45 steps into the darkness

Уоррен ждал ее. Ждал с замиранием сердца. Он чувствовал себя так плохо, так отвратительно, что едва мог противостоять панической атаке. Он ждал Макс в надежде, что она останется с ними, что общими усилиями они смогут помочь тем, кто действительно нуждался в помощи, он надеялся на все что угодно, но только не на то, что она, получив фотографию, снова куда-то сбежит. Она много чего рассказала, и не все из этого, как думал Уоррен, было правдой. Она даже попыталась его обнять, но это объятие не принесло ничего, кроме боли. Он не был идиотом и никогда не отказывался замечать очевидное. Он, вне всякого сомнения, мог и дальше притворяться, что у него есть шанс, хоть какой-нибудь, даже самый жалкий, но разве был смысл обманывать себя перед лицом неминуемой гибели? Ему внезапно стало абсолютно неинтересно, кого любит Макс. Ему, сказать честно, в принципе стало плевать на все, что касалось его безответных чувств. Он смотрел на людей, с которыми делил временный кров, на то, как они кряхтят от боли, как зажимают рваные раны, как зовут в слезах родителей, потеряв крупицы рассудка в царящем хаосе, и ему не хотелось ничего, кроме как отдать каждому из них кусочек своего тела. Кому-то - сердце, кому-то - здоровые руки, кому-то - зрение, кому-то - слух. Он всем им хотел оставить частичку себя, хотел помочь. Он не думал о себе, как о герое, когда раз за разом, царапаясь о битое стекло, перескакивал через подоконник, чтобы выйти в умирающий город, пробежать пару кварталов и найти аптеку, из которой еще не успели вынести все, что плохо лежит. Он не думал о себе, как о герое, когда заворачивал в футболку склянки со спиртом, аспирин, перекись, бинты, вату, пластыри. Он не думал о себе, как о герое, когда ему приходилось, скинув в закусочной все принесенные медикаменты, возвращаться обратно, чтобы оказать помощь кому-то, кто истекал кровью на асфальте, придавленный бревнами, высыпавшимися из грузовика. Он не был героем. Он был собой. - Отсидись немного, - Джойс ласково стерла фартуком воду с его лба, - На тебе совсем лица нет. Ты долго не протянешь, если не отдохнешь. Уоррен покачал головой. Он не мог поднять взгляд и посмотреть на Джойс. Она напоминала ему его родную мать, и поэтому видеть ее разбитой, уничтоженной было... Выше его сил. - Не могу, - он облокотился на стойку и отвернулся, рассматривая сидящего на полу Фрэнка. Несколько минут назад к нему пришел Помпиду, и теперь они оба тревожно дремали в компании друг друга. Мужчина крепко обнимал своего пса. - Все... Слишком давит. Женщина понимающе кивнула, поджав губы. - Как думаешь... - ее голос дрогнул, - С девочками все хорошо? Я знаю, ты не хочешь говорить об этом, но... Уоррен не думал, что с ними все хорошо. Он не был уверен в том, живы ли они вообще. Он не был уверен в том, что все, что сказала ему Макс, могло быть правдой, поэтому - не был уверен в том, насколько они в безопасности. Ему было жаль Джойс, он не хотел причинять ей боль, но и лгать он не умел, поэтому он поступил так, как поступать было нельзя - он промолчал. Он не мог соврать. Он не мог успокоить. Во всем, что касалось моральной поддержки, он был невероятно плох, и зря тратить силы на неправдоподобную ложь... Было бессмысленно. Так же бессмысленно, как испытывать чувство вины за то, что он не смог заставить Макс остаться. Джойс всхлипнула и отвернулась. Ее плечи дрожали, но плакала она беззвучно. Так плакать умели только самые сильные люди. - Ничего, я понимаю. Тебе тоже сейчас нелегко. Спасибо за помощь, Уоррен. Только поверить в то, что он чем-то помог, Уоррен был не в силах. Ему было душно. На мгновение в голову проникла странная мысль о том, что было бы неплохо выглянуть на улицу и постоять под проливным дождем, чтобы освежиться, и Уоррен даже сам ей улыбнулся. Его инстинкт