Simple Obsession

– И чего ты хочешь сейчас? – горячий шепот, внезапно обжегший ухо Хёкджэ, заставил парня, надежно спрятавшего свое лицо и настоящее имя под маской, вздрогнуть и резко обернуться назад. К той, что не побоялась побеспокоить его уединение и сейчас с таким интересом смотрела на него. – А что ты хочешь предложить? – усмехнулся парень, без стеснения разглядывая девушку, спрятавшую свое без сомнения симпатичное лицо под красной кружевной маской. Под стать красному платью из настолько тонких кружева и ткани, что оно скорее раздевало, чем скрывало что-либо, обнажая перед взглядом любого желающего чересчур идеальную фигуру. Слишком откровенное для обычной девушки, но слишком закрытое для подобных вечеринок, где сотни людей, не желающих быть узнанными, собираются лишь с одной целью: найти того, кто жаждет удовольствия так же сильно, как и ты, и готов разделить его с тобой. Сполна. И, кажется, Хёкджэ нашел ту, с кем он был готов разделить эту ночь. – Исполнение всех твоих желаний, – слишком откровенно и пошло улыбнулась девушка и, не сдержавшись, коснулась кончиками пальцев четко очерченной скулы парня, который привлек ее взгляд, стоило ей только оказаться здесь. Слишком расслабленный, слишком красивый и слишком одинокий, чтобы она не заметила его. Да и, в конце концов, избавление людей от одиночества и исполнение всех их желаний – это ее работа. Которая порой бывает слишком приятной. – Как ты хочешь? Прямо здесь? – она окинула взором зал, наполненный музыкой, прозрачными, ничего не скрывающими занавесками-перегородками и множеством пар – расположившихся то тут, то там и уже начавших то, ради чего они все здесь собрались, наполняя зал острым, чуть сладковатым и резким запахом пошлости и разврата, запахом неподдельного, ничем не прикрытого удовольствия и секса, кружащего голову и сбивающего с ног. – Или уединимся? Может, ты хочешь позвать кого-то еще? Чтобы он или она присоединились к нам? – с улыбкой спросила незнакомка, возможно, желая смутить своего спутника, но тот бывал в последний год на таких вечеринках слишком часто, чтобы его могло заставить стыдиться нечто подобное, ведь Хёкджэ отказался от этого чувства еще тогда, когда впервые оказался здесь. Он уже и сам не помнил, зачем и как он пришел сюда, но этот клуб и то, что происходило в его стенах, давно стало частью его жизнью. Секретной жизни, о которой не знал никто: ни родители, ни друзья, ни одногруппники, ни тем более фанатки, ни даже Донхэ. Это было только его. Тонкая смесь тайны и разврата, чувственного удовольствия и эстетического наслаждения, пошлости и необходимости получить долгожданное расслабление, которого у него не было слишком давно, а сейчас… сейчас Хёкджэ имел все, чего он так желал, платя за это ту цену, которую он был готов заплатить. За свое собственное удовольствие, стоимость и границы которого он все еще пытался познать. – Уединимся, вдвоем, – уголками губ улыбнулся он, думая, что сегодня ему не хочется делить свою спутницу ни с кем и ни с чем. Ему даже не хотелось, чтобы ее обнаженной, чуть смуглой и отливающей золотом в тусклом свете ламп кожи касались чьи-либо взгляды. Эта девушка сегодня ночью должна принадлежать лишь ему – и только. И их удовольствие должно быть только для них. Никаких посторонних наблюдателей. Никаких чужих взглядов и касаний. Никаких посторонних в их игре. Только он и незнакомка в красном. И никого больше. – Тогда идем? – улыбнулась девушка, протягивая Хёкджэ руку и увлекая его за собой, в хитросплетенье чужих тел, глухих стонов, прозрачных занавесок и их собственных желаний, которым очень скоро суждено стать такой приятной для двоих реальностью. Хёкджэ так и не успел понять, как они оказались в одной из комнат для приватных свиданий. Просто в какой-то момент