Электро-синти-поп баллада о том, почему Киту не светит ничего хорошего

vi. (о том, почему Лэнс имеет полное право заподозрить Кита в худшем) К концу дня он всё ещё зол — без Лэнса тренировка получается несбалансированная и бестолковая, — и даже на мелкую стычку в небе львы собираются вчетвером. — Не нужно Лэнса дёргать ради этой мелюзги, — говорит им Широ. — Переодевайтесь. Кит выносит шестерых из восьми нападающих. В задницу Лэнса. На следующее утро Лэнс не выходит ни к завтраку, ни на тренировку. Широ и остальные ведут себя так, будто им всё равно, а вот Киту не всё равно. Очень даже не всё равно. Он бросается вон из зала после того, как случайно толкает Широ в тренировочного робота (от этого внутри всё скручивается, но ему не стыдно), и с него хватит. Он делает всё, что может, чтобы стать лучше как пилот, как боец, как сокомандник, а что делает Лэнс? Дурака валяет. Лжёт им в лицо, просит у Аллуры всякую чепуху и, похоже, класть хотел на спасение миров под гнётом галра. (А если он правда заболел? Это ещё хуже. Пустота под рёбрами разрастается до бездонной, чёрная и зияющая, когда Кит вспоминает Лэнса в криокапсуле, его серое и перепачканное сажей от взрыва лицо. Мы хорошая команда, сказал тогда он. Киту никак не выбросить это из головы. Не хорошая они команда. Они в лучшем случае понемногу ей становятся.) В общем, ему нужно знать. У двери Лэнса Кит останавливается и стучит. Выжидает долгую минуту, прислушиваясь к отсутствию звуков с той стороны, и стучит снова. Ответа нет, и страх расходится трещинами, погребает под собой ярость, въедается в тело, как синяк. Кит дёргает дверь, но она заперта. — Привет, — говорит он чересчур громко. — Открывай. Это я. Он напрягает слух, но всё равно ничего не слышит. Меньше минуты уходит на то, чтобы вскрыть замок. Отличная у альтейцев охрана. Комната Лэнса обставлена точно такой же, как у Кита, мебелью, и такая же стерильная, но Лэнс явно постарался придать ей какое-то подобие индивидуальности, обжил её, как Киту не удалось обжить даже собственный дом на Земле. Ещё в комнате пусто, но без двойных перегородок слышно, как Лэнс напевает в смежной ванной и сплёвывает зубную пасту, как журчит вода — и Кит осматривается, запоминает всё, что бросается в глаза. На прикроватном столике лежит маска для сна и наушники, на стену приклеено потрёпанное фото с целой толпой людей. У людей на фото такая же обласканная солнцем кожа и такие же лукавые улыбки, как у Лэнса. Разобранное оружие свалено на что-то вроде верстака. Синие тапочки наполовину запихнуты под койку. В лёгких Кита тяжело оседает запах — что-то сладкое, почти лекарственное. Лэнс полощет горло. Кит запирает дверь снова и решительно шагает вперёд. Скрестив руки, он ждёт, и Лэнс наконец выходит из ванной. Лэнс, кряхтя, потягивается, вытянув над головой руки. От этого задирается пижамная футболка, обнажив полоску живота и острые подвздошные кости. У Кита затылок покрывается испариной и горит. Странно. Но страннее становится дальше, когда Лэнс его наконец замечает. Он цепенеет и, судя по выражению лица, приходит в бешенство (что ожидаемо), но почему-то делает два шага назад, будто собирается спрятаться за дверью ванной. — Что ещё за, — говорит он. — Ты не болен, — обвиняет его Кит, ткнув пальцем. Лэнс только смотрит в ответ. — Вау. Ты вломился ко мне в комнату, только чтобы это сказать? — Все из-за тебя волнуются, а ты просто отлыниваешь от тренировок! Лэнс продолжает держаться