Монстры

Рэтчет часто удивлялся тому, как странно устроена вселенная. В какой мере каждый орн был продиктован сделанным им выбором, а в какой — чистой, слепой удачей? Действительно ли у Праймуса был божественный план для своих потомков, который привел их к итоговой цели, или он был также беспомощен перед толчками и притяжением вселенной, как и они? Если у него действительно был план, то насколько тот был основан на милосердии к одному меху и презрении к другому? Или он был совершенно беспристрастен, не вкладываясь ни в одного бота? Были события, которые направляли мехов по жизни, тщательно спланированы или взяты наугад из широкого спектра идей? Независимо от того, что кто-то из них выбирал верить в обратное, Рэтчет предпочитал свое объяснение: У Праймуса было ужасное чувство юмора. Если бы он остановил всех автоботов, которых когда-либо знал, и спросил как в глубине их искр они считают, как на самом деле война закончится, Рэтчет был уверен, что никто из них не ответил: «Мегатроном, пронзенным лопастью вертолета.» Рэтчет хорошо помнил битву — он там был. Видел собственной оптикой, как разочарование Мегатрона достигло апогея. Десептиконы охотились за реактивным топливом на военной базе — согласно последним сообщениям Миража, конструктиконы усовершенствовали новую форму преобразования энергона, которая позволяла увеличить его количество, производимого реактивным и ракетным топливом, почти в пять раз, поэтому автоботы ожидали нападения. К сожалению, к тому времени, когда они наконец прибыли и начали отгонять врагов, десептиконам уже удалось бежать с тревожным количеством топлива. Однако, несмотря на то, что оба вице-командира настаивали на том, чтобы они забрали свое и бежали, чтобы предотвратить новые жертвы, Мегатрон, по причинам, все еще неизвестным, отказался отступать несмотря на то, что у него было достаточно топлива, чтобы обеспечить десептиконов пайками на несколько недель вперед. Он начал стрелять по самим военным объектам, а не по автоботам, пытаясь заставить врагов отвлечься, чтобы избежать человеческих жертв. Даже сейчас Рэтчету было трудно поверить в то, что он видел на самом деле. Это был такой совершенно несчастный, неудачный и неловкий путь, даже для тирана калибра Мегатрона, что просто не могло происходить на самом деле. Но это случилось — последние десять лет были тому доказательством. Когда Мегатрон продолжил битву дольше ее логически удобной конечной точки, не только Старскрим и Саундвейв начали протестовать. Несколько десептиконов решили сократить потери и позже столкнуться с гневом своего безумного лидера и сбежали без соответствующего приказа. Это случилось, когда Мегатрон заметил следующую отступающую группу. Ослепленный яростью и каким-то безумием, охватившим эту битву, Мегатрон выстрелил в убегающих комбатиконов и подбил Вортекса, заставив пикировать. Пуля попала в хвостовой пропеллер комбатикона и отправила его в неконтролируемое нисходящее вращение, а когда он ударился о землю, его основные роторы сорвались и разлетелись во всех мыслимых направлениях. К несчастью для Мегатрона, один из них попал ему прямо в грудную броню. У Праймуса определенно было чувство юмора, причем довольно садистское. Десептиконский тиран был достаточно хорошо бронирован, чтобы в любой другой момент просто не обратить на это внимание. Однако из-за чрезмерно затянувшегося боя, того, что броня была изношена, из-за скорости, с которой на него летел оторванный ротор, и угла проникновения шрапнель пронзила его, словно он был сделан из бумаги. Даже тогда он смог бы прийти в себя, если бы лопасть пронзила его куда-нибудь еще, но нет, рука Праймуса направила его — и это видимо так и было, потому что, в противном случае куча фантастических совпадений была просто слишком причудливой — ротор проник в искровую камеру большого меха. Он не только попал в камеру, которая, возможно, могла это пережить, если бы Мегатрон тут же получил помощь, но ротор расколол и саму искру. Это был унизительный, сбивающий с толку и, в конечном счете, кармический способ уйти из жизни. Рэтчет вспомнил, что почти все поле боя затихло, когда все — автоботы, десептиконы и люди — в полном