла руки в бока. – Ты позволяешь своим бабам унижать меня и просишь прекратить? Это нормально, что меня при всех называют ненормальной и истеричкой? Ведь я права, ты знаешь, что права, и все знают, но молчат! Ты им ни слова не возразил, а я наивно ждала, что ты вступишься за меня! Да тебя самого возят мордой об стол, но тебя, видимо, это вполне устраивает. А вот меня нет, – она говорила очень сумбурно, глотая некоторые слова и будто бы задыхалась. Лицо ее покраснело от злости, руки были сжаты в кулаки, которые она прижимала к телу. – Да заткнись ты ради Бога! – Иван не выдержал. – Что? – Аня всплеснула руками. – А я еще думала, что этот человек будет меня защищать. Какое недоразумение! – Черт, прости, я… – Иван потянулся к ней, но Аня сделала шаг назад. Ему стало стыдно, что у него это вырвалось, но сейчас ему действительно хотелось, чтобы она, наконец, угомонилась. Однако своими словами он, похоже, сделал только хуже. – Не трогай меня, – Аня ощетинилась. – Я думала, что ты… ты… Господи, ну и угораздило же меня! – воскликнула она, вознося руки к небу, будто бы в молитве. – Хотя нет, это не важно уже. Это мои проблемы, я просто очень глупая. Пока, счастливо оставаться. – Аня, – Иван попытался подойти ближе, но она снова попятилась. – Иди, – девушка кивнула на дверь. – Тебя ждут, и не донимай меня больше. Она развернулась и зашагала прочь в сторону метро. Иван видел, как ее руки взметнулись к лицу и как затряслись плечи – она плакала. Несмотря на всю бушевавшую у него внутри злость, хотелось догнать ее, обнять и прижать к себе, и пусть заливает слезами его футболку. Однако он понимал всю бесполезность этого шага, который вызвал бы лишь очередной виток скандала. Ничего, пусть придет в себя, а он придумает, что с этим делать.