Электро-синти-поп баллада о том, почему Киту не светит ничего хорошего

i. (о балладе) — Она длится ровно минуту и четыре секунды, — говорит Лэнс. — То есть примерно столько же, сколько тебе нужно на то, чтобы открыть рот и доказать, что я прав. — Чего, — говорит Кит. — Там сплошняком дикая лазерная музыка и бешеная скрипка, — гордо добавляет Лэнс, размахивая в воздухе руками и изображая, как ему, видимо, кажется, лазерный огонь. — И чтобы какой-нибудь отчаянный кот завывал на заднем плане. — Хм, — говорит Пидж. — А я даже слышу. Вернее, представляю. — В моей заглавной теме нет синтезатора, — говорит Кит. — И кота тоже. — В ней точно есть синтезатор, — не без сочувствия говорит ему Ханк. — Ни у кого вообще нет заглавной темы, — говорит Кит, хотя это же возражение ничем ему не помогло в первый раз. — Это тупо. Весь этот разговор тупой. Широ отрывается от планшета, только чтобы сообщить, что о современной земной музыке он знает недостаточно, чтобы внести свою лепту в обсуждение. Предатель. И только подумать, что Кит его из Гарнизона вытащил тогда, пару месяцев назад. Надо было всё-таки оставить его попотеть у них в клешнях на пару лишних часов. — Возражай сколько влезет. Мы уже пришли к выводу, что в заглавной теме разрушителей всего, что только есть на свете хорошего, обязательно есть синтезатор, — говорит Лэнс. — Следовательно… — Знаешь, — буднично сообщает Пидж, будто не сыплет Киту соль на раны, — а я бы смог соорудить синтезатор. Может, даже запрограммировать синтезатор в Ровера. — Чтобы он летал за Китом хвостиком, — говорит Лэнс, смекнув, к чему идёт. — И играл его печальную балладу озлобленных пчёл каждый раз, когда он что-нибудь ломает… — Нет там никаких пчёл! — Так пчёлы или лазеры? — спрашивает Ханк, растерявшись. Вот поэтому из всех паладинов Ханк тайный любимчик Кита: его вопрос ненамеренно, но верно переводит обсуждение в дискуссию о том, что смертоноснее (лазеры, само собой, говорит Пидж). Разумеется, уже через четыре дня Лэнсу надоедает нараспев мяукать в его сторону. Ещё через неделю Кит перестаёт коситься на Ровера со здравыми опасениями. И только через месяц с лишним Кит всё же смиряется с тем, что каким-то неведомым образом благодаря пятёрке телепатических роботов-львов и грядущему концу света он нашёл наконец свою квоту людей, которым без разницы, что он неудачник, и которым он, может, потому и нравится. Даже Лэнсу. И Кит об этом знает наверняка, потому что у Лэнса больше причин его не любить, чем у всех остальных на корабле, вместе взятых. Но когда они возвращаются, едва не проиграв в бою, и Кит держится на одних только взвинченных, яростных узлах мышц и массы тела, Лэнс всегда первый, кто касается его — бесстрашно, не раздумывая, бьёт в плечо и смеётся над тем, как узлы распускаются по одному за раз. В случае Лэнса это почти как признать вслух и всё остальное. ii. (в определении всего хорошего) Первым намёком должен был стать день после взрыва в замке. Рассвет не проникает в корабль так же, как проникал бы на Земле, не растекается широкими лужами по импровизированному матрацу Кита, уложенному на такие же бетонные блоки, что и кофейный столик. Дома он мог просыпаться неспешно и легко. Дать теплу скопиться под рёбрами. Теперь же не имеет значения, на какой планете корабль находит приют, безмятежное над ними небо или беспокойное: здесь нет окон, которые могли бы впустить свет или его задержать. Кит просыпается под неизменным белым потолком, под тихий гул систем жизнеобеспечения корабля каждое утро. Будто в бараки вернулся, только здесь не нужно делить койки. Но без солнца Кит открывает глаза задолго до рассвета и не находит себе места. Иногда он встаёт и идёт в тренировочный зал, забивает беспокойство до тех пор, пока оно не сдаёт, разбитое и мокрое. Иногда он бродит, пока не найдёт окно, и оттуда смотрит, как небо отряхивается от очередных созвездий недели. На следующий после бомбы день — рано, ещё до того, как они осознáют, что стоит на кону и насколько это безобразие со спасением вселенной может затянуться, — Кит выбирается из кровати с совсем другой целью на уме. У криокапсул ещё никого нет, так что Кит не спешит. Он вытирает конденсат с поверхности. Лэнс, окутанный мёрзлой синевой, ещё не очнулся от исцеляющего сна. У него какое-то неправильное лицо, когда не оживлённое. На коротких вихрах осел лёд. — Придурок, — говорит Кит. Он наблюдает, как тот дышит, и в целом этому радуется. Хорошая команда, сказал про них Лэнс. Кит не слишком уверен. Но он рад насчёт дыхания и всего такого. Неплохо ведь