недоумении уставились на тирана, бича Кибертрона, императора разрушения… павшего, как мешок запчастей. Тот факт, что Рэтчет использовал его корпус именно для этой цели, только усугубляло унижение. Конечно, война не закончилась в одночасье — просто потому, что Мегатрон был мертв, не означало, что дело десептиконов умерло вместе с ним. Однако, несмотря на его угнетающее правление или все более беспорядочное поведение в последние несколько ворн войны, Мегатрон когда-то был настоящим лидером. Мехи смотрели на него снизу вверх и следовали за ним с надеждой, что он приведет их к лучшему Кибертрону, как первоначально клялся, давным-давно когда война только началась. Без него и его обещаний новой эры и его убежденности в том, что это произойдет, простые десептиконы чувствовали себя потерянными и лишенными цели. Рэтчет почти жалел Старскрима. Сикер отчаянно пытался сохранить армию единой и сосредоточенной, но десептиконы очень быстро разделились на подгруппы — те, кто хотел дать Старскриму шанс, те, кто чувствовал, что Шоквейв больше соответствовал первоначальному плану Мегатрона для армии, и тех, кто полностью покинул дело и спрятался, а не последовал за ними. Рэтчет полагал, что ни один автобот никогда не узнает точно, что произошло после разделения десептиконов. Он просто знал, что в течение трех месяцев после смерти Мегатрона, следующее разведывательное проникновение Миража на «Виктори» показало, что он чист, заброшен и полностью затоплен. Вскоре после этого небольшая, побитая и голодная группа десептиконов во главе со Старскримом появилась на «Арке», чтобы сдаться. По словам сикера, группа, которая перешла под руководство Шоквейва, разграбили «Виктори» и не оставила ничего для Старскрима и горстки его приверженцев, чтобы использовать для производства энергона даже из ресурсов, которые им не нужно было красть. Его группа была небольшой, состоящей из него самого, Тандеркрекера, Скайварпа, Саундвейва и оставшихся трех комбатиконов, все находившееся на разных стадиях ранения и истощения. У них настолько было мало энергии, что группа пешком добралась к «Арку», от того места, где они прятались около Айдахо. У них не было выбора: либо сдаваться автоботам, сдаваться Шоквейву, который, вероятно, изводил бы их всех, либо скончаться от голода. По крайней мере, первый вариант необязательно мог закончиться дезактивом, а они уже и так лишились слишком многого. Очевидно, никто, кроме его кассет, не хотел следовать за бывшим связистом, кидая его с очень немногочисленными союзниками. Даже тогда Саундвейв мог сладить, если бы новый лидер завоевал его лояльность. Однако его приверженец и обязанности мастера шпионажа по отношению к Мегатрону и что собратьям десептиконам, что автоботам означали, что бывший связной заработал много врагов, в особенности на Земле, и когда завязалась междоусобица, многие десептиконы использовали это как оправдание для мести за всю неправоту, за каковую они страдали на протяжении всей своей службы. К несчастью для связиста и его кассет, они значились самыми легкими целями. При любых других обстоятельствах Саундвейв мог позаботиться о себе — он слыл грозным воином, особенно защищая меньших мехов под его опекой, и его тягу оставаться на заднем плане и наблюдать заставляла других забывать о его способностях, но с половиной «Виктори», ослепленной гневом и жаждой мести, даже у него не имелось шансов. Потом запасы энергона подошли к концу из-за междоусобиц, и начался каннибализм. Никто из беженцев в группе Старскрима, и меньше всего Саундвейв, не стал бы вдаваться в детали с этого момента, но их ранения и желтые и серые куски меха, которые Онслот не хотел отдавать, сообщило то, что отказывались озвучить их воколайзеры. Старскрим взял Саундвейва под свое крыло, они спасались бегством ради собственной безопасности, и когда тихий и безответный кассетник вступил на «Арк» лишившись двух кассет и третьей умиравшей у него на руках, даже у Бластера не хватило сил, чтобы изгнать его. Неуклонное крушение империи десептиконов не ограничивался только теми, кто находился на Земле. Никто, ни автобот, ни десептикон, по-настоящему не понимал, насколько важным было