Электро-синти-поп баллада о том, почему Киту не светит ничего хорошего

xvii. (до Кита доходит) Проходят месяцы, и Кит теряется от того, насколько мало что-то меняется. А может, всё меняется настолько постепенно, что он и не замечает, как это происходит. Он знает только, что на Земле он был один, всегда в поисках, всегда отчётливо не со всеми, в стороне от остального человечества — будто весь мир состоял из зеркал, только вот Кит никак не мог найти своё отражение. Но пока они летают от планеты к планете, Кит забывает о своём уединении. Горячечная жажда ответов утихает и становится почти неслышной. Они встречают невозможное и чуждое. Освобождают целые цивилизации. Оплакивают другие. Запоминают, как иначе бьются сердца других рас на фоне их собственных. Однажды в зале полно людей, которые кричат друг на друга, и Кит поднимает голову, и вдруг — он дома. Аллура и Широ нагнулись, склонив головы поближе, и жарко шепчутся о том, как проложить следующий маршрут между звёздами; теперь, когда печаль свалилась с плеч Аллуры, та стоит прямая и непоколебимая, и Широ влечёт к ней, как мотылька на свет, и они кружат вокруг да около в танце взаимного восхищения, как дети, затолкав руки в карманы, заговаривая одновременно и одновременно умолкая. Но Кит видит не раз, как Аллура кладёт руку Широ на затылок, успокаивая или остерегая, а он улыбается ей в ответ так, что щурится. (— Она его заживо сожрёт, — замечает однажды Пидж. — И по-моему, ему понравится.) Пидж тоже начинает раскрываться понемногу — говорит о любимой собаке, о горюющей матери, а фотографии, раньше надёжно спрятанные, теперь пришпилены над его рабочим местом. Время от времени Кит забредает ночью в отсек при ангаре, откуда льётся ненавязчивый белый свет мониторов, и стаскивает с носа Пидж очки, прежде чем оставить их младшего отсыпаться. У Пидж своя цель и свой поиск, а уж о поисках Кит кое-что знает. Иногда нужно отдохнуть. Иногда нужно научиться снова быть в порядке. Судя по тому, как Пидж цепко держит Ханка за ухо, всё будет в порядке. — Ай, — говорит Ханк, — осторожнее! У тебя пальцы крохотные, почему же так больно… — Прекращай трогать мои вещи! — Технически, — говорит Лэнс и тянется ухватить ухо Пидж из-за плеча Ханка, потому что так безопаснее, — это вещи космического корабля! — Мои после того, как я их модифицировал! — Очень больно, — хнычет Ханк. Он, похоже, не замечает, что Пидж и Лэнс прикрывают его с двух сторон, и теперь он никогда не остаётся в одиночестве. Кит вот замечает. Кит знает, почему это так. Он сегодня в благостном расположении духа, так что, может, он даже встанет и спасёт здоровяка через пару мгновений. Кто-то же должен. Лэнс берёт шею Ханка в захват и машет ребром ладони в сторону Пидж, как каратист. От этого, мягко говоря, нет проку. Кит наблюдает за ним и, может быть, улыбается. Это тоже перемена, в общем-то. (Позже Лэнс фыркает, плюхается рядом с Китом и смотрит, как Коран кричит на Пидж за то, что тот стащил жизненно важную запчасть навигационной системы корабля. — Как котов пасти, — говорит он. Его плечо непринуждённо прижимается к плечу Кита, костлявое. — Лазерных котов, — говорит Кит. — Или, может, это пчёлы были. — Такое ощущение, что ты что-то там говоришь, но я слышу только: «Пристрели меня, Лэнс».) xix. (когда гормоны бушуют, Лэнс и вправду целится лучше) Им везёт, и они как-то обходятся до тех пор, пока ситуация не взрывается им в лицо. В буквальном смысле — галранское чудовище сносит лазерным лучом ухо у льва Кита, а зелёный