для начала? Недолго после этого они одни. Приходит Пидж с тёмными мешками под глазами, окидывает их взглядом; следом, покачиваясь, неровно плывёт по воздуху Ровер. Ханк не заставляет себя ждать тоже. — Уже встал? — спрашивает Пидж, зевая так, что челюсть хрустит. — Решил проверить, не влип ли он во что-нибудь ещё, — говорит Кит. — Справедливо. Если кто и может натворить дел даже в коме, так это Лэнс. Ханк, ещё сонный, трёт слипшиеся глаза. — Вы двое даже не представляете, — говорит он. — Мне кажется, что он попал в пару чёрных списков в Гарнизоне. — Я знаю, что он в чёрных списках Гарнизона, — говорит Пидж. — Откуда? — Читал его досье. — Что? — Ханк пялится на него. — Как ты его достал? И, что важнее, ты читал моё? Корабль вокруг них неспешно светлеет, и гул нарастает, врезается Киту в кости, в связки, в зубы. Он вздыхает уже нетерпеливо. Когда он снова проводит ладонью по поверхности криокапсулы, она предупреждающе пищит, загорается россыпью огоньков по всему дисплею и подсвечивается. — Э-э, наверное, не стоит так делать, — говорит Пидж, ныряя ему под локоть. Его очки заливает синим. — Ну-ка… — Вот поэтому нам не светит ничего хорошего, — печально говорит Ханк. Кит смотрит на него. И именно здесь он пропускает намёк. Именно здесь он думает, что Ханк говорит о криокапсуле. Да и потом, когда Ханк пихает тарелку с горой съестного Лэнсу в руки, когда все собираются рядом и сосредоточенно наблюдают, как тот тычет вязкую массу, Кит не находит это странным. Наверное, как-то так и бывает, когда у тебя есть семья. Он замечает, впрочем, что волосы Лэнса всё ещё мокрые там, где был лёд. Недоумок, наверное, уже согрелся, раз оттаял так быстро. iii. (о семье) Так проходят почти шесть месяцев. В перерывах между тренировками и освобождением планет Кит понемногу узнаёт своих новообретённых друзей ближе. Большую часть времени они ему даже нравятся. Озвучивать это ему не нужно, что и к лучшему для всех, но это правда. Он учится прятать свои вещи от Пидж, чьи ловкие пальцы забираются во всё, что заперто, чтобы перестроить, перемонтировать, перепрограммировать и улучшить. Болтовня Пидж сливается в огромную нечёткую кляксу; Пидж говорит о том, как ведут себя синекольчатые пауки-кожееды при откладывании яиц, о том, насколько потеется в паладинском доспехе (подсказка: очень сильно), и о том, гигантский ли компьютер их корабль, или гигантский мозг, или магия, или какая-нибудь безумная комбинация вышеперечисленного. Иногда эти разговоры не так и плохи — как включённое на фоне радио. Он узнаёт, что Ханк щедр. Не только когда делится своим кулинарным даром — хотя приготовленные им обеды, собранные из того, что удалось добыть на планетах, были главной причиной, почему Кит ещё не сдался, — он щедро делится временем, теплом и юмором. Посмеяться с Ханком ничего не стоит. Нет никакой угрозы, и Кит может расслабить плечи чуточку, когда никого, кроме него и здоровяка, больше нет. Иногда Ханку тяжело, потому что он принимает близко к сердцу — ближе, чем Кит мог бы принять когда-либо, даже в воображении, — но Кит учится понемногу оказывать поддержку, когда это нужно. Широ приходится непросто. Кит не знает, что с этим делать. (Но ему становится лучше. Он улыбается чаще и выходит посидеть со всеми, даже если они просто треплются, чтобы заполнить пустоту вокруг. Он говорит Киту: «Проще всего пережить воспоминания о прошлом, если набраться новых. Ты же знаешь, каково это, правда?» И что делать с этим, Кит не знает тоже.) Что же касается Лэнса, то тут всё просто. Лэнс — самое нелепое, несносное, бестолковое пустое место, которое когда-либо вообще существовало. А ещё Лэнс неистово верный, сообразительный, по-своему безумный, и его безумие отлично взаимодействует с собственным безумием Кита. Кит никогда ещё не встречал никого, кто бесил бы его так же, как бесит Лэнс, — и никого, кто уделял бы ему столько же внимания. Кит думает иногда, что это потому, что они альфы. Что они не могут поладить, потому что бодаются всё время. Но он не уверен. Кит не то чтобы много опыта в этом вопросе имеет. Всё, что он знает о собственной принадлежности, почерпнуто из шаблонных диаграмм в учебниках биологии, которые печатают для комиссионных за бесценок, и из того, как под кожей разгорается пламя каждый раз, когда он представляет, что кто-то попытается отнять у него его семью теперь, когда он её наконец обрёл. iv. (об опасности подслушивания) — Принцесса, у меня к тебе очень важный вопрос… Едва услышав заискивания Лэнса, Кит сбавляет шаг перед тем, как завернуть за следующий