самосохранения сбоил. Он попросту отказывался работать. Не было ни страха, ни отчаяния - все эти чувства заменило холодное безразличие, которым парень пытался ответить на несправедливость происходящего. Природа была разочарована в людях. Она ненавидела их. Это было ясно с самого начала, когда пошел снег. Это становилось очевиднее с каждым днем, но никто даже не попытался приложить усилия, чтобы воспрепятствовать апокалипсису. Никому это было не нужно. Никто не думал, что все действительно закончится... Так. И, как бы сильно Уоррен не был зол на метеорологов, на прогнозистов, на окружающих, которые притворялись, что в упор не видят умирающих птиц, выбрасывающихся китов, тем самым игнорируя серьезную проблему, он все-таки не понимал, кто и чем так прогневал богов. В как таковых богов он, конечно, ни секунды не верил, и даже Армагеддон не заставил его передумать. Джойс ударилась в веру ближе к полудню, шепотом молилась за здравие своей дочери, и Уоррен не пытался заставить ее передумать. У всех были свои методы борьбы со страхом. Уоррену было интересно, что сейчас происходит с остальными. Он никогда не питал нежных чувств к подавляющему большинству учащихся в академии, но какая-то часть его характера взывала к сопереживанию. Он хотел быть уверенным в том, что тупицы из Циклона живы. Что их родителям не придется тратить огромные деньги на похороны и жить с дырой вместо сердца после ранней смерти их единственных детей. Он хотел быть уверенным в том, что ни одна девушка, будь то стервозная Джульетт или застенчивая Стелла, не находилась сейчас в ситуации, которая станет последним, что она увидит перед смертью. Он хотел быть уверенным в том, что Нейтан, Виктория, Кортни, Тейлор, что все эти золотые дети не задохнулись под завалами и не попали в автокатастрофу. Они не заслужили этого. Никто не заслужил этого. "Ты в порядке? Я волнуюсь за вас". Брук. Судя по тому, что у нее была возможность добраться до телефона и даже написать сообщение, она была в безопасности. Уоррен знал, что она собиралась навестить Кейт в больнице, поэтому надеялся, что они обе просто... Переждут шторм. "Я в норме. Даже не поцарапался". И это было чистой правдой. То ли по воле удачного случая, то ли из-за странной вселенской склонности иронизировать, единственным увечьем, которое было на теле Уоррена, остался тот самый синяк, который ему оставил Нейтан. Это было глупо и даже комично, учитывая общую неосторожность Грэма, но жаловаться он не спешил. В конце концов, будучи здоровым и полным сил он мог пригодиться людям. И это было гораздо важно, чем какие-то не очень забавные шутки судьбы. Брук прислала в ответ с десяток смайликов. Было приятно видеть, что она не теряла самообладания. Она всегда была сильной. Постепенно закусочная переполнялась народом, и времени обдумывать происходящее становилось все меньше. Когда приехала Макс, в помещении было от силы три человека, теперь же их число перевалило за пару десятков. Становилось тесно и неуютно, но никто не жаловался, все были благодарны за любую помощь и так же пытались оказать помощь друг другу. Уоррен никогда не видел людей в этом городе такими сплоченными и дружными. Жизнь в маленьком городе предполагала взаимовыручку, но Аркадия обводила логику вокруг пальца. В ней жили те, кто терпеть не мог себе подобных, поэтому наблюдать за тем, как упорно они держатся за руки и хватают друг друга в сантиметре от падения в пропасть, было... Воодушевляюще. Так же стремительно, как прибавлялись новые раненные, рос и их спрос на медикаменты, и вскоре ни бинтов, ни антисептика не было, а люди продолжали влезать в окно, приводя с собой друзей и родственников, которые по счастливому стечению обстоятельств оказались неподалеку. Вскоре появилось множество знакомых лиц, и некоторые из их обладателей, например, Джастин, даже