за дверь ванной. Ещё он смотрит так, будто это Кит тут самая большая ошибка вселенной. — Наверное, мне стоит порадоваться, что ты — это просто ты и опять не подумал головой, — говорит он, — но по большей части я зол. Кит, выметайся. — Само собой. Пообещай, что будешь на тренировке завтра. — Э-э, нет. — Тогда я никуда не уйду. — Может, Киту и стоило бы этого ждать, но он не ждал, и это задевает. Потому что Лэнс много ноет, но никогда не увиливает от возложенных на него обязанностей. Он знает, чтó стоит на кону, и хочет вернуться домой больше, чем… больше, чем кто-либо из команды, если так подумать. Лэнс косится влево, затем вправо, будто ждёт от комнаты ещё каких-нибудь сюрпризов. — М-м, вот как, — говорит он, будто сам себе. — Хм. Вот как? — Не придёшь завтра на тренировку, я тебя лично отволоку. — Ага, конечно, но нет, — говорит Лэнс. — Огромное такое нет. Никак нет. Не-а. У меня что-то вроде… заразы. И для лечения требуется изоляция на протяжении недели. Если понимаешь, к чему я клоню. Запах сводит Кита с ума. Он пытается делать неглубокие вдохи, но запах ударяет в голову и отвлекает. Что это такое вообще? Инопланетный цветок какой-нибудь? Потому что пахнет-то приятно, конечно, но чем дольше он тут находится, тем невыносимее становится. — Э-э, ты же понимаешь, к чему я клоню? — спрашивает Лэнс, кривясь. Кит смотрит на него. — Ого. Так, не понимаешь. Намёки пролетают ровно над твоей дурацкой причёской, да? Замечательно. Чудесно. — Лэнс наконец отцепляется от двери и подходит ближе, от недавней осторожности не остаётся и следа. Он хмурый и грозный. — Знаешь, я уже начинаю думать, что тебя воспитали волки. Тупые блохастые волки со свалявшейся шерстью. Это бы многое объяснило. — Да плевать, — огрызается Кит. Он вот-вот сорвётся; он будто к полу прирос. Он не может стоять смирно. — Как хочешь меня обзывать можешь, но я хотя бы не играю в прогульщика, пока остальная команда делает всё, что может, чтобы быть готовой! — Ну-ну. — Некоторые из нас… ты что делаешь? Лэнс подходит близко. Слишком близко. — Жалею тебя, — говорит он раздражённо. Вскидывает руку, сгребает в кулак волосы Кита и — Кита дёргают, и он приваливается вплотную. Не потому, что ему этого хочется. Просто колени вдруг подкашиваются, и он просто… падает. Зарывается лицом в изгиб между шеей и плечом Лэнса, носом и губами прижимается к натянутой на мускулах и костях коже, слишком горячей на ощупь. — Вот так, — говорит Лэнс, держа его за затылок. — Теперь понимаешь? Он понимает. Ещё как понимает. Мозг замыкает. Что вообще за? Кит вздрагивает и делает глубокий вдох против воли. Запах наконец распознаётся: характерный сахарно-приторный пот и медная кровь, невыносимая горячка гона. Он слышал этот запах только однажды в жизни и только потому, что студентка Гарнизона забыла принять супрессанты, а начало её гона неудачно пришлось на разгар занятий. Но тогда это было совсем по-другому: запах не был родным, не смешивался с зубной пастой Лэнса и его лосьоном с алоэ, с нотками въевшейся гари лазерного огня. Непроизвольно он втягивает ещё вдох. Трётся щекой об ухо Лэнса. — Так, давай без вот этого только, — встревоженно говорит Лэнс. Он отпихивает Кита, и это… как удар под дых. Сбивает с толку. Кит закрывает лицо рукой и медленно моргает, пока комната не становится чёткой снова. — У тебя гон, — говорит он, и собственные хриплые слова его коробят. Лэнс кривится. — Динь-динь, и до него доходит! Он короткий