правление Мегатрона, пока он не перестал держать фиолетовозначных в узде, и все, кто имел хоть какое-то значение, начали стремиться навязать свою власть над всем остальным. Даже контингент Ультра Магнуса на Кибертроне не мог точно сказать, чем все закончилось, только то, что в следующий раз, когда Спрингер пролетел над Полихексом, чтобы посмотреть, сможет ли он определить, что делается вокруг башни Шоквейва, вся она рухнула. Никто больше не видел фиолетового стража, и его незаметный уход и предполагаемая смерть неофициально ознаменовали окончание войны. Последние десять лет были, мягко говоря, тяжёлыми. Через восемь месяцев после гибели Мегатрона, через два после смерти Шоквейва, автоботы огласили о своей победе. Им никто не бросал вызов, кроме нескольких групп десептиконов не больше нескольких десятков, которые отказывались верить, что война закончилась. Несколько групп, возглавляемых более высокопоставленными офицерами со шлемами повернутыми в нужную сторону, чем у большинства, отошли к аванпостам десептиконов за пределами планеты, но более типичным сценарием было то, что группа отставших фиолетовозначных время от времени появлялась из тени, чтобы сдаться в надежде, что жизнь под властью автоботов будет лучше, чем соскребание того, что они могли найти в разрушенных городах. Поскольку десептиконы проиграли, они должны были предстать перед судом за свои военные преступления. Оптимус Прайм принял во внимание то, как распалась вся фракция в последние месяцы ее существования, состояние, в котором она бросила бывших солдат, и общее состояние самого Кибертрона, и в конце-концов только имена десептиконов отличившихся самыми отвратительными актами войны были фактически заключены в тюрьму, изгнаны с планеты или казнены. Прочие были распределены по городам под наблюдением автоботов, чтобы помочь с восстановлением. Никто не был освобожден от необходимой работы по восстановлению, даже автоботы — десептиконам просто нужно было больше времени, и им не разрешалось индивидуальное жилье, и они не были сняты с наблюдения, пока они не отработают количество циклов, соответствующее предъявленному им обвинению из первоначального судебного разбирательства. Старскрим, как самый высокопоставленный офицер, оставшийся от своей фракции, обменял некоторые из своих циклов физического труда на полицию беженцев и условно освобожденных, а также на переговоры с Праймом о том, что произойдет с десептиконами, когда они выполнят условия своего условно-досрочного освобождения. Энергон все еще производился на Земле из возобновляемых источников и транспортировался на Кибертрон для дозаправки, восстановления, а также тех, кто вернулся домой. Лишь несколько автоботов остались на Земле, чтобы следить за производством и транспортировкой энергона; остальные вернулись на Кибертрон, чтобы помочь с восстановлением. Даже десять лет спустя некоторые десептиконы все еще страдали от травм, полученных во время первоначального коллапса, поэтому Рэтчет был занят в своей новой клинике в перестроенной секции Аякона, и он был счастлив. Гораздо лучше было работать над восстановлением поломанных корпусов и жизней, которые не обернутся снова сломанными в бою. Саундвейв был обычным пациентом — Рэтчет сумел спасти Рэвидж, когда синий искрорасщепитель впервые сдался с его умирающей кассетой на Земле, но количество времени, которое прошло между их бегством с «Виктори» и когда они, наконец, прибыли на «Арк», означало, что она навсегда потеряла ногу из-за заржавевших соединений, и Рэтчет сомневался, что у Саундвейва когда-нибудь полностью восстановится зрение слева. Тем не менее несмотря на свои недостатки, кассетник и Рэвидж, наряду с Бузсау, Френзи и Рамблом, все работали так же усердно, как и любой другой десептикон, иногда тяжелее компенсируя отсутствие Лазерника и Рэтбета, и они только делали перерывы для регулярных осмотров и ремонта. На это ушло десять лет, одна восьмая ворна, но Рэтчет считал, что все идет хорошо. Старые трения исчезли, и возникла новая дружба. Возможно, самым большим препятствием было то, что истинная природа Хаунда и Уилджека должна была быть рассказана десептиконам в интересах улучшения