________________________________________
За годы жизни Дерек понял, что гораздо легче злиться из-за того, на что ты можешь как-то повлиять. И пусть от этого осознания он не перестал ненавидеть многие вещи и многих людей, не перестал каждый день хотеть того, чтобы его жизнь сложилась как-то по-другому, чтобы он был меньшим ребенком, меньшим идиотом, менее ответственным за гибель членов его семьи, оно… оно делало его жизнь проще. Даже счастливее. Возможно, более счастливым его делало не только это осознание. Возможно, он становился не таким козлом, страдающим комплексом вины, потому что начинал понимать, что не все люди хотят его убить… возможно, дело было именно в этом. Как бы то ни было, ему стало поразительно легко просто… существовать. По правде говоря, если подумать, ему, наверное, помог психолог. Та самая, чью визитку шериф как-то оставил у него на столе через пару месяцев после случая с Питером. Ее услуги стоили недешево, добираться было далеко, но после первого же сеанса ему стало легче. — Громко думаешь, — замечает Стайлз. Дерек поднимает взгляд от колен и усмехается. — Ждал, когда появится возможность это сказать, или сымпровизировал? — интересуется он. Стайлз откидывается назад и вытягивает ноги, пока они не упираются в переднее пассажирское сиденье. — У меня для таких шуточек целый лист ожидания составлен. — Стайлз показывает на свою голову. — Изумительно, — произносит Дерек. Когда Стайлз приехал из колледжа — в первый раз и единственный, — Дерек унюхал в его джипе запах секса и незнакомцев. Это его разозлило. Он не рассказывал Стайлзу об этом, пока нет. И наверное не расскажет. Дерек даже не понимает, почему вообще об этом вспомнил. — Не дури. — Стайлз пихает его ногой. — Я мог взять отца. — Он не хотел идти, — отвечает Дерек. Шериф… шериф — мужик хороший. Справедливый. И странный, по правде говоря, учитывая то, как он отреагировал, когда в предпоследнем классе узнал обо… всем. Он принял все это так же легко, как и Стайлз. Может, это все семейные заморочки Стилински. Способность к адаптации, развитая выше среднего. — Ты умолял меня пойти с тобой. — Я не умолял, чувак. — Стайлз кидает на него разочарованный взгляд, выглядывает из окна седана. Дерек фыркает, едва не задыхаясь от накрывавшей его волны нервозности, страха и предвкушения. Он не привык к тому, каким нервным становится Стайлз перед такого рода событиями. Этот парень может осадить зарвавшегося альфу-отшельника. Может запугать перевертыша, выжить в дерьме, где, по мнению Дерека, выжить нереально вообще никому, не то что человеку. Но когда дело доходит до красной дорожки или интервью, или чего-то подобного, связанного с актерством, но не требующего актерской игры, от Стайлза необыкновенно несет страхом. От этого Дереку хочется положить ладонь на его плечо или руку, куда угодно, и приказать ему, блядь, угомониться. В тот единственный раз, когда Дерек это сделал, — на первой премьере, на которой Стайлз убедил его присутствовать (и, как он думал, на последней), — Стайлз посмотрел на него и разразился речью с изложением всех аргументов, почему, собственно, у него есть право нервничать, а Дерек должен взять свой оборотничий нос и засунуть себе в задницу. Дерек… слушал. Частично. — Это, — говорит Стайлз, — противоположность тому, чем я хотел бы сейчас заняться. — И что, по-твоему, можно противопоставить премьере фильма? — спрашивает Дерек. Хоть и согласен. Он здесь только потому… он здесь потому, что Стайлз пах страхом, когда просил Дерека пойти с ним. И трудно отказать Стайлзу, когда у него так блестят глаза. — Я… ты серьезно собираешься сейчас прикапываться? — Стайлз снова ерзает, вытаскивает из кармана телефон и начинает печатать. Что Дерек находит отвлекающим, потому что у Стайлза красивые руки. Это мягко сказано. Они, блядь, оргазмические. Первое, что Дерек заметил в Стайлзе, кроме того, что он никогда не затыкается, были его руки. Или рот. Боже, этот рот. Дерек все еще иногда чувствует себя извращенцем, когда смотрит на него. — Мистер Стилински, — говорит водитель, — будем на месте через пять минут. — Да, круто, — усмехается водителю Стайлз. Запах страха усиливается. — Спасибо, Хизер. Дерек ненавидит этот запах, пусть и продолжает