обычно, но у меня супрессантов сейчас не водится, и лучше будет, наверное, если я не буду отсвечивать до его окончания. Схватываешь? Так что не надо тут больше, — и он тычет Кита пальцем в грудь, но Кит едва ли замечает, — про прогулы, чувак. Ты меня намного лучше знаешь. — Ты омега, — глупо говорит Кит. — Я много кто, — соглашается Лэнс. — Юморист, умник, красавчик — и омега к тому же. — Как так, — беспомощно говорит Кит, и конечно же он знает как, но весь его интеллект будто растёкся у него под ногами лужей. — Ты же шумный! Шумный и флиртуешь. Плохо флиртуешь. Ты же. — Ну пардон, — говорит Лэнс. — Как такое возможно? — бормочет Кит, хватаясь за голову. — Рад, что смог порвать тебе шаблон, — чересчур жизнерадостно говорит ему Лэнс. — Но сейчас я бы хотел запереть дверь на замок и вернуться к своим привычным для раннего гона делам. Подсказываю: ты в них не числишься. Давай-ка, брысь. Брысь, брысь, брысь. — Он подталкивает Кита в сторону выхода. Слишком близко, слишком много всего. Кит отчаянно соображает, что нужно сказать, и в мозгу наконец что-то щёлкает и высекает искру. — А как ты есть будешь? — требует ответа он, впадая в лёгкую панику. — Ртом, скорее всего, — говорит Лэнс. И захлопывает дверь прямо перед его носом. Замок лязгает, и Кит остаётся в коридоре один. Опять. Он тупо смотрит на дверь. Именно в этот момент он осознаёт, что у него встал. — Нет, — говорит он и натягивает футболку вниз, насколько получается. Не то чтобы это помогает. Даже если проблема прикрыта, Кит-то знает, что она существует. vii. (о второй половой принадлежности) Позже, за миской зелёной слизи, которая и близко аппетитной не выглядит, Широ смотрит на Кита так же, как смотрел Лэнс: в полном недоумении. — Ну да, я знал, — говорит он. — А ты разве нет? Кит стискивает ложку. Металл в его кулаке слегка мнётся. — Нет. — Это странно, — говорит Пидж. — С учётом того, что ты единственный альфа здесь. Разве ты не должен был заметить раньше всех? — Правда странно, — говорит Ханк с полным желеобразного обеда ртом. — Не один я альфа, — бурчит Кит. — Широ ещё есть. — Э-э, — говорит Пидж. Широ примирительно вскидывает руку и улыбается. — Бета, — говорит он, веселясь. — Бета, — соглашается Ханк, указав сначала на себя, потом на Пидж. Кит досадливо стонет. Широ отставляет миску и обращает на Кита полное своё внимание. — Это ничего не меняет ни касательно Лэнса, ни касательно всех нас, Кит. Глупо опираться на чью-то принадлежность, когда судишь о личных качествах. Нам нужно просто подождать, чтобы у Лэнса прошёл гон, и команда снова будет как раньше, ты оглянуться не успеешь. — Он хмурится, наблюдая, как Кит наполняет зелёной слизью вторую миску, хотя его собственная стоит нетронутой. — Что ты делаешь? — Запасаю съестное. — Что? — Он такой придурок, — мрачно говорит Кит. — Он же не взял с собой ничего из еды, но собрался сидеть взаперти целую неделю. Тишина. Такая выразительная, что Кит даже отвлекается от своего дела и поднимает голову. — Что? У Пидж дёргается глаз. Ханк пялится на него. Но именно Широ озадачивает Кита сильнее всего, потому что он выглядит, будто одновременно задыхается и пытается удержать невыразительное лицо. — Очень заботливо с твоей стороны, Кит, — выдавливает он. Кит недобро щурится в их сторону. — Действительно, — коротко бросает он и продолжает наполнять миску. У омег же подскакивает аппетит в гон, правда? И потом, Лэнс жрёт всё, что ему подсунуть, хоть по его худобе и