лев искрит так, что Пидж лихорадочно повышает голос, перекрикивая шум помех. — Без Вольтрона мы не справимся, — мрачно говорит Широ. Пару мгновений Кит не понимает, что он имеет в виду. Но сегодня на фронте планеты сражаются только четыре льва, потому что Лэнс ещё страдает в тисках самой тяжелой — завершающей — стадии очередного гона. — Я за этой штукой даже угнаться не могу, — говорит он, хотя горло сдавливает. — Ни за что ведь… — Я знаю. Но вместе мы сильнее, Кит. — Вызывай его, — коротко бросает Пидж. — Лэнс бы сам первый сказал, чтобы вызвали его. Широ так и поступает. А потом они снова возвращаются к делу — то есть отчаянно пытаются остаться в живых. Планета влажная и тонет в зелени; полная жизни экосистема, которую не сумел задушить галранский гнёт. Приятная глазу, для боя она годится плохо. Кит старается держаться над древесным пологом, но из-за этого чудовище маскируется на земле и держит их за лёгкие мишени оттуда. — Я вниз, — отрывисто говорит он и ныряет в листья. — Кит! Вот бы убить его сейчас, думает Кит, но это пустая надежда. Лев вцепляется в чудовище когтями и отдирает несколько лоскутов обшивки, оголив уязвимые внутренности. Но оружие на длинной рукояти впечатывается льву в бок и швыряет его в сторону горизонта, и их полёт останавливает только столкновение с деревом. Болью пронизывает всё тело. Позвоночник целиком двигается как-то неестественно. В ушах взрывается шум. Когда боль немного отступает, Кит осознаёт, что это не рёв гидравлики, а крики его взволнованных сокомандников. Его лев болтается вниз головой со сломанной ветки, и это объясняет, почему ремни безопасности так впиваются, удерживая его в кресле. — Умоляю, скажите, что оно не подо мной, — говорит он. — Оно под тобой! — вскрикивает Ханк. Широ бросается вперёд, челюсть льва смыкается на голове чудовища, но от его метаний чёрный лев тоже отправляется в полёт. Кит пользуется моментом, чтобы выругаться — потому что иногда «квизняк» не совсем годится, — и дёргает рычаги. — Давай же, давай, давай! Снова шипят помехи, и на связь выходит ещё один сигнал. — Такое ощущение, что вы соскучились, — говорит Лэнс. — Такое ощущение, что вам тут нужен герой. — О принятом решении немедленно сожалею, — говорит Пидж, но глаза зелёного льва, кажется, загораются немножко ярче. — Я могу развернуться и упасть обратно в кровать, — говорит Лэнс. Что-то наконец срабатывает, и Кит выпрыгивает из гущи веток. Он берёт курс в небо и присоединяется к остальным. — Всё обещаешь да обещаешь, — говорит он, но ничего не добавляет про напряжение, которым подёрнуты шутки Лэнса. Он даже по голосу звучит измотанным. — Давайте я уже стану ногой, чтобы мы разобрались с этим красавчиком, — говорит им Лэнс, уворачиваясь от размашистой дуги лазера снизу. Сегодня он пилотирует ещё сумасброднее, чем обычно — затягивает разворот и чуть не врезается в Ханка. Но Кит замечает, потому что не может не заметить, что ответный огонь бьёт точно в цель. Чудовище визжит, когда лёд беспощадно вгрызается туда, где разворочена обшивка, прорастая в проводку. — С минуту мы выиграли. Строимся, — командует Широ. Намного легче сказать, чем сделать. Синхронизация проходит, как проходит обычно, но Кит мигом чувствует дисбаланс в их общей массе. Издалека заторможенная реакция и общая неуклюжесть Лэнса не бросаются в глаза, но он отстаёт от них на добрых пять секунд. Как только замечает Кит, замечает, похоже, и Широ. — Лэнс, закрепи нас. Твой вес будет нашей опорной точкой. — Так точно, — говорит Лэнс. Его