принюхиваться, просто чтобы знать, что он его все еще чувствует. Он не должен снова его чувствовать. Черт побери, он вдыхал его слишком часто после пожара, от Лоры и себя самого, он был везде, а сейчас… сейчас он думает только о том, как посмотрел на него Стайлз, когда Дерек, закованный в наручники, сидел в патрульной машине шерифа, а он говорил ему, что не боится, хотя Дерек чувствовал на нем страх. — Стайлз, — шепчет он ему в ухо, чтобы не подслушал водитель, — от тебя разит страхом. — Я не… — ворчит Стайлз, но Дерек только хватает его за руку и сжимает. — Иди в задницу, чувак. — Всегда готов. — Дерек бросает на него хитрый взгляд, когда в страх вонзается нотка похоти. — Уже лучше, — говорит он. — Псих, — бормочет Стайлз, но придвигается ближе, и Дерек ухмыляется. — Моя жизнь ненормальна, — произносит Стайлз три минуты спустя. — Нет, она абсолютно нормальна, — отвечает Дерек. — Да иди ты, я серьезно. — Он наклоняется к Дереку. — Помнишь, как я два часа держал тебя в бассейне? Это не нормально. — Я пошутил, — довольно говорит Дерек. — Да, потому что ты просто чертов фонтан остроумия. — Так и есть, — соглашается Дерек. — Или когда я… — О боже, серьезно? — Дерек бьется головой о спинку сиденья. — Ты опять? Потому что клянусь, мы об этом раз пять уже говорили. — Никогда не надоедает, — говорит Стайлз, — и ты мне должен. — Когда я успел тебе задолжать, Стайлз? — Иногда Дерек просто добавляет его имя в конце предложения. Или вопроса. Ему нравится это имя — Стайлз. Подходит ему гораздо больше, чем настоящее. Дереку нравится его произносить, потому что… да он и не знает, почему. Ему просто нравится, как оно ощущается на языке, наверное. Да и кого это ебет, хорошенькое же имя. — Ты всегда будешь мне должен, — говорит Стайлз так, словно это должно быть очевидно. — Я смирился с твоей ворчливой задницей. Правда, думает Дерек. Блядь, он понятия не имеет, как все вот так получилось. Он сидит в седане, в костюме, едет на премьеру фильма… вместе со Стайлзом. И все это кажется таким посредственным по сравнению с тем, какой он представлял свою жизнь. Что ж, перед пожаром его жизнь была посредственной. После пожара, тем не менее, он лет семь думал, что умрет еще до тридцати. Скорее всего, от аконита. Или будучи разорванным пополам. Но этого не произошло. В смысле, он не погиб. Он понятия не имеет, как так получилось, но рад, что жив. Иногда, когда шериф берет его с собой на случаи насильственной смерти или убийства, кажущиеся подозрительно неестественными (что, к счастью, происходит далеко не так часто, как раньше), это помогает ему помнить. О том, что он должен радоваться. Учитывая, как долго он не мог радоваться тому, что жив, это определенно прогресс. Поэтому этот факт до сих пор ему кажется сомнительным. Он привык быть пессимистом. Мама любила говорить, что он такой с рождения. — Скотт звонит, — говорит Стайлз, поглядывая на телефон. — Ответить? — Нет, — отвечает Дерек. Скотт, скотина, на звонки никогда не отвечает. — Да, я его люблю, но эта скотина никогда не отвечает на звонки, — говорит Стайлз и снова опускает телефон в карман. Черт, Дерек пройдет по красной дорожке. Еще раз. В… а сколько раз он уже это делал? Три? Не то чтобы это был особенно травмирующий опыт. Просто лет десять назад он бы никогда не подумал, что а) будет встречаться со Стайлзом Стилински, тем пацаном, из-за которого его арестовали и который потом много раз за все эти годы рассказывал, как сильно он презирал Дерека; б) что Стайлз Стилински каким-то образом станет актером, который возьмет «Оскар». Что ж, пусть так. Это все тот же Стайлз Стилински, что отпилил бы ему руку, чтобы спасти его (Дерек понятия не имеет, почему думает об этом в столь положительном ключе… но это срабатывает), что два часа держал его в бассейне, что так часто ему помогал, когда пришла стая альф и даже после. Это все тот же Стайлз Стилински, думает он, такой… такой человек. Хрупкий, гнущийся, слабый человек. Рядом с ним он чувствует себя дома. Так было не всегда — он привык чувствовать (больше обонянием, по правде говоря, но со временем включились и остальные чувства, потому что, по какой-то причине, Дерек уделял Стайлзу слишком много внимания уже тогда) запах старшей