угол. Он возвращается с изматывающей тренировки, грязный и запыхавшийся, расстёгивает на ходу перчатки и сдёргивает их зубами. В коридорах, как обычно, почти пусто. Иногда Кит думает, что весь замок смахивает на жутковатый склеп, несмотря на попытки новых паладинов вдохнуть жизнь во все закоулки. Некоторые помещения всё равно остаются обделёнными. Аллура тяжело вздыхает. — Лэнс, мы уже это обсуждали. Я не хочу с тобой на свидание. — Клянусь, вопрос не про это! Их голоса отдаются эхом в металлической колыбели корпуса, и Кит видит их в профиль, ровно за углом. Его присутствия они не замечают. Кит медлит, опасаясь вмешиваться. В последнюю очередь ему хочется обратить на себя гнев Аллуры, а с тупостью Лэнса, который всё время подкалывает её насчёт их несуществующих отношений, влететь под перекрёстный огонь можно проще простого. Лэнс наклоняется и шепчет что-то ей на ухо. Недоверие на лице Аллуры разглаживается, уступив место удивлению. — Ой, — говорит она. — Я не догадывалась… — Меня как бы устраивает, чтобы так было, — говорит Лэнс виновато. Он сцепляет руки и посылает ей широченную, наиглупейшую ухмылку, из тех, что Кита неизменно раздражают. — Но ты же сможешь выручить меня, да? — Прости, пожалуйста, Лэнс, — говорит Аллура, и, кажется, вполне искренне. — Боюсь, альтейцы давно уже эволюционировали выше биологических порывов, о которых ты говоришь. Если бы у нас было время, мы бы смогли изобрести какую-нибудь замену, но… — Но нескоро, — говорит Лэнс, разочарованный. Его плечи опадают, губы невесело кривятся. — Ладно. Сам виноват. Надо было раньше дать знать, наверное. Аллура с сочувствием касается его руки. — Ну, — осторожно говорит она, — это же не слишком большая проблема? Лэнс досадливо стонет. Кит тихо уходит, выбрав более долгий окружной путь, которым придётся пройти мимо тренировочного зала ещё раз. Ему хочется выяснить, что происходит, что Лэнсу нужно и презервативы ли это, потому что выглядело, будто он спрашивал именно о них. А если это презервативы, Киту придётся врезать Лэнсу за то, что заставил его волноваться и что вообще просил изобрести на космическом корабле защиту для секса, которым он не будет или не сможет заниматься. Разговор получился бы очень неловким, так что Кит отступает. Он вообще-то взмокший и усталый. (Много позже, задним числом Кит понимает, что он тогда вообще много какой был. Тупой, например.) v. (о лживых лжецах, которые лгут) — У меня ужасная болячка приключилась! Тошнит всё время, чуваки. — Это может быть плохо, — говорит Широ, встревоженный. — Может, принести тебе что-нибудь? — Не-а, — говорил Лэнс, помахав пальцами всем, кто за столом, — но спасибо. Просто держитесь от меня подальше, чтобы я не заразил никого космической уга-бугой, хорошо? — Так точно, — говорит Пидж. Ханк грозит ему ложкой: — Пей много воды. — Ты не выглядишь больным, — подозрительно говорит Кит. Это правда. Лэнс выглядит нормально — лучше, чем нормально. Он раскраснелся по самые уши, но он явно только что из душа, полон сил и совсем ничем не болен. Лэнс косится на него с презрением карапуза, разглядывающего мучного червя: вроде бы очарованный такой пакостью, но в то же время оскорблённый тем, что вселенная не собирается ничего по этому поводу предпринимать. — Я бы с тобой поспорил, но от твоей рожи меня сейчас опять вывернет, — говорит он. — Я на боковую. До скорого, чуваки. Паладины равнодушно машут ему, хотя Широ мягко улыбается, и это Кита раздражает. Они что, не видят, что Лэнс симулирует? Он же явно симулирует. — Не думал, что ты так просто забьёшь на тренировки по спасению вселенной, — говорит он, тыча вязкую массу, поданную на завтрак. Лэнс мрачнеет. — Да конечно. Мой пищеварительный тракт и тот язвительнее тебя будет. Кит мигом свирепеет. — Хотя бы некоторые из нас… — Фу, — говорит Лэнс, — не буду начинать даже! Не буду. Счастливой тренировки тебе и твоему маллету вместо мозгов. Отправьте его упражняться в укреплении психики, кто-нибудь. Лэнс, топая, уходит, а у Кита пропадает аппетит. Широ кладёт руку ему на предплечье. — Кит, — говорит он тихо и почти ласково. — Сейчас правда не время об этом. — Как скажешь, — говорит Кит, выдёргивая у него свой локоть. Он встаёт и чувствует, как давление наваливается с обеих сторон, раздувается надрывным красным, хотя причин так взвинчиваться по такому мелкому поводу нет. Кому вообще есть дело до Лэнса? Кому до всего этого есть дело? — Я буду в тренировочном зале. Все молчат, когда он уходит. Когда он проходит мимо двери Лэнса, она заперта и из-за неё не доносится ни звука.