фракционных отношений. Все прошло так же хорошо, как и предполагалось, по крайней мере, большинство десептиконов знали, что лучше не причинять какой-либо физический урон. Они выражали свое неодобрение и страх во взглядах и избегании взаимодействия, то же самое можно было сказать и о земных автоботах первоначально, хотя это было, вероятно, только потому, что десептиконы не хотели получать более суровые наказания. Однако некоторые не реагировали со страхом и отвращением — Старскрим был заворожен и взял копии всех исследовательских отчетов «Арка» о паре, чтобы поглощать их в свободное время, а когда он ловил одного или обоих из пары кукулидов, те часто оказывались завалены вопросами. Саундвейв тоже встретил данную пару гораздо лучше, чем кто-либо представлял несмотря на напряжённое соперничество Хаунда и Рэвидж на протяжении всей войны — или, быть может, из-за него. Эти двое выслеживали, охотились и боролись друг с другом в тесном контакте и один на один в течение многих ворн, так что Саундвейв знал, что если бы Хаунд представлял опасность для его кассеты просто-напросто потому, что был иным, что-то произошло бы давным-давно. Независимо от чьих-либо причин или реакций, Рэтчет был очень доволен тем, как прошли последние десять лет. Было ли все это частью плана Праймуса или попросту серией диковинных совпадений, Кибертрон возрождался, дипломатические и экономические отношения с Землей никогда не были лучше, и многие десептиконы к настоящему времени отработали достаточно своего условно-досрочного освобождения, чтобы иметь возможность запрашивать конкретные поставки или совершать короткие поездки на Землю. Единственная проблема с такими превосходными трансгалактическими отношениями с органической планетой заключалась в том, что энергон и Кибертронцы были далеко не единственными пассажирами, которые могли вернуться. — А в стенах я обнаружил Блаттеллу Брунеллешиус, — сообщил Хаунд, сидя на краю медицинской платформы и отвлекая Рэтчета от его мыслей. Для разнообразия в клинике было тихо, что позволило медику сделать необходимую уборку. Казалось, что с каждым возвращающимся с Земли транспортом на Кибертрон невольно внедрялся новый вид насекомых или грызунов. Как они выживали на планете, где не было органической пищи, можно было только гадать, и, к сожалению, поскольку они жили на одном из верхних этажей центральной башни Аякона, где садились все прибывающие транспорты, внедренные виды обычно устраивались в клинике Рэтчета. Первой реакцией Хаунда на то, что доктор нанял его «разобраться» с адскими вредителями, было: «я егерь, а не истребитель!» — но в конце концов он уступил требованиям Рэтчета, угрожавшему физическими повреждениями в сочетании с Уилджеком, который работал в главной лаборатории автоботов на два этажа ниже, непрестанно скулящего о том, что он обнаруживает мышиные останки в проектах. — Ты слышал это, Рэч? — Осведомился Уилджек со своего места в другом конце комнаты, ближе к тому месту, где убирал Рэтчет. — Президент Италии последовал за Грейплом с Земли на Кибертрон. Хаунд одарил партнера абсолютно равнодушным взглядом и ответил: Блаттелла Брунеллескиус — это новый вид тараканов. — Может быть, на следующих выборах его исключат, — подметил Рэтчет самым мягким тоном, на какой только был способен. Хаунд проворчал что-то о «неблагодарных научных всезнайках», прежде чем раздраженно фыркнул вентсистемой и продолжил: «У меня есть план, как отделаться от них, прежде чем колония выйдет из-под контроля, но для этого мне необходимо будет расположить всеядных кибертронцев в стенах, чтобы лучше оценить заражение и, возможно, сократить популяцию в зависимости от их аппетита в то время. Рэтчет наконец оторвал взгляд от стола, который полировал, и уставился на Хаунда в течение короткого клика. — Ты хочешь сказать, что собираешься послать туда инсектиконов, чтобы они их съели? — Любой может сделать так, чтобы это прозвучало глупо. Ты хочешь что-то более правоверное? Найми настоящего истребителя. - …ты отправляешь роботов-насекомых есть органических насекомых? — Спросил Уилджек, просияв оптикой. — Наверное, где-то скрыта метафора… — Ну, мне действительно все