школы и пота, спермы и лекарств, и поразительное количество времени запах арахисового масла и шоколада, — но сейчас он чувствует… ощущает запах… Стайлза и Дерека. Он никогда не думал, что это возможно. Что кто-то будет пахнуть как он. И Стайлз не просто пахнет им — ими, — он пахнет их домом. Всеми знакомыми ароматами, которые Дерек ассоциирует с безопасностью и комфортом. После Кейт, после пожара многие пахли как он, особенно когда он был молод и зол и Лора не знала, как с ним управиться. Он трахал всех направо и налево, а потом Лора умерла и… черт, после этого его жизнь стала слишком странной. Общаться только с подростками — странно. Стать гребанным альфой — странно. Увлечься тем, кто стремился спасти ему жизнь и был человеком с слегка неисправным моральным компасом, — странно. Блядь, думает Дерек, Стайлз был прав. Их жизни настолько далеки от нормальности, что это достойно жалости. Но тогда что, блядь, такое нормальность? — Дерьмо, — говорит Стайлз, и Дерек моргает, отводя взгляд от неудобных лоферов, в которые стилист его ноги разве что не впихивал. Стайлз смотрит в окно, широко раскрыв глаза, кусает губы и не паникует, но и спокойствием там даже не пахнет. Дереку даже не нужно концентрироваться, чтобы слышать крики фанатов или непрерывное щелканье камер, или гул разговоров актеров и режиссеров, дающих интервью. Эти звуки неебически оглушительны, даже в автомобиле, который, предположительно, оснащен нефиговой звукоизоляцией. Ему также не нужно концентрироваться, чтобы услышать, как ускоряется у Стайлза сердцебиение, потому что оно заглушает все остальное. Дерек ждет, когда Стайлз откроет дверь. Это не займет много времени, но то, как выражения на лице Стайлза сменяются от испуганного к раздраженному, потом к недовольному и, наконец, спокойному и тщательно контролируемому, приводит в восхищение так же, как в первый раз, когда он это увидел. — Ты как, в порядке? — спрашивает Стайлз. Дерек закатывает глаза — потому что может. Стайлз только трясет головой и открывает дверь.________________________________________
— Стайлз! — слышит Дерек крик Скотта. Он чувствует запах крови. Боже, это запах крови Стайлза, ее много, так много. Он еще ничего не видит, пока нет… он еще не завернул за угол, и он переходит на бег, бежит так быстро, но все равно не успевает, и… Ох. Стайлз истекает кровью. Дерек замечает, как сияют под светом флуоресцентных ламп кости грудины, но все остальное залито кровью. Кожа, одежда. У него расширены зрачки, он в панике, и рот открывается и закрывается, борясь за каждый вдох. Дерек слышит хрип у него в легких и настораживающие храпы в горле. За спиной кричит Эрика, она злобно шипит и толкает его вперед, потому что он замер, встал как вкопанный и смотрит на Стайлза, который еще жив, непонятно почему. Он вообще должен был давно потерять сознание. У него на груди глубокие раны, в которых проглядываются кости. Такие раны тебя выжигают. Оставляют следы. Такие травмы не забываются никогда. Скотт рычит. Ему вторит Бойд тремя этажами ниже. Дерек вдруг осознает, что здесь Питер, и его руки обагрены кровью. Ха, думает он. Пойман с поличным. Стайлзу бы это понравилось. Потом до него наконец доходит, почему у Питера руки в крови и где они находятся, и он забывает обо всем, кроме ярости. Боли. Замешательства. Он воет, звук эхом отдается от стен, и под его кожей смещаются кости, быстро и болезненно. Он рычит, он швыряет Питера — который смеется, его дядя смеется — в дальнюю стену. Мысленно он кричит. Он кричит почему. Почему именно он? Почему, произносит более мягкий голос, все, к чему он прикасается, погибает? Наверное, что-то из этого он произносит вслух или, быть может, Питер просто хорошо его знает — слишком хорошо, — потому что Питер только смеется. Он смеется и, пока они дерутся, борются, разрывают друг друга когтями, пока кровь Дерека не смешиваются с кровью Питера, с кровью Стайлза, он шепчет ему: «Кто, как не он, так тебя очаровывает?». Он шепчет: «Нет никакой забавы в том, чтобы рвать на куски тех, с кем всегда скучно». Он шепчет: «Месть не приносит удовлетворения, если не приносит боли». Дерек рычит, и на этот раз, погружая когти Питеру в горло, убеждается, что он уже не восстановится.________________________________________