тяжёлое дыхание отдаётся у всех в ушах, и эхо раздирает что-то у Кита в груди. Галранское чудовище вырывается из листвы и налетает на клинок Кита. Он яростно наваливается, пытаясь вогнать остриё в бугристую голову. На миг кажется, что каркас даст сейчас трещину, но Вольтрон запинается, и их оттесняют. Клинок соскальзывает с потоком визгливых искр. — Простите, — говорит Лэнс, но его голос усталый и режет, как готовая вот-вот лопнуть тетива. Вольтрон находит опору и встаёт надёжнее. — Я не… простите. Кит вскидывает щит и успевает загородиться от шквала огня. Сам не зная зачем, он говорит: — Ты сможешь. — Я немножечко умираю, по-моему. — Знаю. Но ты всё равно сможешь. Лэнс стонет протяжно и неровно; прерывистый вздох пронизывает Кита насквозь и собирается под рёбрами, жаркий и тягучий. Сейчас не место и не время, но ему хочется этот звук проглотить. — Просто… шевелитесь давайте. Чудовище налетает, открывая новый раунд, но в этот раз Вольтрон готов. «Собрались!» — кричит Широ, и Кит чувствует, как их общая сосредоточенность переходит к нему; неземной приход, в котором выгорает и злость, и растерянность, и боль. Его клинок бьёт точно в цель, и не имеет значения, кто там Лэнс и чем они могли бы быть — Кит не один. Они с ним. И с чепухой про арахис он когда-нибудь разберётся. xx. (доверие) Когда всё заканчивается, Кит выбирается из льва и ждёт остальных в отсеке. Они выходят один за другим, потрёпанные, но целые. Вместе они смотрят, как падает трап синего льва, но проходит немало времени, прежде чем Лэнс наконец показывается. Лэнс делает, может, шага два наружу, затем замирает. Он цепляется за складные пилоны, которые, распрямляясь, удерживают трап на весу, но дальше ухватиться не за что. Он даже не надел доспех — одежда, в которой он спит, вымокла насквозь, а ткань потеряла всякий вид, будто Лэнс её оттягивал. Он прижимает ладонь к лицу и делает глубокие вдохи. Его уши горят. Кит не знает, смог бы он сделать то же самое, если бы был омегой. Сомнительно. Он даже не знает, смог бы он выйти в таком виде на люди. На краткую долю секунды Кит уверен, что Лэнс просто не торопится спускаться к ним, возможно, потому, что ему стыдно. Но Лэнс сдавленно ахает и сдвигает колени, его рука конвульсивно сжимается на пилоне. Он бледнеет, и Кит вдруг понимает, чует нутром и костью, что Лэнс не может сделать и шагу дальше на своих двоих. Их взгляды сталкиваются на полпути из разных концов отсека. — Кит, — говорит Лэнс, будто ему под дых двинули. Что-то сотрясает Кита с ног до головы, прожигает, невыносимо яркое. Он не успевает осознать, сколько ему потребовалось на то, чтобы пересечь помещение и взлететь по трапу — вот он стоит здесь, а вот он уже возле Лэнса, и отчаянный грохот подошв по алюминию нестройно отбивает в голове. Запах Лэнса, насыщенный и вязкий, неприглядная мешанина пóта, секса и всеохватной нужды, набивается в нос, в лёгкие, оседает там сдвоенным расстройством и утешением. Лэнс будто только его и ждёт, потому что как только Кит берёт его за локоть, он приваливается к нему марионеткой, которой подрезали нити. — Всё в порядке, — говорит Кит куда спокойнее, чем себя чувствует. — Всё в порядке. Давай, идём. — Идём, — выдыхает Лэнс ему в шею, вжимается в неё лицом. Его кожа пачкает кожу Кита. Ты не слажаешь сейчас, говорит себе Кит. — Мы можем помочь? — с какой-то осторожностью спрашивает Широ. Кит мотает головой. Они делают вдвоём два шага, но и на первый, и на второй Лэнс спотыкается и начинает дрожать. — С ума не