равно, если это позволит избавиться от них, — провозгласил Рэтчет. — Мне надоело находить их своем энергоне. — А ты не считаешь, что они добавят какие-нибудь питательные вещества на основе углерода? — Поддразнил Уилджек. — Может быть, это пойдет на пользу яйцу! — Ты совсем несмешной. — Нет, — согласился Хаунд. — Просто смешно выгляжу. — Он посмотрел на Рэтчета и спросил более серьезно, игнорируя недовольство Уилджека, — кстати, когда у тебя следующая встреча в лаборатории? — Завтра, — ответил медик. Клиника Рэтчета была основана два года назад, и он получал огромное удовольствие от лечения все большего числа пациентов и болезней, и главное, все это было его. С реконструкцией, эмигрантами и условно освобожденными, рассеянными по всему Кибертрону, не было достаточного числа медиков — автоботов или десептиконов, оставляя в каждом крупном городе одного главного и горстку полевых врачей. Хойст вызвался разместиться в Тарне, Ферст Эйд был направлен в Праксус, а Свуп разместился Каоне, чтобы продолжить свое обучение под руководством полностью обученного медика-сикера, в то время как Рэтчет и Уилджек сделали ставку на Аякон. Одной из главных причин, по которой Уилджек и Рэтчет поспешили заявить права на Аякон для постройки лечебницы Рэтчета там, из-за планировки центральной башни столицы. Клиника Рэтчета находилась тремя этажами ниже посадочной площадки, а двумя этажами ниже располагалась главная лаборатория автоботов, где работал инженер и его партнер и еще их изучали Персептор и Скайфайр. Однако в настоящее время основное внимание ученых было приковано к самому Рэтчету. Верный своему слову, почти год назад медик охотно предложил себя Уилджеку и Хаунду, чтобы выступить носителем их яйца, и с тех пор каждый орн они узнавали все больше и больше о процессе вынашивания. Рэтчету понадобилось почти два месяца, чтобы свыкнуться с ощущениями яйца внутри себя, но однажды он обнаружил, что это было гораздо менее мучительно, чем он первоначально думал. Это подтвердило его начальную теорию о том, что если хозяин был готов, то весь процесс размещения был сравнительно мягким. Важнейшее отличие, по крайней мере, насколько он мог определить, расспрашивая мехов некукулидов, которые вынашивали обычные искры, состояло это в том, что давление присутствия развивающегося мехлета было в корпусе, а не в камере искры. Даже щупальца яйца, используемые для поддержания жизнедеятельности от систем Рэтчета, были едва заметны после первого месяца или около того. Прошло уже десять месяцев, а Рэтчет все еще не замечал значительного увеличения потребления энергии и топлива, которое перекачивало яйцо, даже когда оно стало заметно больше внутри него. До сих пор он ни разу не замечал, что носительство яйца может подвергнуть носителя опасности. Однако самое большое открытие, которое они сделали, случилось во время процесса имплантации. Рэтчет вполне ожидал, что он снова будет вынужден молчать, когда он, Хаунд и Уилджек поделятся необходимой энергией искры, чтобы подпитывать развитие яйца. Когда Рэтчет проснулся между двумя мехами после того, как они все закончили, медик обнаружил, что помнит все. Еще больше он был потрясен, когда один из них спросил его о том, как он себя чувствует, и смог поведать о своих ощущениях и полностью ответить на любые вопросы, связанные с процессом и самим яйцом. Различия между этой имплантацией и оригиналом все еще изучались, и Рэтчет знал, что никто из них, и меньше всего Уилджек, не успокоятся, пока они не узнают, что он и Хаунд сделали по-другому или просто что было иным в обстоятельствах, создавших такой положительный результат. Рэтчет очень надеялся, что они в конце концов поймут это — возможно, понадобится еще одна имплантация, и он сомневался, что кто-то из участников будет жаловаться на беготню второго спарка, и меньше всего сами Хаунд и Уилджек. — Свяжись со мной, как только узнаешь, когда завтра, — отозвался Хаунд. — Возможно, в это время я буду там. — Он ухмыльнулся. — Я завидую, что Джек видит его гораздо чаще, чем я. — Избавьтесь от моих итальянских президентов, и я позволю вам смотреть на него сколько угодно. — Рэтчет двинулся, чтобы начать разбирать