Дереку нравится наблюдать за Стайлзом. Его движения, особенно когда он нервничает, завораживают. Все эти широкие жесты и мимика. Как сейчас, когда он почесывает подбородок и улыбается женщине, которая спрашивает у него что-то о костюме. Или немного раньше, когда он минут десять фотографировался с фанатами и раздавал автографы, чуть не подпрыгивая на месте — так был взбудоражен. Тот, кто не наблюдал за ним, этого бы не заметил, а Дерек замечает. Потому что, блядь, на подобных мероприятиях это самое приятное занятие. Они зайдут в кинотеатр в лучшем случае через десять минут. А потом пройдет еще полчаса минимум, прежде чем Дерек сможет увидеть Стайлза на экране, пока сам Стайлз будет нервозно ерзать рядом и почесывать за ухом слишком часто, чтобы это не казалось признаком смущения. В качестве формы развлечения это… рискованно. Потому что смотреть на Стайлза в его стихии, играющего роль чокнутого, добродушного актера, и знать, что он представляет из себя гораздо большее, видеть его широкую улыбку, слышать, как его сердце бьется в сбивчивом ритме стаккато, ощущать запах нервозности и страха, все еще доносящегося от него… от этого всего Дереку хочется что-нибудь сделать. Не стоять и ждать, пока Стайлз закончит интервью, периодически проворчав пару слов, когда репортеры задают ему вопрос. А прижать его к матрасу и смотреть, как эти руки скользят по его коже, смотреть, как расширяются у Стайлза зрачки и, словно недоверчиво, приоткрывается рот, когда он кончает. Да, рискованно. — Ладно, а он, — подходит Стайлз, опираясь предплечьем на плечо Дерека и кивая в сторону мужчины в костюме в тонкую полоску, — он оборотень, верно? Дерек фыркает. — Он человек, — не соглашается он. — Ты сосешь, — говорит Стайлз, уже оглядываясь в поисках кого-нибудь, кто покажется подозрительным. Дерек мог бы сказать, что среди фанатов был перевертыш, а женщина, мимо которой они недавно прошли, — ведьма, но так забавнее. — Я… — вздыхает Дерек, проводит Стайлзу ладонью по затылку, не успев даже подумать об этом, усмехается, когда Стайлз вжимается в его ладонь. — Так и есть, по правде говоря. И очень хорошо. — Черт возьми, — смеется Стайлз, и пусть Дерек чувствует аромат похоти, он видит, как у Стайлза расслабляются плечи, совсем чуть-чуть. — Это несправедливо, чувак. Вообще ни капельки. — Я ужасный человек, — соглашается Дерек. — Ты не так уж и плох. — Стайлз усмехается, пихая Дерека под ребра. — Уже нет. Дерек прекрасно понимает, что человек, которым он был шесть лет назад, не узнал бы человека, которым он является сейчас. Тогдашний Дерек, на самом-то деле, пожалуй, сломал бы ему руку — преподав урок. Прорычал бы что-нибудь о смерти и разрушении и еще бы спросил, почему, блядь, из почти восьми миллиардов людей на планете он выбрал Стайлза. Последнее он до сих пор не понимает. Потому что, черт возьми, это Стайлз. Но опять же, сейчас он по-настоящему живет. У него есть работа, дом, люди, которые могут спасти ему жизнь, а могут и нет — все зависит от их настроения и того обстоятельства, вел ли он себя недавно как мудак. У него есть Стайлз. Он не нормален — он оборотень, к черту нормальность, — но все не так напряжно, как было раньше. Возможно, тот парень, кем он является сейчас, знает больше, чем тот, кем он был. Возможно, тому парню, которым он был, стоит просто закрыть свой ебанный рот и идти злобно зыркать на всех из темного угла. — Приятно это слышать. — Дерек пихает его локтем в ответ, позволяя глазам на долю секунды окраситься в красный — просто чтобы услышать, как тут же ускоряется у Стайлза сердцебиение. — Нечестно, чувак, — жалуется Стайлз. А потом, потому что он мстительный маленький ублюдок, тянет Дерека на следующее интервью. Им требуется полчаса, чтобы добраться до своих мест, потому что Стайлз дает интервью, потом снова дает интервью, потом дает интервью со своими коллегами-актерами, потом его загоняют в угол два режиссера, которых Дерек должен знать, но не удосужился запомнить, и уже затем их находит Миранда и путем запугиваний и шантажа вынуждает Дерека дать еще одно интервью со Стайлзом… Потом Дерек сидит в кинотеатре, с одной стороны — Стайлз, с другой — Миранда, и приглушают свет. Стайлз нервничает, в чем совершенно нет смысла, потому что Дерек знает, что скажут критики и там все хорошо. И Стайлз уже смотрел фильм до этого. Не один же Стайлз снимался, пока остальные члены каста и Уидон бросались ему под ноги. Типичный Стайлз. — Успокойся, — наклоняется к нему Дерек, шепчет в ухо, потому что знает, что это его отвлечет. — Не то чтобы ты отвратительный актер… — Не круто, — Стайлз зыркает на него. Дерек только ухмыляется и возвращается к фильму.________________________________________