не скажешь. — По-моему, мы должны это на видео снимать, — говорит Пидж. viii. (о том, что случилось с той отличной подушкой) Грозя вот-вот лопнуть, нервы Кита натягиваются с каждым днём, потому что из-за двери Лэнса не доносится никаких признаков жизни. Аллура заверяет, что Лэнс жив и здоров — биосенсоры считывают показатели, — а Широ говорит, что на всё нужно время. Меньшим личным адом от этого каждое утро не становится. Кит наведывается к двери Лэнса и огорчается нетронутой посуде, расставленной у порога, как подношения: миски с зелёным желе, пара кружек теперь уже остывшего чая из кореньев, свежие травы, которые Ханк собрал на поверхности планеты. Несмотря на тревогу, каждый раз, когда Кит собирается постучаться, что-то его останавливает. Он растирает лицо и уходит вместо этого. И только на шестой день, когда Кит находит в бельевой отличную подушку — большую, пухлую и мягкую на ощупь, — и пытается пропихнуть её под дверь Лэнса, до него доходит, что что-то не так. Он собирался притащить Лэнсу подушку. Это… не нормально. Подушку Кит забирает с собой и радуется. Теперь у него есть что обнимать, когда он садится поговорить с Широ о своей внезапно пошатнувшейся психике. — Ой-ой, — говорит Широ. — Пожалуйста, успокой меня, что с тобой уже проводили беседу. — Конечно, проводили, — огрызается Кит. — Но это не объясняет совсем, что со мной происходит! Широ смотрит на него. И смягчается. — Кит, это должно было случиться рано или поздно. Ты никогда раньше не жил в такой близости с омегой, но альфы всегда попадают под влияние. Для тебя естественно пытаться его обеспечить. — Естественно, — повторяет Кит. — Мы в последнее время очень сблизились. Как семья почти что. — Широ улыбается, и от этого шрам, рассекающий его нос, растягивается и темнеет. — Когда я был маленьким, мама носила папе печенье, журналы и кучу всяких мелочей. Что угодно, чтобы ему было комфортно в гон. Даже мебель ради него переставляла. Как-то он попросил её перенести диван из гостиной и втиснуть его между стеной и их кроватью, и она с радостью это сделала. У меня, как у беты, таких порывов меньше было, но я знал, что это нормально. — Потому что мы семья, — говорит Кит. Он совсем не планирует, что прозвучит так безысходно. — Ну, да. Разве что… у тебя возникли намерения, что тоже совершенно естественно. — Никаких намерений! Вообще. Широ вздыхает с облегчением. — Оно и к лучшему. Это бы здорово всё усложнило сейчас, когда мы застряли здесь одни и работаем в команде. Кит оставляет в отличной подушке вмятины. Теперь она, скорее всего, не годится, чтобы отдавать её Лэнсу. Только вот нет, потому что он не собирается отдавать её Лэнсу. Он оставит её себе и будет мять сколько вздумается. — И потом, — с усилием говорит он, — Лэнсу девушки нравятся. Широ пожимает плечами и чешет в затылке. — Мне кажется, Лэнсу нравится любой, кто мало-мальски привлекательный и предположительно свободен. Нас ждут весёлые годы, пока мы будем наблюдать, как он заигрывает со всеми инопланетянами вселенной. Что-то мерзко трескается. Кит опускает взгляд. Он, оказывается, разорвал наволочку по шву, выпустив розовые инопланетные перья себе на колени. — Ох, — говорит Широ. ix. (о несвоевременных озарениях) Только на восьмой день Лэнс наконец показывается. Он делает шаг вперёд ровно в тот момент, когда Кит делает шаг назад, заменив чай у порога на свежий. — Привет, — говорит Лэнс и машет. Он только из душа и выглядит свежим, отдохнувшим