кучу инструментов, дело которое он откладывал весь орн, но остановился, когда заметил движение у входа в медбей, и его оптика удивленно замерцала, когда вошли четыре меха, которых он не видел уже много лет. Конструктиконы были среди тех, кто дезертировал и скрывался во время краха империи десептиконов. Вместо того чтобы выбрать чью-то сторону и присоединиться к борьбе, все шестеро просто исчезли и скрывались пять лет после окончания войны и восстановления, когда они, наконец, медленно приблизились к «Арку», к тому времени, минимально укомплектованному персоналом, и спросили, что пропустили. Как только они были доставлены обратно на Кибертрон, их судили так же, как и их собратьев десептиконов, и приговорили к трудовым работам, чтобы помочь с оставшейся реконструкцией. Основное различие между осуждениями других десептиконов и конструктиконов состояло в том, что восстановление Кибертрона было именно тем, что они хотели делать, поэтому для них это было в меньшей степени наказание и больше похоже на неоплачиваемую сверхурочную работу. Их осудили и отправили назначение в Вос, один из наиболее сильно поврежденных городов, который все еще подвергался серьезному ремонту, когда Рэтчет в последний раз их видел. Они не нуждались в медицинской помощи большую часть времени, так как у них было достаточно профильных знаний, чтобы справляться самим. Это была одна из причин, по которой их отправили в Восе — они отработали свое условно-досрочное освобождение как в восстановлении, так и в лечении пострадавших рабочих. Даже если конструктиконы зарабатывали достаточно времени, чтобы покинуть город, Рэтчет не мог понять, почему они были здесь сейчас, даже только четверо из них — Рэтчет предположил, что Лонг Хоул и Миксмастер остались на случай, если кому-то в Восе понадобится медик, но это все еще оставляло вопрос о присутствии остальных четырех. — Привет? — белый медик заговорил, его замешательство было очевидно, пока он наблюдал, как конструктиконы немного рассредоточились. Скайвенджер робко подошел к Уилджеку, Бонкрашер подошел к Хаунду, а Хук и Скрепер двинулись к Рэтчету. — Надеюсь, мы не помешали, — сказал Скрепер. — Это была наша первая возможность приехать сюда, и расписание показывало, что у вас затишье. — Продолжил за него Хук, — Мы просто не знали, когда у нас будет еще один шанс позволить им встретиться с представителями их вида и Скайвенджер упорно просился, приходя сюда в течение многих лет. Рэтчет нахмурился. — О чем ты… говоришь… — Он замолчал, взглянув на двух конструктиконов, которые отделились от группы, и его оптика прояснилась, когда он понял. То, как Уилджек в шоке уставился на Скайвенджера, а Хаунд — на Бонкрашера, говорило само за себя. Взгляд Рэтчета метнулся обратно к Хуку и Скреперу. — Они…?! Тот кивнул. — Мы их спрятали, — объяснил он. — Это было не так уж и трудно, поскольку все остальные имеют научную или медицинскую подготовку. Вчетвером мы смогли держать их искры под контролем, так что никто ничего не заподозрил. — Только потому, что мы услышали о Хаунде и Уилджеке и о вашей работе по их принятию, Скайвенджер и Бонкрашер почувствовали себя в безопасности, — заявил Хук. — Когда мы услышали, что ты охотно согласился также стать их носителем, Скайвенджер принялся чрезвычайно доставать, чтобы найти время прийти. Они готовы принять участие в исследовании, если это необходимо. Он скрестил руки на грудной броне и кивнул двум коллегам-конструкторам. — Они также готовы объявить о том, чтобы получить признание, которое получила ваша пара. Они просто хотели, чтобы ты, Хаунд и Уилджек узнали первыми. Рэтчет склонил шлем набок, заинтригованный выбором слов Хука. — Ты все время говоришь «они», — заметил он. — А вы — нет…? Скрепер покачал шлемом и ответил, — нет, нет, только эти двое. Остальные четверо — обычные мехи. Уголок рта Хука приподнялся в кривой полуулыбке. — У Кристал-Сити были с ними серьезные проблемы еще до войны. Я был носителем Скайвенджера. Миксмастера — Бонкрашер. Мы… справлялись намного лучше, чем большинство, возможно, потому, что у нас был Скрепер и Лонг Хоул, чтобы помочь нам восстановиться и позже воспитать их. Рэтчет оглянулся на