В первый раз после отъезда Стайлз звонит ему именно в тот момент, когда Дерек запихивает на заднее сидение патрульной машины полуголого мужика, который, судя по запаху, намешал с десяток разных видов алкоголя. Он понимает, что это Стайлз, из-за того, что, когда он купил телефон, Стайлз поставил на свой рингтон песню из «Бэтмена», и Дерек так и не удосужился ее сменить. Он не проверяет телефон, по понятным причинам, пока не упаковывает обслюнявившего себя парня в камеру и не перелопачивает половину скопившейся бумажной работы. Главным образом по той причине, что он может разобраться с таким количеством бумаг до того, как ему захочется содрать с себя одежду и скрыться в лесах на пару дней минимум. А еще потому, что все, что он узнал о Стайлзе за прошедший год, он выудил из Скотта и шерифа… признаться, не так уж много. Он задумывается над тем, для его блага это делается или для их. Потому что эй, это он убил Питера. Оба раза. Так что, быть может, новости о парне, который сыграл важную роль в его смерти (оба раза)… будут его угнетать? Что ж, блядь, словно от этого много что изменилось бы. Заставят ощутить вину? Так это происходит каждый раз, когда он просыпается. Разозлиться? Разве что на себя самого. От того, что об этом никто не будет напоминать, он вряд ли забудет, как слабо билось у Стайлза сердце, так слабо, что парамедики решили было, что оно остановилось. Вряд ли от этого его перестанут мучать кошмары. Ни сообщения, ни смс-ки. Только пометка в истории звонков, которая гласит: «Пропущенный звонок: Самый Крутой Говнюк, Которого Ты Когда-либо Знал». Да, это Дерек тоже не удосужился изменить. Он подумывает о том, чтобы не перезванивать, просто проигнорировать, потому что Стайлз уехал. Уехал и не вернулся. И, наверное, не вернется никогда. Возможно, Дерек немного злится. На самого себя, потому что знал, еще когда ребятня училась в старших классах, что, если он когда-нибудь пустит кого-то к себе в сердце, это плохо кончится. В случае со Стайлзом потому… потому что он ушел. Он целый час раздумывает, перезвонить или нет, просто сидя в кресле, глядя на гребанный телефон, и продолжает думать и тогда, когда заканчивается смена и он едет домой с телефоном в руке. Он перезванивает сразу же, как заходит домой. — Дерек? — Стайлз кажется… Стайлз кажется живым, и Дерек даже не осознавал, что это так сильно было ему нужно. Не осознавал, как сильно ему было нужно его услышать, пока не падает на диван, закрывая ладонью микрофон, чтобы Стайлз не слышал, как он вдыхает носом и выдыхает ртом. — Ты звонил, — говорит Дерек. — Чего хотел? — Ох, блядь, — отвечает Стайлз. — Давно? — Ты издев… не знаю, пару часов назад? — внезапно разочарованный, произносит Дерек. — Ох-х-х, — все, что произносит Стайлз. Дерек слышит, как кто-то кашляет на заднем фоне, слышит равномерные вдохи и выдохи, издаваемые Стайлзом, и жалеет о том, что позвонил. — Ты не... — начинает Дерек. — Я, возможно, был пьян, — перебивает Стайлз, низким и… смущенным тоном. Дерек усмехается, но только потому, что рядом нет никого, кто мог бы это увидеть. — Ты набрал мне по пьяни, — констатирует он. — Наверное? — отвечает Стайлз, потом прочищает горло. Дерек не знает, как у него это так странно получается. Стайлз, что с него взять, думает он. — Кхм… приятно тебя слышать? Дерек откидывается на спинку дивана и трет глаза. — Не сомневаюсь, — говорит он. — Нет, нет, чувак, да ладно тебе. Не будь таким, — скулит Стайлз. — Я просто… слушай, я просто… — Стайлз, все в порядке. Я в порядке. Мы все в порядке. — Между нами… порядок? — спрашивает Стайлз, и Дерек надеется, что это не он проецирует в голосе Стайлза надежду. — Порядок, — отвечает Дерек, потому что что еще он может сказать? Нет, Стайлз, кошмары еще и с тобой в главной роли мне были ни к чему. — Тогда могу отправить тебе мем. Настолько порядок? — скалится теперь Стайлз. Он слышит это в его голосе. Вот засранец. Иногда Дереку кажется, что Стайлз сам не понимает, что флиртует. Этот парень… идиот. — Нет, пожалуйста, не смей, — просит Дерек. На самом деле он не серьезно. — Я приму это за согласие. — Стайлз делает паузу, снова прочищает горло. — Спасибо за звонок, кстати. Рад, что ты перезвонил. Да пошло оно все нахуй, думает Дерек.________________________________________