декорации сменились, а незнакомка, уже избавившаяся от своего слишком яркого и откровенного платья, под которым не было ничего, кроме кулона с кроваво-красной капелькой рубина-подвески, помогала ему снять пиджак и рубашку, скользя накрашенными кроваво-красной помадой губами по белоснежной коже и не стесняясь оставлять непозволительные, но легко смываемые следы своего присутствия, ведь сегодня ночью они принадлежали лишь друг другу, запечатлевая мгновения размытыми, обрывочными картинками воспоминаний, быстро стираемыми слишком яркими ощущениями. Чересчур отчетливыми и полными наслаждения. Такими, как хотели они. Прохладные губы на обжигающе горячей коже. Нежные прикосновения, с каждой минутой становящиеся все более жадными и нетерпимыми. Иссушающие и сжигающие изнутри неторопливые, полные чувства и вкуса поцелуи. Нервная дрожь предвкушения, сменяющаяся мурашками удовольствиями и взрывоопасными волнами наслаждения, захлестывающими изнутри и так жаждущими вырваться наружу вместе с рваными выдохами и глухими, но ничуть не наигранными стонами. Все слишком по-настоящему. Слишком реально. И оттого так похоже на полный сексуальной издевки откровенно порнографический сон, заставляющий проснуться посреди ночи, жадно глотая внезапно ставший горячим воздух и пытаясь успокоить бешеный стук сердца в ушах. Но… это был не сон. Далеко не сон. А сводящая с ума и кружащая голову реальность. И вроде бы во всем этом не было ничего необычного: мучительно долгая, иссушающая прелюдия, долгий, сделанный со вкусом минет и приятный, полный опыта и удовольствия ответ на него, а затем… просто секс. Разные позы. Без стеснения высказанные вслух и тут же удовлетворенные желания. Вроде бы все как обычно, может, чуть более чувственно и откровенно, но… Хёкджэ еще ни разу в жизни не испытывал ничего подобного. Ни с кем из тех девушек, что были у него до клуба и в нем. Даже с Донхэ. Это было что-то совершенно другое, полное магии и мистики, целиком подчиняющее и покоряющее себе, что-то слишком непохожее и превосходящее обычное наслаждение, что-то, что очень сложно прочувствовать и понять, и уж тем более описать словами. Может быть, дело было в его партнерше, лениво раскинувшейся рядом и молча выписывающей горячими тонкими, почти прозрачными в таком свете пальцами одной ей известные слова на тяжело вздымающейся, влажной от пота груди Хёкджэ. Может быть, в этой атмосфере и музыке, делающими эту реальность и все происходящее в ней зыбким, неустойчивым, просачивающимся сквозь пальцы и оставляющим после себя лишь сладковатый привкус во рту. А может быть, в самом Хёкджэ, который слишком привык упиваться своими страданиями и одиночеством. Ведь он так и не позволил себе спросить ее имя, позволив незнакомке просто подняться с низкой широкой кровати со сбитым дорогим черным шелковым постельным бельем и, элегантно надев немного измятое, но все еще полное соблазна и искушения красное платье и туфли на шпильках, просто молча уйти. Даже без нелепого прощального поцелуя в щеку и простого, высказанного обычным человеческим голосом вслух «Пока». Он позволил ей раствориться миражом, скрываясь там, откуда она пришла, и убедил себя в том, что это был просто сон, до боли реальный и до невозможности приятный, но все-таки сон. Иначе… Хёкджэ бы с легкостью мог возненавидеть себя за то, что упустил ее. Ту, что не стерлась из его памяти и спустя двадцать лет, так и оставшись сладким наваждением из снов, бегущим опаляющей дрожью по коже; сокровенной фантазией, воплощенной в реальность; самой бережно хранимой тайной, дарующей невероятные силы и невыразимое вдохновение; неслучившейся любовью, без начала и без конца; тем, о чем он будет вспоминать снова и снова, но… так никогда и не поверит в то, что это было с ним. На самом деле.