После бури (тот, кого я всегда жду)

Нета-Дун Корабль пришел в Нета-Дун на рассвете четвертого дня после памятной ночи. Я рассудила, что Велета и дружина должны узнать о случившемся как можно скорее. А не то решат cнаряжать корабль в поход нас искать. Найти не найдут, только зря беду в зимнем море накличут. Вместе с Яруном мы пошли к Плотице. Я боялась, что он решит ждать, пока воевода не придет в себя. Думала, что откажет, заворчит про гневное море за разливом. Кормщик слушал внимательно и, к моему удивлению, согласился отплыть с кметями в Нета-Дун. Год повернул к зиме, корабль Оладьи нашими силами на берег было не вытащить, а вести за собой без мачты, сломленной в буре, тем более невозможно. Все добро кмети перенесли под нашу палубу, а второй корабль было решено пока оставить. Ярун нарочно уговорил Плотицу подойти к Нета-Дуну, когда заря только занималась, чтобы от волнения не лишилась рассудка Велета. Знал от меня, как вскинула руки к щекам, как испугалась, когда недосчиталась Славомира на борту в тот злосчастный поход. Понимал побратим мой, что ждала его любимая Мстивоя и меня, что, верно, все глаза выплакала, когда ни до бури, ни после нее знакомый корабль так и не показался у горизонта. Ночные сторожи заметили в полутьме судно только когда оно приблизилось к берегу. Вмиг весть о долгожданном корабле слетела к дружине. Кмети высыпали во внутренний двор и их гомон тотчас разбудил только под утро задремавшую Велету. Среди первых выскочила она к воротам, отпираемым в неурочный час. Выбежала и оторопела. Кого угодно ожидала увидеть моя подруженька, только не ненаглядного своего Яруна, о котором думала еженощно, укачивая сыновей или ворочаясь на лавке без сна. Побратим мой стоял за воротами и не смел шагу вперед ступить. Думал, а как прогонит снова? Но слишком долго Велета маялась без любимого, тяжкие думы перебрала одну страшнее другой за последние дни. Вмиг забыла все обиды, залилась слезами и на шею Яруну бросилась. — Где Бренн? Зимушка? Живы ли? — Велета была сама не своя, с надеждой заглядывала в глаза Яруну. Мимо хромая прошел Плотица и усмехнулся: — Это ты верно придумал на рассвете явиться. Того гляди упала бы Велета без памяти где стояла, кабы издали корабль заметила. Объясняйся потом с Мстивоем, как это мы сестрицу его названую не уберегли… Ярун осушил слезы на ее щеках, взял руки Велеты в свои и, любуясь ею, стал рассказывать: — Воевода жив, ничто более не грозит ему. Было и минуло. Если бы не Зимушка, не видать нам доброго исхода. Мы с ней Мстивоя нашли, в плену у Оладьи был… едва успели. Да они сами лучше расскажут, вот подлечит его Зимка, будет тебе страшных басен к ночи. Велета от страха забыла дышать, прижалась к побратиму да только тут сообразила, что над всходом сынки ее остались одни. Потянула Яруна за собой, повела к детям. Второй раз в жизни он поднимался по этим ступеням. Когда-то Велета лечила здесь его зашибленный локоть, а теперь… теперь здесь жили его сыновья. Потом рассказывал мне, что ступени все не кончались. Будто вечно поднимался он, следуя за торопящейся Велетой. Наконец, она отворила дверь. Крепкие, румяные, дети мирно спали на той самой лавке, где когда-то я прижималась бессонными ночами к сестре воеводы. Она взглядом позвала робеющего Яруна приблизиться. Долго он стоял над спящими сыновьями, обняв жену и привыкая к тому, что он теперь ни много ни мало — отец. И целый мир померк вокруг, замерев подле их тихого счастья.