Фильм соответствует ожиданиям. Афтепати вызывает ощущения, схожие с теми, что испытываешь, когда тебя привязывают к стулу, пропитанному аконитом, но он через это проходит. Хоть даже дышится легче, когда они наконец-то снова садятся в машину. — Черт, — стонет Стайлз после десяти минут блаженной тишины. — Ненавижу людей. Дерек не уверен, что следует на это ответить, поэтому просто приподнимает бровь. — Толпы, — продолжает он хрипло, — разговоры. Ебучие разговоры. Что мне стоило… надо было стать писателем. Отшельником. Круглый год жить в хижине и держать возле двери какой-нибудь дробовик, чтобы отпугивать детей с лужайки. — А ты хоть смог бы нормально сочинять? — спрашивает Дерек. Выходит грубовато. — Да пошел ты, Хейл. — Стайлз одну руку наводит на него, другой ослабляет галстук. У Дерека пересыхает во рту. — Я великий писатель. — Тебе все равно придется устраивать книжные туры, — замечает Дерек. — Блядь, — восклицает Стайлз, — и писать надо будет. — Угу, — Дерек расстегивает пиджак, поводит плечами, чтобы его снять, — это тоже. Стайлз откидывает голову на спинку сиденья, вытягивает ноги. Если бы Дерек мог чувствовать запах крайней усталости, он бы точно его сейчас ощутил. Как бы то ни было, он пахнет… свидетельствами долгого дня. Без нервозности. Уже нет. Нервозность испарилась после трети фильма, когда Дереку надоело, что Стайлз барабанит пальцами по бедру, и он схватил его за руку. Ему нравится, что он может это сделать. Заставить страх испариться. Это чертовски пьянящее чувство — иметь власть сделать это для кого-то. Для любого, на самом деле, но в особенности для Стайлза. Для Стайлза, человека, который сделал для него больше, чем любой из обращенных им волков. Для Стайлза, человека, который пахнет как… как что-то очень яркое и наперчённое. Что-то, от чего хочется жить. Не корицей. Корица слишком однообразна. Пимента, быть может. Для Стайлза, чертова человека, который сначала был просто чертовым человеком, а стал… — Ты уходишь в ностальгию. Замолчи, — бормочет Стайлз полусонно. — Боже, а ты еще говоришь, что я громко думаю. Дерек ворчит и ослабляет галстук, старается думать… потише. Сейчас три утра. Ему тридцать два. Он едет обратно в отель, сидя рядом с парнем, в которого влюблен, в костюме, который стоит больше, чем он зарабатывает за три месяца. Никаких охотников. Никакой канимы. Никакой стаи альф. Никаких существ, которые хотят убить его или его близких. Ему до сих пор снятся кошмары, но уже не так часто, как раньше. Он до сих пор испытывает вину, но теперь носить ее легче. Сейчас три утра. Он тридцатидвухлетний оборотень, которому часто кажется, словно он оказался в альтернативной реальности. Или во сне. Словно он вот-вот очнется от этой фантазии, которую создал сам, и окажется на заброшенном складе, вонючем от грязи, пота и страха. Дерек фыркает. — Что такое? — Стайлз наощупь хватает Дерека за лицо. Он кладет голову на его плечо и жмурится. Дерек закрывает рот ладонью, чтобы не заржать. Не помогает. — Что? — скулит Стайлз. — Хватит ржать. — У меня такая, — говорит Дерек между смешками, — нелепая жизнь. Это заставляет Стайлза открыть глаза и посмотреть на него тем самым взглядом, тем, который означает, что он точно знает, о чем думает Дерек, тем, к которому Дерек так и не привык, даже после многих лет знакомства. — Накатило прозрение? — интересуется Стайлз после того, как бог знает сколько времени изучает его. Достаточно долго, чтобы машина успела миновать пять уличных фонарей. — Да, да, — повторяет Дерек. — Это здорово, правда, чувак. — Стайлз снова закрывает глаза, похлопывает Дерека по голове, потом, по какой-то причине, запускает