сходи, — говорит ему Кит, обнимает рукой за плечи, подхватывает под коленями безобразно длинные ноги. Лэнс вздрагивает, когда его поднимают на руки, но молчит. К запястью Кита жмётся что-то мокрое, и от этого пламя под кожей мечется, голодное и разъярённое. Но нужно быть осторожным. Нельзя допустить ошибку. Даже если от этого все до единой клетки в его теле лопнут, на ошибку у него нет права. — Принесите воды, кто-нибудь, — говорит он, и как описать тон своего голоса, тоже не знает. Когда они наконец доходят до спальни Лэнса, он жмётся к Киту так жарко, что физически душно, а паладинский доспех защищает лишь самую малость. Кит сбивается с шага, когда переступает порог. В комнате ещё сильнее пахнет Лэнсом и его гоном — и здесь безопаснее, чем раньше, думает Кит, будто место наконец полюбилось. — У тебя постель несвежая, — говорит он. Волосы щекочут Киту шею, когда Лэнс чуть поворачивается. — Ничего, — говорит он сипло. Кит укладывает его на сбившиеся простыни и отстранённо удивляется собственной неловкости. Пальцы Лэнса от своей шеи ему приходится отцеплять. Спальная одежда Лэнса на фоне постели, радужки, едва видные под полуприкрытыми веками — всё кажется горячечным и ярким, синее, как цвета его льва. Лэнс только смотрит на Кита, тяжело дышит заманчиво приоткрытым ртом, и почему-то этого хватает. — Когда тебе принесут воды, выпьешь всё, — говорит ему Кит. — Что-то ещё нужно? Лэнс вяло, заторможенно моргает, глядя на него. — Нет, — говорит он. — Спасибо. — Хорошо, — говорит Кит. — Хорошо. (Следующие три дня Кит проводит взаперти у себя, и никто не зовёт его выйти. Кто-то оставляет еду у двери. Он не дрочит. Ему хочется, но он сдерживается. Он съёживается в собственном гнезде из подушек и одеял, стискивает в руках голову и выясняет, что гордиться собой, оказывается, так же невыносимо, как и себя стыдиться. Это значит что-то, он уверен, то, что Лэнс позвал именно его. Что-то значит то, что Лэнс не запирает двери до конца этого гона и, может быть, не запрёт и на следующий, и на тот, что будет после. Это доверие, и это… что-то.) xxi. (иногда лазерные коты — это не так уж и скверно) — Вот только не зазнавайся, — бурчит Лэнс, когда выходит в люди. Он умышленно врезается в Кита, проходя мимо его стула на кухне, но вместо раздражения Кита накрывает мощным, всеобъемлющим приливом облегчения. Здорово видеть Лэнса, который ведёт себя как обычно. Правильным кажется наслаждаться тем, как слегка ноет потревоженная в суставе рука. Ничего и не должно меняться. Наоборот даже: кажется, будто что-то встало наконец на место, сложив зазубренные осколки Кита в подобии порядка. — Не буду. Мы отличная команда, — говорит он. Лэнс давится глотком воды и вынужден плюхнуться на своё место с размаху. — А я же говорил, — скучающе сообщает Пидж, не поднимая взгляд от ноутбука. — Когда ты так говоришь, звучит стрёмно! — сипит Лэнс. Кит толкает через стол кружку с горячим чаем из кореньев, прямо Лэнсу в руки. — Стрёмно, — повторяет он и бросает свою воду, чтобы взять кружку в ладони. Он пьёт, прикрыв глаза, и заметно расслабляется. От этого тело Кита поёт, можно сказать, самодовольно и счастливо. Так странно. Хорошее странно, впрочем. — Рад за вас, мальчики, что вы наконец-то со всем разобрались, — замечает Широ. — Уверены, что не надо с вами беседу проводить? — Никто со мной беседовать не будет, — говорит Лэнс. — Ничего мы не разобрались. — Со стороны вот и не скажешь, — говорит Пидж. (И сегодня Кит понимает, что ему вполне светит что-то хорошее.)