Чудо для некроманта
25 июля 2016 г. в 09:34
С неба снова медленно падала вода… Прозрачная, как слеза, и горькая, как моя жизнь. Я подставил лицо под эти капли и облизнул губы, сухие даже под этим дождем.
— Все нормально? — заботливо осведомился сзади Рильен.
— Все просто зашибись, — успокоил я его, сам пытаясь получить хоть немного уверенности, которая так и сквозила в моем голосе.
В конце концов, я же великий некромант, который способен одним движением брови поднять городское кладбище только ради того, чтобы все аристократы, покоящиеся там, сплясали мне джигу перед сном. Что мне какой-то застрявший между жизнью и смертью воин, пусть даже трижды прославленный? Индор всего лишь один из длинной череды тех, кого мне нужно упокоить, припечатать их тело рунической иглой к земле, а душу отправить в заслуженное ей посмертие…
— Вы уверены, мастер Миарэл?
Ни в чем я не уверен. Ни в чем. И обручальное кольцо холодило руку, пронзая болью от кончиков ногтей до локтя. Я не смогу изгнать в посмертие собственного обрученного. Просто не смогу. И не потому, что мастерства мне не хватит.
До свадьбы Индор не дожил всего лишь недели — отправился на охоту, откуда не вернулся. Его тело нашли на поляне у ручья, причину смерти определить никто не сумел. Разумеется, сразу же стали коситься на меня, шептаться, что некромант извел нелюби… Упс, ошибочка, Индора я любил. И он меня тоже любил. И траур по нему я ношу до сих пор.
Помню, когда мне сообщили, что тело Индора исчезло из семейного склепа, я не понял сперва толком, что такое мне сказали. Провел явившихся следователей по дому, показал им свою лабораторию, не понимая толком, что же они такого хотят найти. Даже проводил какой-то шуткой. А потом уселся на полу в коридоре — Индор исчез? Что значит «исчез»?
Ответ я получил вскоре — немертвого рыцаря видели в лесу возле поместья все чаще. Беспокойства он никому не причинял, просто стоял где-то среди деревьев и смотрел на особняк.
— Все в порядке? — снова уточнил Рильен.
— Надеюсь…
Он вернулся ко мне. А я сейчас стою здесь, среди рунических камней и думаю о том, на что потрачу деньги, которые мне заплатят за его упокоение. Наверное, это от нервов. Точно, это нервы от того, что я давно не отдыхал. И в голос я сейчас рыдаю просто так… От злости на весь этот мир, отнявший Индора.
— Мастер…
Славный Рильен. Мой единственный ученик и он же — мой друг. Вернее, мой друг, у которого обнаружились зачатки дара некромантии и которого учить взялся лично я, не доверяя никому из своих коллег.
— Все хорошо.
А голос у меня такой, что банши в ужасе улетучилась бы, тоже от нервов и усталости, а вовсе не от того, что я не плачу. А просто вою от осознания того, что мне сейчас нужно своими руками разорвать связь Индора с этим миром.
Что бы там ни говорили про мое искусство, после того, как я упокою Индора, я смогу лишь общаться с его призраком. А это совершенно не то, что разговоры с ним живым. Призрак не обнимет, не прижмет к себе, позволяя отдохнуть и забыться в кольце рук.
— Миарэл. Может, не надо? Пусть ходит…
— Нельзя. Разложение пока что никто не отменял. Удивлен, что он все еще в таком состоянии… — я пощелкал пальцами, подбирая выражение. — Словно древние големы.
— Старинная магия?
— Которой никто не владеет? Нет. Рильен. Он вернулся, потому что я тосковал по нему. Но мне нужно разорвать эту связь. Ради его покоя.
Сказать это было легко. А вот заставить себя подняться оказалось почти невозможно. Еще и Индор пришел к границам круга, снова встал там, не сводя с меня глаз, полных тоски и нежности вперемешку. А я сидел там, как последний идиот и уже ревел в голос, глядя на рунические камни. Рильен потихоньку сбежал, решив оставить мои личные дела мне самому. И я остался с Индором один на один.
Говорят, что некроманты вообще не молятся, ибо им это не надо. Не знаю… Я молился, путая всех богов и обращения к ним, просил у светлых, взывая к Тьме, молил Тьму о чуде, вознося светлые молитвы.
— Сегодня же перелом года, сегодня же чудеса-а-а-а, — я размазывал по лицу слезы. — Я тоже хочу-у-у-у.
И где-то там, среди всего этого запутанного клубка, в который я превратил весь пантеон, кто-то сжалился или попросту решил отделаться от бессвязных некромантских воплей. А может, светлые и темные боги уже настолько перепились своими нектарами, что от хорошего настроения решили выполнить желание первого попавшегося зареванного некроманта, не знаю…
С небес прямо в Индора ударила длинная ветвистая молния, закутала его в серебристые покрывала божественного света, среди которых отчетливо мелькали темные нити. Я сидел, приоткрыв рот, таращился на все происходящее и ничерта не понимал.
— Миа, разомкни круг.
Я торопливо стер защитную линию, посмотрел на Индора, склонившегося ко мне и уткнулся ему в грудь, разревевшись снова. Откуда у меня вообще столько слез в организме?
— Ну тише, тише. Я вернулся.
— К-как?
— Можно меня поблагодарить, — предложил нежный девичий голос.
Я повернулся и оторопел. Прямо на меня таращилась пребывающая навеселе замотанная явно в торопливо содранную с окна штору девушка со вздыбленной гривой цвета воронова крыла, бешено сверкавшими зелеными глазами и почему-то с каким-то кружевным предметом нижнего белья в руке. Я тут же уверовал во все россказни о том, что все паладины такие дурные оттого, что их покровительница Милодара Владычица Лезвий сама немного не в себе.
— О, Милодара Владычица Лезвий, Несущая Добро… — взвыл я не хуже какого-нибудь паладина.
-. и всякую ахинею, — завершила какая-то рыжеволосая девушка, высовываясь из портала. — Милая, идем, там уже все разлили и без нас пьют.
Нет, ну некроманты тоже временами не уступают паладинам в дурости, особенно после того, как повстречают свою покровительницу Лиссо Темную, одетую в скатерть со стола.
— Кто это был? — ошеломленно пробормотал Индор.
— Страх и ужас всего Айрендиалла. Владычица Света и Владычица Тьмы.
— То есть… Это что же… Богиня паладинов и богиня некромантов?
— Именно так.
Между делом я торопливо ощупывал Индора, убеждаясь, что по пьяни Милодара с Лиссо, не заморачиваясь, вернули его к жизни. Все же я живу в прекрасном королевстве и у меня прекрасная во всех смыслах богиня. И не только у меня.
Но над паладинами я больше не смеюсь.