согласились помочь Уоррену с поиском лекарств. Он был действительно им благодарен. Но в конечном итоге он все равно остался один. Ребята справились быстрее, а его не прекращали терзать мрачные мысли, которые сильно снижали его работоспособность. Минувшей ночью он почти не спал, готовился к контрольной, которая так и не успела состояться, и теперь его клонило в сон так, словно он несколько суток напролет только и делал, что таскал лекарства в закусочную. Уоррен попросил всех его не дожидаться и продолжил сновать по опустевшей аптеке в привычном для себя ритме. Когда он брел обратно, ветер усилился. Он понимал, что это, возможно, последний раз, когда он смог выбраться наружу без явной угрозы для жизни. Только после того, как он вернулся в закусочную, ему пришла в голову мысль обернуться, и там, на улице, Уоррен увидел... Нет, не человека. Тень человека, который когда-то был Нейтаном Прескоттом. Он выглядел так, словно был одной ногой в могиле: он истекал кровью, дрожал от холода, тяжело дышал и не был в состоянии сказать ни единого слова. Уоррену хватило пары секунд для того, чтобы проникнуться жалостью к человеку, которому он до недавних пор желал только смерти. Взвыв про себя, он забежал в зал, быстро отдал все медикаменты ошарашенной Джойс, навис над Фрэнком и пару раз похлопал его по щекам. Помпиду залаял и попытался вцепиться в руку. Фрэнк, проснувшись, оттянул пса. - Какого черта тебе нужно? - Там Прескотт, - Уоррен кивнул в сторону пожарного выхода, - Помоги мне его затащить. Он на ногах еле держится. - Этому сучонку самое место на улице, среди руин, в которые город превратила его семейка моральных уродов... Фрэнк поймал на себе неодобрительный взгляд Джойс, замялся и, тяжело вздохнув, встал, стараясь не опираться на больную ногу. Он что-то еще бубнил, когда, прихрамывая, шел к двери, но как только он увидел лицо трупного серого цвета и пустой, остекленевший взгляд, он одними губами произнес "пиздец", рванулся к парню и, прихватив за воротник рубашки, попытался втянуть его в помещение. Затем к нему подскочил Уоррен и, придерживая Нейтана за руки, помог тому разогнуться и забраться внутрь. Не без помощи Фрэнка он, чувствуя, что Нейтан больше не сможет подняться с пола, с трудом отнес его в зал, и кто-то даже подвинулся, позволив взвалить такого ненавистного всеми Прескотта на диванчик. Ни у кого и мысли не было выгонять его прочь. Все смотрели с тревогой и сожалением. Они понимали - шторму безразлично, чей ты сын и сколько у тебя денег. В одном шаге от надгробной плиты все жизни были равны по своей стоимости. - Дебил, блять, - Уоррен развязал рукава бомбера и поднял край рубашки, оголив израненный бок, - Ты даже не представляешь, как я тебя ненавижу. Нейтан ничего не ответил. Запрокинув голову, он пытался отдышаться. - В какое дерьмо ты опять вляпался? Что с тобой не так-то, а? Джойс принесла чистый бинт и баночку викодина. Она попыталась пригладить волосы Уоррена, тем самым его успокоив, но он уклонился от прикосновения. Он, с трудом протолкнув под спиной Нейтана рулон, все-таки перебинтовал его ребра и ткнул парня носом в небольшую горсть таблеток. Он, к счастью, не возражал. Уоррену стало невыносимо... Грустно. Он не мог до конца поверить в то, что все это действительно происходило с ним. Насколько же несправедлива была судьба, что еще вчера он был обычным мальчишкой, который дрался, мечтал сходить в кино с симпатичной девушкой, выбирал между подготовкой к урокам и марафоном по "Доктору Кто", а сегодня - спасал людей, но не мог спасти самого себя от чувства безысходности. - Что за хуйня происходит? Нейтан постепенно приходил в себя. Он даже попытался встать, но с глухим стоном снова улегся на диванчик. Уоррен всхлипнул, но постарался взять себя в руки. - Конец света. Ему снова было страшно.