и… Мозг Кита спасается от дальнейших терзаний, уйдя под откос. Лэнс отодвигает носком кроссовка одну из мисок. Уголок его рта дёргается вверх. — Это мне? — Тебе даже выживание доверить нельзя, — говорит Кит. — Ты прелесть, — припечатывает Лэнс. Но он смотрит на чай, исходящий паром у его ног, и что-то в его лице меняется. Он опускается на корточки, берёт кружку и улыбается. — О, а вот это я люблю. Он делает глоток, и от этого у Кита в груди и под ложечкой творится какой-то кошмар. — Спасибо, — говорит Лэнс и минует Кита, даже на него не глянув. Их плечи сталкиваются в узком коридоре — просто ткань касается ткани вскользь, но Кит мигом уходит в штопор. Он вдруг осознаёт, что уже неделю как готов был к крушению. Правда, уродливая и неприкрытая, лежала всё это время на самом виду, но он её упорно не замечал. Правда эта заключается в том, что Лэнс семья. Но Кит почему-то уверен, что ему не должно хотеться впечатать своего брата в двери и тереться об него лицом, пока они не запáхнут одинаково. Не должно хотеться вылизать чайное послевкусие из его рта. Не должно хотеться заполучить Лэнса, но как же ему этого хочется. Ну конечно же: как только у него появляется что-то вроде семьи, Кит первым же делом вцепляется в неё зубами и раздирает на клочья. Быть разрушителем всего, что только есть на свете хорошего, неприятно. Сегодня Кит слышит, как лазеры, коты и пчёлы заходятся пронзительным крещендо, и оттого, что Лэнс был прав, становится тошно. x. (о самоконтроле) Первый шаг к тому, чтобы вернуть контроль над ситуацией: делать вид, что никакой ситуации нет, а также не позволять лазерным котам поглотить твою жизнь. Кит небезосновательно уверен в том, что план ничего так: в прошлом он срабатывал в шестидесяти процентах всех случаев. Так что, проведя первый день, хандря взаперти у себя, Кит наконец добредает до обеденного зала на второй. До тех пор, пока Лэнс не заявляется неторопливой походкой, всё идёт относительно хорошо и примерно так, как он предполагал (расспросов о состоянии его здоровья — три, все — разной степени скептичности). — Что, сегодня никакого обслуживания горничными? — спрашивает Лэнс и ерошит волосы, пока они не встают дыбом. Его волосы бесят. Его толстовка бесит. Он весь в целом бесит. — Захлопнись, — говорит Кит. — Романтика мертва, — печально сообщает столу Лэнс. Он набирает в миску слизи, подходит к своему месту и предлагает львиную долю порции Ханку. Они работают слаженным тандемом, которому Кит часто завидует: взмахнув ложкой, Ханк сгружает порцию себе; довольно крякнув, Лэнс утаскивает у него нетронутый чай и вдыхает пар. — Медовый месяц всегда заканчивается, — говорит Ханк. Он стукается кулаком о руку Лэнса, которой тот держит чашку, бережно касается костяшек своими. — Что тут скажешь? Я пытался, дружище, пытался как мог. В ущерб себе даже, представляешь? — Фу, — говорит Пидж. — Слишком рано. Позже Кита задирайте. — Не задирайте Кита вообще, — говорит Широ как дипломат и, с точки зрения Кита, как тот ещё козёл. Он не улетал с Земли козлом. Наверное, виноваты инопланетяне. Кит остро понимает, впрочем, что должен что-то сказать. Извиниться перед Лэнсом, например. За… вскрытый замок. И за… обвинения. Он пытается перехватить взгляд Лэнса, но это сложно. Лэнс щурится в ответ и говорит: — Ну да, это слишком просто иногда. (— Идём, — говорит он позже, пихнув Кита плечом. — Тебе станет лучше, когда ты постреляешь по чему-нибудь. И тут он тоже прав.)