пальцы Дереку в волосы и начинает их взбивать. А ведь он, насколько Дерек знает, не пьян. Не пахнет как пьяный. — Я всегда за душевные подвижки и все такое, и я с радостью бы послушал… Дерек говорит себе, что целует Стайлза, чтобы он замолчал, но это оправдание не произвело должного эффекта даже на него самого… Потому что целовать Стайлза приятно. Правда приятно. В зависимости от настроения это либо медленный и влажный, почти ленивый, либо быстрый и неистовый, и даже отчаянный поцелуй. Иногда даже злобный. Черт, реально охуенно злобный. В данный момент Стайлз слишком устал, чтобы делать что-нибудь, кроме как стонать ему в рот. И, по правде говоря, Дерек тоже слишком устал, его хватает только на то, чтобы прикусить его нижнюю губу — черт, эти губы, — а потом снова откинуться на сиденье. Ему тридцать два. Ему положено уставать. — Ладно, — бормочет Стайлз, тяжело дыша. — Затыкаюсь. Дерек закрывает глаза и запрокидывает голову. Раньше, когда он впервые стал альфой, ему было тяжело уснуть. Блядь, да все было тяжело. Многое из этого было связано с обстоятельствами, которые сделали его альфой, но больше всего влияло огромное количество чертовой силы, которая изменила его. Слишком много силы, думал он поначалу. (Стайлз, пожалуй, сказал бы что-нибудь про то, что с силой приходит ответственность. Дерек бы согласился. Когда он стал альфой, ему было двадцать два. Ни один оборотень не должен становиться альфой в двадцать два. Двадцатидвухлетние понятия не имеют, что творят.) Потом конечно, стало легче со всем справляться. Легче справляться со стремлениями, желаниями и нуждами, которые появились вместе со статусом альфы. Ему кажется, что в долгосрочной перспективе он справлялся неплохо. Никто не погиб, а это всегда хороший знак. — Эй, — бормочет Стайлз, почти отбывший в царство Морфея. — Я не пьян, я просто чертовски устал. — Знаю, — говорит Дерек. — Спасибо, что пошел со мной, — шепчет Стайлз, когда спустя пять минут машина останавливается на светофоре. — С тобой все было зашибительно. Дерек знает, что мог бы сейчас неплохую шутку запилить. Стайлз бы им гордился. Что-то вроде: со мной всегда всё зашибительно. Но ему кажется, что сейчас не самый подходящий момент. Момент сентиментальный, но, тем не менее, момент. Поэтому Дерек ничего не говорит, только что-то согласно мычит и закрывает глаза. У них есть всего десять минут до отеля, и он практически уверен, что ему придется тащить Стайлза до лифта и по пути в номер. Он мог бы сделать фотографию и отправить Скотту. Он постоянно завидует.________________________________________
Дерек слышит это, когда Эрика вытягивает Стайлза из машины. Это все слышат, судя по выражениям лиц и тому, как ускоряются их сердцебиения. Он все еще борется с собой, стараясь выглядеть не таким отчаявшимся, не таким взволнованным, не таким взбудораженным, когда она проталкивает его через дверной проем. И вот он. Стайлз. Он пахнет страхом — первое, о чем думает Дерек. Он пахнет Стайлзом — второе. Он выглядит… он выглядит отлично. В жизни лучше, чем на экране или в журналах, которые Дерек не так-уж-тайно покупает. Дружбы ради, говорит он себе. У Стайлза на голове беспорядок. Будто он только что встал с постели. Он улыбается той улыбкой, что припасает для ситуаций, его нервирующих, пальцами — своими длинными, длиннющими пальцами — нервно барабанит по джинсам, когда подходит (когда его подталкивают) к ним. — Доброе утро, ребята, — говорит он. Его голос в жизни тоже звучит иначе. Взрослее. Не как на свадьбе. Наверное, потому, что Стайлз тогда большую часть мероприятия проспал. — Рановато, а? — Я серьезно сейчас хочу тебя уничтожить, Стилински, — чеканит Лидия. — Но ты вроде как общественная собственность… Дерек хватает ртом воздух, хотя звучит больше как рык, и тут же сожалеет об этом, когда видит ухмылки Бойда и Эрики, в то время как Стайлз просто… пялится на него. Блядь, его глаза. Как Дерек мог забыть эти его чертовы глаза. Почему он вдруг снова ощущает себя подростком? Ладно, забудьте. Почему он вдруг снова ощущает себя двадцатидвухлетним пацаном, которому хочется вылезти из собственной кожи? Ему хочется… ему хочется вскочить и чем-нибудь заняться, убраться отсюда, уйти. Быть может, забрав