четырех мехов, о которых шла речь, и наблюдал, как они оживленно разговаривают, Возбуждение Уилджека и Хаунда было почти осязаемым. Он тоже был взволнован этим открытием. Автоботы надеялись, что, открыто приняв двух кукулидов, они смогут выманить из укрытия всех, кто еще остался в живых после войны, но никто, и меньше всего сами Хаунд и Уилджек, не мог надеяться, что кто-то из их вида все еще остался, не после активных попыток уничтожить их во время золотого века, кажущейся бесконечной войны, которая опустошила всю их планету, и краха режима десептиконов, который унес еще больше жизней. Шансы были астрономические, но они были. У Праймуса действительно было странное чувство юмора, и, к счастью, не всегда садистское. Пока он, Хук и Скрепер наблюдали за четырьмя возбужденно болтающими кукулидами, в процессоре у Рэтчета мелькнула мысль, и медик задумчиво погладил подбородок. Спустя клик он заговорил, — вы знаете. — Двое конструктиконов обратили внимание на него. — Я, наверное, смогу перевести Свупа в Вос. Его обучение продвинулось достаточно, чтобы он мог получить некоторый опыт работы самостоятельно с несколькими младшими медиками под его началом. И с его приходом в клинику Воса, освободит вас шестерых, чтобы прийти сюда. Рэтчет кивнул четырем мехам. — Персептор и Скайфайр были бы рады возможности сравнить нашу информацию о Хаунде и Уилджеке с другой парой, и я уверен, что они будут рады возможности чаще встречаться со Скайвенджером и Бонкрашером. Кроме того, я знаю, что Грэпл готовится начать восстановление академий, поэтому я уверен, что он мог бы воспользоваться вашей помощью. Это будет учитываться в ваших трудовых циклах. — Медик сделал паузу на наноклик, прежде чем закончить, — и, учитывая мое нынешнее состояние, я бы не сказал «нет» некоторому пониманию относительно вынашивания яйца до срока, если вы будете готовы предоставить эту информацию. Наконец он оторвал взгляд от двух — двух пар кукулид и посмотрел на Хука и Скрепера, которые смотрели друг на друга, явно обдумывая его предложение. После клика Скрепер ответил, — нам нужно обсудить это с Миксмастером и Лонг Хоулом, но… Когда Хук кивнул, он снова повернулся к Рэтчету. — Думаю, это понравится всем. Медик хлопнул в ладоши и ухмыльнулся. — Ну, тогда давайте спустимся в лабораторию и официально представимся друг другу. Скайфайр снесет яйцо, когда услышит об этом. Когда семь мехов вышли из клиники, а Рэтчет задержался, чтобы включить коммуникатор и сообщить, если кто-то войдет и будет нуждаться в нем, белый медик вспомнил об экстраординарной серии событий, кульминацией которых стало это выдающееся и неожиданное заключение. Было почти головокружительно думать о множестве способов, которыми каждое отдельное событие могло пойти не так, начиная с тех времен, когда Хаунд и Уилджек сами были просто спарками. Если бы они одним орном так и не встретились в Праксусе, если бы Уилджек не решил изучать науку и медицину, если бы кто-то, кроме Рэтчета, вошел в ангар той роковой ночью, если бы автоботы предпочли просто изгнать их, а не позволить им объясниться, если бы они не пытались понять друг друга — количество возможных путей и количество неблагоприятных исходов, которыми история двух кукулидов могла развиваться или заканчиваться, было почти непостижимо. Но они нашли правильный путь — все. Нашли его и не отступили. Рэтчет часто удивлялся тому, как странно устроена вселенная. Действительно ли все, что произошло за последние десять лет, было частью плана Праймуса, или он просто решил подтолкнуть их и посмотреть, куда они пойдут? Рэтчет знал, что они никогда не узнают наверняка и у них не было никакого способа узнать, что ждет их в будущем. Все, что он мог сделать — все, что мог сделать каждый из них, — это продолжать идти по тропе, которую он выбрал. Дорога была длинной, и в ней наверняка будет еще больше изгибов, поворотов и ям, но на этот раз никто из них больше не был одинок в преодолении опасностей. Монстров в тени больше не было, и никому больше не нужно было переносить темноту в одиночку. Это знание, если не что-то еще, в конце концов, дало Рэтчету необходимую уверенность, что он-они все будут в порядке.