Стайлза с собой. Чтобы удостовериться, что он больше не сбежит. Черт побери, это не то, чего он хочет. Блядь, он Стайлза хочет, вот чего. — Ты надолго? — интересуется Дерек. — На три месяца или около того, — отвечает Стайлз, пожимая плечами. — Вынужденный отпуск, вот и все. — Вынужденный? — Дереку не нравится, как это звучит. — …Слишком много работаю, — оправдывается Стайлз, пожимая плечами. — Так что да, вынужденный отпуск. Дереку это знакомо. Изматывающая работа. Заставляет тебя забыть все то дерьмо, которое ты предпочел бы не помнить. Он все понимает, и это не делает последние пять лет менее неприятными, но он понимает. — Стало лучше. Здесь. — Дерьмо, это не то, что он хотел сказать. — О-окей, прежде чем начнется вся эта канитель, мне нужен кофеин, — бормочет Стайлз, а потом уходит. Происходящее Дерека смущает. — Что мы делаем? — спрашивает он у остальных, наблюдая за тем, как Стайлз подходит к стойке, а потом наблюдая за остальными посетителями кофейни, которые наблюдают за Стайлзом. — Он чувствует себя виноватым, — говорит Скотт. — Из-за… ну, ты знаешь… — За то, что не общался с нами пять лет? — огрызается Лидия. — Общался! — спорит Скотт. — Он просто… блядь, Лидия, он занятой человек. — Я занятой… — начинает Лидия. — А ты бы осталась? — спрашивает Дерек. Стайлза окружают девочки-подростки. Они все… жеманничают. Это нехуево раздражает. — Если бы кто-то тебя чуть не убил и у тебя был бы шанс уехать, ты бы осталась? — Я… — Лидия с надутым видом садится обратно на стул. — Аргумент принят. Дерек удовлетворенно откидывается на спинку сидения и пялится на Стайлза, пока остальные общаются между собой. О чем они там болтают — Дереку все равно. Он давно научился приглушать их болтовню. Он смотрит, как Стайлз забирает свой напиток, смотрит, как он идет обратно. Походка у Стайлза тоже изменилась. Он держит себя ровнее, идет так, словно… хер с ним, словно он взрослый. Взрослый, которого значительная часть общества находит привлекательным. Черт бы его побрал. — Ты козел, — с чувством произносит Эллисон, и Дерек понимает, что пялится. Он опускает взгляд, прихлебывает кофе, в то время как остальные увлекаются разговором. Звучит что-то о том, что Стайлз вел себя как козел и недостаточно часто с ними связывался. Что странно, потому что Дерек хотя бы раз в неделю получал от него смс-ку. Обычно это какая-нибудь ссылка или мем, или картинка с сердитым котом, что-то в этом роде. — Я скучал по вам, — говорит Стайлз, и Дерек моргает. — Тогда почему просто не взял и… — Дерек прикусывает щеку изнутри. — Просто не приехал? — Его слова, должно быть, звучат гораздо более гневно, чем нужно. Потому что он скорее… расстроен. И растерян. За этим следует долгая пауза, и внезапно все начинают прощаться, чем-то там оправдываясь, и он остается со Стайлзом наедине. Ну, точнее посреди кофейни со Стайлзом. Он делает глубокий вздох и чуть не задыхается, когда чувствует запах похоти. Он исходит от Стайлза. Он знает это, потому что это тот же чертов запах, который преследовал его, еще когда Стайлз учился в старших классах. Это тот же запах, из-за которого он так активно принюхивался к нему. Яркий, перечный, от которого хочется заткнуть себе ноздри, чтобы у него не стояло. Черт, прошло пять лет, а он до сих пор реагирует на этот запах как собака Павлова. Стайлз, наверное, от этого бы кайфанул. Собачьи шуточки — это прямо его жизнь. — Дерек, — наконец произносит Стайлз. Дерек делает еще один вдох — глубокий. Он всего лишь… должен вести себя как обычно. Как тогда, еще до Питера, когда он видел Стайлза практически каждый день и у него так хорошо получалось притворяться. Притворяться, словно он может игнорировать этот блядский запах, в то время как все, чего ему хотелось, — это что-нибудь трахнуть. Желательно Стайлза. Что ж, Дереку это не впервой. Тогда его спасали молчанка и неоправданные злобные зырканья. Тогда он был тем еще засранцем. Он до сих пор такой, но что-то заставляет его хотеть… попытаться. Психолог сказала, прежде чем он прекратил сеансы, что он должен перестать отрицать свои желания. Так почему бы не попытаться? Ради Стайлза. Наверное. Все, что нужно делать, — это вести себя как обычно. — Стайлз, — говорит он в ответ.